Литература 9 класс. Учебник-хрестоматия для школ с углубленным изучением литературы - Коллектив авторов

Чем же привлек Твардовского этот самый, казалось бы, обыкновенный характер? Прежде всего тем, что он воплотил в себе тот массовый героизм, который был свойствен бойцам Великой Отечественной. Теркин – солдат, но не такой солдат, как немец – профессиональный служака, убийца по воле Гитлера. Это обыкновенный русский человек, поставленный перед необходимостью защищать свою Родину от врага. Для него война – не призвание, а суровая необходимость, и не случайно Твардовский неоднократно пользуется выражениями «ратный труд», «война – работа». В общем, Теркин типичен для нашей страны, для нашей армии. Но все-таки что-то делает его именно героем, выделяет из ряда остальных. Это – черты русского национального характера, которые развиты в нем в сильнейшей степени. Теркин бесстрашен, но не безрассудно, а с умом; обратите внимание на этот эпизод, где Теркин сбивает вражеский самолет. Он никогда не теряет присутствия духа и даже в самые тяжелые моменты, во время окружения и отступления, повторяет «одну политбеседу»:

– Не унывай.Не взорвемся, так прорвемся,Будем живы – не помрем,Срок придет, назад вернемся,Что отдали – все вернем.

Образ Теркина во многом восходит к образу находчивого, смелого и сметливого солдата русских народных сказок. А какой же русский солдат без чувства юмора, спасающего в самые тяжелые часы войны? Не случайно уже в первых строчках поэмы Твардовский подчеркивает это обстоятельство:

Жить без пищи можно сутки,Можно больше, но поройНа войне одной минуткиНе прожить без прибаутки,Шутки самой немудрой.

Чем же кроме этого подкупает читателя образ Теркина? Вероятно, не в последнюю очередь тем, что он подан автором без идеологического нажима. Он близок каждому тем, что наделен обычными человеческими качествами. Даже свои глубоко патриотические взгляды Теркин высказывает как бы между прочим, к слову – по поводу, скажем, того, что его товарищ потерял кисет с табаком.

– Без кисета, несомненно,Ты боец уже не тот.Раз кисет – предмет военный,На-ко мой, не подойдет?

Принимай, я – добрый парень,Мне не жаль. Не пропаду.Мне еще пять штук подарятВ наступающем году.

Тот берет кисет потертый,Как дитя, обновке рад…

И тогда Василий ТеркинСловно вспомнил:– Слушай, брат,

Потерять семью не стыдно —Не твоя была вина.Потерять башку – обидно,Только что ж, на то война.

Потерять кисет с махоркой,Если некому пошить,Я не спорю, – тоже горько,Тяжело, но можно жить.

Пережить беду-проруху,В кулаке держать табак.Но Россию, мать-старуху,Нам терять нельзя никак.

Наши деды, наши дети,Наши внуки не велят.Сколько лет живем на свете?Тыщу?.. Больше! То-то, брат!

Популярность образа Теркина в дни войны, да и после нее, была огромна. Совсем разные люди «узнавали» в Теркине своих однополчан, писали автору письма с просьбой точно указать, в какой армии, в какой дивизии или полку служил его герой. В общем, можно сказать, что Твардовскому, как никому другому, удалось выразить в своей «Книге про бойца» представление о русском национальном характере на войне.

Прочитайте внимательно эту поэму Твардовского, сопоставьте ее с тем, что рассказывают о войне очевидцы, и вы поймете, почему это так.

В «Василии Теркине» есть и еще один герой, незаметный на первый взгляд. Это – лирический герой-повествователь, который чрезвычайно близок к своему персонажу по мировоззрению, по восприятию войны, по чувству юмора и чувству высокого патриотизма. Не случайно Твардовский замечал: «То, что молвить бы герою, / Говорю я лично сам». В многочисленных авторских отступлениях, развертывающихся иногда на целую главку (они так и называются: «От автора», «О себе»), поэт выражает высокий пафос патриотизма, размышляет о судьбе Родины, о войне, о психологии русского воина-труженика, о судьбе личности в той мировой катастрофе, какой явилась Вторая мировая война. Обязательно обратите внимание на эти главки, они помогут лучше уяснить смысл «Книги про бойца».

«Василий Теркин» – великое произведение великого русского поэта, сравнимое по силе эмоционального воздействия, по силе выражения патриотического пафоса, по глубине раскрытия русского национального характера разве что с «Войной и миром» Л. Н. Толстого.

После войны А. Т. Твардовскому приходило много писем с предложениями написать историю Теркина после войны. Но он решительно и последовательно от этого отказывался, не видя в этом поэтической необходимости: Теркин был хорош в свое время и на своем месте. Но случилось так, что поэту пришлось еще раз возвратиться к образу Теркина, – правда, в особых условиях и по особым причинам…

Те явления в нашей отечественной жизни, которые особенно ярко проявились после войны – бюрократизм, атмосфера всеобщей подозрительности, постепенное лишение личности ее прав и свобод, – заставили Твардовского в конце 50-х – начале 60-х годов написать поэму «Теркин на том свете». Характер Теркина в ней почти не переменился, но изменилась его функция: он стал олицетворением живой жизни, упрямо противостоящей всякого рода мертвечине. Используя фантастический и аллегорический сюжет, Твардовский в своей новой поэме отразил «мир загробный», то есть те явления реальной советской действительности, которые прямо противостояли не только принципам свободы и демократии, но и всему национальному складу и духу свободолюбивого русского народа. «Теркин на том свете» – это прежде всего сатирическое произведение, где значительную роль играют гротеск, гипербола, фантастика. Вспомните, что означают эти термины.

Твардовский, обладавший талантом большого художника, сумел сочетать в своей поэме глубину социально-философских обобщений со здоровым юмором. Многие места этой поэмы невозможно читать без искреннего смеха. А все дело в том, что Твардовский нашел остроумную форму «организации» загробного мира. В нем на первый взгляд все как в мире живых: есть партийные собрания, разделение того света на социалистический и капиталистический, есть даже оклад, паек, не говоря уже о том, что загробный мир представляет собой развернутую номенклатурную структуру:

Кто в Системе, кто в Сети —Тоже Сеть густая.Да помимо той Сети,В целом необъятной, —Сколько в Органах – сочти.

Словом, форма есть, и даже в избытке, а жизни нет. Оклад и паек оказываются «условными»: «Обозначено в меню, / А в натуре нету»; табак – без дыма и т. п. Нет жизни – нет и никакой осмысленной деятельности: никто не работает, зато все чем-то руководят, а собственно приметы живой жизни оказываются здесь совершенно лишними: «Нам бы это все мешало: / Уголь, сталь, зерно, стада…»

Образ живой жизни, которой нет в загробном мире, сконцентрирован Твардовским в образе воды – одном из любимейших его образов (вспомните, например, первые строки «Василия Теркина»). Мотив воды проходит через всю поэму, но в загробном мире «Потому воды и нету, / Что, понятно, спросу нет».

«Вечный покой», с которым обыкновенно связывается представление о загробном мире, оборачивается тут ненужной суетой, бесплодным, но регламентированным времяпрепровождением. «Память, как ты ни горька, / Будь зарубкой на века!» – восклицает автор в конце этого фрагмента. Но – и это следует особо подчеркнуть – Твардовский в изображении сталинского режима соблюдает известную меру и такт, не торопится с обличением того, что в данный момент обличают все, и резонно замечает:

Да и мы о том, былом,Речь замнем покамест,Чтоб не быть иным числом —Задним – смельчаками.

Задумайтесь над этими словами – они чрезвычайно актуальны сейчас, во время, во многом похожее на то, в которое был написан «Теркин на том свете».

Остается сказать еще несколько слов о поэтическом мастерстве А. Т. Твардовского, но его, я думаю, вы уже почувствовали сами. Принцип «Вот стихи, а все понятно, / Все на русском языке» – главный поэтический принцип Твардовского. Его стих необычайно прост, легок и естествен, но никогда не легковесен. По его же собственным словам, тут «ни убавить, ни прибавить», а это и есть признак настоящей поэзии. Поэт не поражает читателя яркими сравнениями, метафорами, его интонация – это всегда интонация естественной человеческой речи, максимально приближенной к речи народной. Сила стиха мастера именно в этой простоте и естественности, в огромной точности любого поэтического слова или образа.

Теркин на том свете

Главы из поэмы

Тридцати неполных лет —Любо ли не любо —Прибыл ТеркинНа тот свет,А на этомУбыл.

Убыл-прибыл в поздний часНочи новогодней.Осмотрелся в первый разТеркин в преисподней…

Так пойдет – строка в строку —Вразворот картина.Но читатель начеку:– Что за чертовщина!

– В век космических ракет,– Мировых открытий —– Странный, знаете, сюжет.– Да, не говорите!..

– Ни в какие ворота.– Тут не без расчета…– Подоплека не проста.– То-то и оно-то…

И держись: наставник строг —Проницает с первых строк…

Ах, мой друг, читатель-дока,Окажи такую честь:Накажи меня жестоко,Но изволь сперва прочесть.

Не спеши с догадкой плоской,Точно критик-грамотей,Всюду слышать отголоскиНедозволенных идей.

И с его лихой ухваткойПодводить издалека —От ущерба и упадкаПрямо к мельнице врага.

И вздувать такие страстиИз запаса бабьих снов,Что грозят Советской властиПотрясением основ.

Не ищи везде подвоха,Не пугай из-за куста.Отвыкай. Не та эпоха —Хочешь, нет ли, а не та!

И доверься мне по старойДоброй дружбе грозных лет:Я зазря тебе не стануБайки баять про тот свет.

Суть не в том, что рай ли с адом,Черт ли, дьявол – все равно:Пушки к бою едут задом, —Это сказано давно…

Стрелка «Вход».А «Выход»?Нет.Ясно и понятно:Значит, пламенный привет, —Путь закрыт обратный.

Значит, так тому и быть,Хоть и без привычки.Вот бы только нам попитьГде-нибудь водички.

От неведомой жарыВ горле зачерствело.Да потерпим до поры,Не в новинку дело…

И едва за стрелкой онПовернул направо —Меж приземистых колонн —Первая застава.

Тотчас все на карандаш:Имя, номер, дату.– Аттестат в каптерку сдашь, —Говорят солдату.

Удивлен весьма солдат:– Ведь само собою —Не положен аттестатНам на поле боя.

Раз уж я отдал концы —Не моя забота.– Все мы, братец, мертвецы,А порядок – вот он.

Для того ведем делаСтрого – номер в номер, —Чтобы ясность тут была,Правильно ли помер.

Ведь случалось иногда —Рана несмертельна,А его зашлют сюда,С ним возись отдельно.

Помещай его сперваВ залу ожиданья…(Теркин мельком те словаПринял во вниманье.)

– Ты, понятно, новичок,Вот тебе и дико.А без формы на учетВстань у нас поди-ка.

Но смекнул уже солдат:Нет беды великой.То ли, се ли, а назадВороти поди-ка.

Осмелел, воды спросил:Нет ли из-под крана?На него, глаза скосив,Посмотрели странно.

Да вдобавок говорят,Усмехаясь криво:– Ты еще спросил бы, брат,На том свете пива…

И довольны все кругомШуткой той злорадной.

Повернул солдат кругом:– Будьте вы неладны…

Позади Учетный стол,Дальше – влево стрелки.Повернул налево – стоп,Смотрит: Стол проверки.

И над тем уже Столом —Своды много ниже,Свету меньше, а кругом —Полки,Сейфы,Ниши;

Да шкафы,Да вертлюгиСзади, как в аптеке;Книг толстенных корешки,Папки,Картотеки.

И решеткой обнесенЭтот Стол кромешныйИ кромешный телефон(Внутренний, конечно).

И доносится в тишиТочно вздох загробный:– Авто-био опишиКратко и подробно…

Поначалу на рожонТеркин лезть намерен:Мол, в печати отражен,Стало быть, проверен.

– Знаем: «Книга про бойца».– Ну так в чем же дело?– «Без начала, без конца» —Не годится в «Дело».

Но поскольку я мертвец…– Это толку мало.– …то не ясен ли конец?– Освети начало.

Уклоняется солдат:– Вот еще обуза:Там же в рифму все подряд,Автор – член союза…

– Это – мало ли чего,Той ли меркой мерим.Погоди, и самогоАвтора проверим…

Видит Теркин, что уж тутИ беда, пожалуй:Не напишешь, так пришьютОт себя начало.

Нет уж, лучше, если сам.И у спецконторкиПримостившись, написалАвто-био Теркин…

Стол проверки бросил взглядНа его работу:– Расписался?То-то, брат.Следующий – кто там?

Впрочем, стой. —Перелистал,Нет ли где помарок.

– Фотокарточки представьВ должных экземплярах…

Докажи тому Столу:Что ж, как не запасся,Как за всю войну в тылуНе был ты ни часа.

– До поры была со мнойКарточка из дома —Уступить пришлось одной,Скажем так,Знакомой…

Но суров закон Стола,Голос тот усопший:– Это личные дела,А порядок общий.

И такого никогдаНе знавал при жизни —Слышит:– Палец дай сюда,Обмакни да тисни.

Передернуло всего,Но махнул рукою.– Палец? Нате вам его.Что еще другое?..

Теркин мыслит: как же быть,Где искать начало?

«Не мешай руководить!» —Надпись подсказала.

Что тут делать?НаконецНабрался отваги —Шасть к прилавку, где мертвецПодшивал бумаги.

Мол, приписан к вам в запасВечный – и посколькуНахожусь теперь у вас,Мне бы, значит, койку…

Взглядом сонным и чужимТот солдата смерил,Пальцем – за́ ухо – большимУказал на двериВ глубине.

Солдат – туда,Потянул за ручку.Слышит сзади:– Ах, бедаС этою текучкой…

Там за дверью первый стол, —Без задержки следуй —Тем же, за́ ухо, перстомПереслал к соседу.

И вели за шагом шагЭти знаки всуе,Без отрыва от бумагДальше указу я.

Но в конце концов ответБыл членораздельный:– Коек нет. Постели нет.Есть приклад постельный.

– Что приклад?На кой он ляд?Как же в этом разе?– Вам же ясно говорят:Коек нет на базе.

Вам же русским языком…Простыни в просушке.Можем выдать целикомСтружкиДля подушки.

Соответственны словаДревней волоките:Мол, не сразу и Москва,Что же вы хотите?

Распишитесь тут и там,Пропуск ваш отмечен.Остальное – по частям.– Тьфу ты! – плюнуть нечем.

Смех и грех:Навек почить,Так и то на делеБыло б легче получитьПлощадь в жилотделе.

Да притом, когда б живойСлышал речь такую,Я б ему с его «Москвой»Показал другую.

Я б его за те словаСпосылал на базу.Сразу ль, нет ли та «Москва»,Он бы понял сразу!

Я б ему еще вкатилПо гвардейской норме,Что такое фронт и тыл —Разъяснил бы в корне…

И уже хотел уйти,Вспомнил, что, пожалуй,Не мешало б занестиВывод в книгу жалоб.

Но отчетлив был ответНа вопрос крамольный:– На том свете жалоб нет,Все у нас довольны…

Помещенья вроде ГУМа —Ходишь, бродишь, как дурной.Только нет людского глума —Всюду вечный выходной.

Сбился с ног, в костях ломота,Где-нибудь пристать охота.

* * *

Галереи – красота,Помещений бездна,Кабинетов до черта,А солдат без места.

Знать не знает, где привалМаеты бессонной,Как тот воин, что отсталОт своей колонны.

Догони – и с плеч гора,Море по колено.Да не те все номера,Знаки и эмблемы.

Неизвестных столько лиц,Все свои, все дома.А солдату – попадисьХоть бы кто знакомый.

Всем по службе, недосуг,Смотрят, не вникая…И не ждал, не думал – вдругВстреча.Да какая!

* * *

В двух шагах перед тобойДруг-товарищ фронтовой.

Тот, кого уже и встретитьТы не мог бы в жизни сей.

Но и там – и на том свете —Тоже худо без друзей…

Повстречал солдат солдата,Друга памятных дорог,С кем от Бреста брел когда-то,Пробираясь на восток.

С кем расстался он, как с другомРасстается друг-солдат,Второпях – за недосугомСовершить над ним обряд.

Не посетуй, что причалишьК месту сам, а мне – вперед.Не прогневайся, товарищ.И не гневается тот.

Только, может, в миг               прощальный,Про себя, живой солдатТот безропотно-печальныйИ уже нездешний, дальний,Протяженный в вечность взглядНавсегда в душе отметит,Хоть уже дороги врозь…

– Друг-товарищ, на том                       свете —Вот где встретиться пришлось…Вот он – в блеклой гимнастеркеБез погон —Из тех времен.«Значит, все, – подумал                      Теркин, —Я – где он.И все – не сон».

– Так-то брат… —Слова излишни.Поздоровались. Стоят.Видит Теркин: друг давнишнийВстрече как бы и не рад.

По какой такой причине —На том свете ли обвык,Или, может, старше в чинеОн теперь, чем был в живых?

– Так-то, Теркин…– Так, примерно:– Не понять – где фронт, где                                   тыл.В окруженье – в сорок                            первом —Хоть какой, но выход был.

Был хоть суткам счет надежный,Был хоть запад и восток,Хоть в пути паек подножный,Хоть воды, воды глоток!

Отоспись в чащобе за день,Ночью двигайся. А тут?Дай хоть где-нибудь присядем —Ноги в валенках поют…

Повернули с тротуараВ глубь задворков за углом,Где гробы порожней таройБыли свалены на слом.

Размещайся хоть на дневку,А не то что на привал.– Доложи-ка обстановку, —Как сказал бы генерал.

Где тут линия позиций, —Жаль, что карты нет со мной, —Ну, хотя б – в каких границахРасположен мир иной?..

Генерал ты больно скорый,Уточнился бы сперва:Мир иной – смотря который, —Как-никак их тоже два.

И от ног своих разутых,От портянок отвлечен,Теркин – тихо:– Нет, без шуток?.. —– Тот едва пожал плечом.

– Ты-то мог не знать —                      заглазно.Есть тот свет,Где мы с тобой,И, конечно, буржуазныйТоже есть, само собой.

Всяк свои имеет стеныПри совместном потолке,Два тех света,Две системы,И граница на замке.

Тут и там свои уставыИ, как водится оно, —Все иное – быт и нравы…

– Да не все ли здесь равно?– Нет, брат, – все тому                        подобно,Как и в жизни – тут и там.

– Но позволь: в тиши                       загробнойТоже – труд, и капитал,И борьба, и все такое?..

– Нет, зачем. Какой же труд,Если вечного покояОбстановка там и тут.

– Значит, как бы в оборонеЗагорают – тут и там?– Да. И, ясно, прежней ролиНе играет капитал.

Никакой ему лазейки,Вечность вечностью течет.Денег нету ни копейки,Капиталу только счет.

Ну, а в части распорядка —Наш подъем – для них отбой,И поверка и зарядкаВ разный срок, само собой.

Вот и все тебе известно,Что у нас и что у них.

– Очень, очень интересно… —Теркин в горести поник.

– Кто в иную пору прибыл,Тот как хочешь, а по мне —Был бы только этот выбор, —Я б остался на войне.

На войне о чем хлопочешь?Ждешь скорей ее конца.Что там слава или почестьБез победы для бойца.

Лучше нет – ее, победу,Для живых в бою добыть.И давай за ней по следу,Как в жару к воде – попить.

Не о смертном думай часе —В нем ли главный интерес:Смерть —Она всегда в запасе,Жизнь —Она всегда в обрез.

– Так ли, друг?– Молчи, вояка,Время жизни истекло.– Нет, скажи: и так, и всяко,Только нам не повезло.

Не по мне лежать здесь лежнем,Да уж выписан билет.Ладно, шут с ним, с зарубежным,Говори про наш тот свет.

– Что ж, вопрос весьма                         обширен.Вот что главное усвой:Наш тот свет в загробном                          мире —Лучший и передовой.

И поскольку уготованВсем нам этак или так,Он научно обоснован, —Не на трех стоит китах.

Где тут пекло, дым иль копотьИ тому подобный бред?– Все же, знаешь, сильно                             топят, —Вставил Теркин, – мочи нет.

– Да не топят, зря не сетуй,Так сдается иногда,Кто по-зимнему одетыйТранспортирован сюда.

Здесь ни холодно, ни жарко —Ни полена дров, учти.Точно так же – райских парковДаже званья не найти.

С басней старой все несходно —Где тут кущи и сады?– А нельзя ль простой,                       природнойГде-нибудь глотнуть воды?

– Забываешь, Теркин, где ты,Попадаешь в ложный след:Потому воды и нету,Что, понятно, спросу нет.

Haш тот свет организованС полной четкостью во всем:Распланирован по зонам,По отделам разнесен.

Упорядочен отменно —Из конца пройди в конец.Посмотри:Отдел военный,Он, понятно, образец.

Врать привычки не имею,Ну а ежели соврал,Так на местности виднее, —Поднимайся, генерал…

И в своем строю лежачемИм предстал сплошной грядойТот Отдел, что обозначенБыл армейскою звездой.

Лица воинов спокойны,Точно видят в вечном сне,Что, какие были войны,Все вместились в их войне.

Отгремел их край передний,Мнится им в безгласной мгле,Что была она последней,

Эта битва на земле;Что иные поколеньяВсех пребудущих годовНе пойдут на пополненьеСкорбной славы их рядов…

– Четкость линий и дистанций,Интервалов чистота…А возьмиОтдел гражданский —Нет уж, выправка не та.

Разнобой не скрыть известный —Тот иль этот пост и вес:Кто с каким сюда оркестромБыл направлен или без…

Кто с профкомовской путевкой,Кто при свечке и кресте.Строевая подготовкаНе на той уж высоте…

Теркин будто бы рассеян, —Он еще и до войныДань свою отдал музеямПод командой старшины.

Там соха иль самопрялка,Шлемы, кости, древний кнут, —Выходного было жалко,Но иное дело тут.

Тут уж верно – случай редкийВсе увидеть самому.Жаль, что данные разведкиНе доложишь никому.

Так, дивясь иль брови хмуря,Любознательный солдатСозерцал во всей натуреТот порядок и уклад…

Миновал костяшки эти,Рядом – тоже не добро:Заседает на том светеПреисподнее бюро.

Здесь уж те сошлись, должно                                  быть,Что не в силах поборотьЗаседаний вкус особый,Им в живых изъевший плоть.

Им ни отдыха, ни хлеба, —Как усядутся рядком,Ни к чему земля и небо —Дайте стены с потолком.

Им что ведро, что ненастье,Отмеряй за часом час.Целиком под стать их страстиВечный времени запас.

Вот с величьем натуральнымНад бумагами склонясь,Видно, делом персональнымЗанялися – то-то сласть.

Тут ни шутки, ни улыбки —Мнимой скорби общий тон.Признает мертвец ошибкиИ, конечно, врет при том.

Врет не просто скуки ради,Ходит краем, зная край.Как послушаешь – к наградеПрямо с ходу представляй.

Но позволь, позволь, голубчик,Так уж дело повелось,Дай копнуть тебя поглубже,Просветить тебя насквозь.

Не мозги, так грыжу вправить,Чтобы взмокнул от жары,И в конце на вид поставитьПо условиям игры…

Стой-постой!Видать персону.Необычный индивидСам себе по телефонуНа два голоса звонит.

Перед мнимой секретаршейТем усердней мечет лесть,Что его начальник старший —Это лично он и есть.

И упившись этим тоном,Вдруг он, голос изменив,Сам с собою – подчиненным —Наставительно учтив.

Полон власти несравнимой,Обращенной вниз, к нулю,И от той игры любимойМякнет он, как во хмелю…

Отвернувшись от болванаС гордой истовостью лиц,Обсудить проект романаЧлены некие сошлись.

Этим членам все известно,Что́ в романе быть должноИ чему какое местоНаперед отведено.

Изложив свои наметки,Утверждают по томам.Нет – чтоб сразу выпить водки,Закусить —И по домам.

Дальше – в жесткой оборонеОчертил запретный кругКандидат потустороннихИли доктор прахнаук.

В предуказанном порядкеКнижки в дело введены,В них закладками цитаткиДля него застолблены.

Вперемежку их из книжекНа живую нитку нижет,И с нее свисают внизМертвых тысячи страниц…

Вечный сон.Закон природы.Видя это все вокруг,Своего экскурсоводаТеркин спрашивает вдруг:

– А какая здесь работа,Чем он занят, наш тот свет?То ли, се ли – должен кто-тоДелать что-то?– То-то – нет.

В том-то вся и закавыкаИ особый наш уклад,Что от мало до великаВсе у насРуководят.

– Как же так – без                  производства, —Возражает новичок, —Чтобы только руководство?– Нет, не только.И учет.

В том-то, брат, и суть вопроса,Что темна для простаков:Тут ни пашни, ни покоса,Ни заводов, ни станков.

Нам бы это все мешало —Уголь, сталь, зерно, стада…

– Ах, вот так! Тогда, пожалуй,Ничего. А то беда.Это вроде как машинаСкорой помощи идет:Сама режет, сама давитСама помощь подает.

– Ты, однако, шутки этиПро себя, солдат, оставь.– Шутки!Сутки на том свете —Даже к месту не пристал.

Никому бы не мешая,Без бомбежки да в теплеМне поспать нужда большаяС недосыпу на земле.

– Вот чудак, ужели трудноУяснить простой закон:Так ли, сяк ли – беспробудныйТы уже вкушаешь сон.Что тебе привычки тела?Что там койка и постель?..

– Но зачем тогда отделы,И начальства корпус целый,И другая канитель?

Тот взглянул на друга хмуро,Головой повел:– Нельзя.– Почему?– Номенклатура. —И примолкнули друзья.

Теркин сбился, огорошенТочно словом нехорошим.

* * *

Все же дальше тянет нить,Развивая тему:– Ну, хотя бы сократитьДанную Систему?Поубавить бы чуток,Без беды при этом…– Ничего нельзя, дружок.Пробовали.Где там!

Кадры наши, не забудь,Хоть они лишь тени,Кадры заняты отнюдьНе в одной Системе.

Тут к вопросу подойти —Штука не простая:Кто в Системе,Кто в Сети —Тоже Сеть густая.

Да помимо той Сети,В целом необъятной,Сколько в Органах – сочти!– В Органах – понятно.

– Да по всяческим Столам– Список бесконечный,В Комитете по деламПерестройки Вечной…

Ну-ка, вдумайся, солдат,Да прикинь, попробуй:Чтоб убавить этот штат —Нужен штат особый.

Невозможно упредить,Где начет, где вычет.Словом, чтобы сократить,Нужно увеличить…

– Пообвыкнешь, новичок,Будет все терпимо:Как-никак – оклад, паекИ табак без дыма…

Теркин слышит, не поймет —Вроде, значит, кормят?– А паек загробный тот– По какой же норме?

– По особой. ПояснюПостановку эту:Обозначено в меню,А в натуре нету.

– Ах, вот так… —Глядит солдат,Не в догадку словно.– Ну, еще точней, окладИ паек условный.

На тебя и на меняЧислятся в расходе.– Вроде, значит, трудодня?– В некотором роде…

Все по форме: распишись —И порядок полный.– Ну, брат, это же – не жизнь!– Вон о чем ты вспомнил.

Жизнь!И слушать-то чудно:Ведь в загробном миреЖизни быть и не должно, —Дважды два – четыре…

* * *

И на Теркина солдатКак-то сбоку бросил взгляд.Так-то близко, далеко лиНовый видится квартал.

Кто же там во власть покояПеред вечностью предстал?

– Любопытствуешь?– Еще бы. Постигаю мир иной.– Там отдел у нас                       Особый,Так что – лучше стороной…

– Посмотреть бы тоже ценно.– Да нельзя, поскольку онНи гражданским, ни военнымЗдесь властям не подчинен.

– Что ж, Особый есть                   Особый. —И вздохнув примолкли оба.

* * *

…Там – рядами по годамШли в строю незримомКолыма и Магадан,Воркута с Нарымом.

За черту из-за черты,С разницею малой,Область вечной мерзлотыВ вечность их списала.

Из-за проволоки тойБелой-поседелой —С их особою статьей,Приобщенной к делу…

Кто, за что, по воле чьей —Разберись, наука.Ни оркестров, ни речей,Вот уж где – ни звука…

Память, как ты ни горька,Будь зарубкой на века!............................– Кто же все-таки за гробомУправляет тем Особым?

– Тот, кто в этот комбинатНас послал с тобою.С чьим ты именем, солдат,Пал на поле боя.

Сам не помнишь? Так печатьДонесет до внуков,Что ты должен был кричать,Встав с гранатой. Ну-ка?

– Без печати нам с тобойЗнато-перезнато,Что в бою – на то он бой —Лишних слов не надо;

Что вступают там в праваИ бывают кстатиБольше прочих те слова,Что не для печати…

Так идут друзья рядком.Вволю места думамИ под этим потолком,Сводчатым, угрюмым.

Теркин вовсе помрачнел.– Невдомек мне словно,Что Особый ваш отделЗа самим Верховным.

– Все за ним, само собой,Выше нету власти.– Да, но сам-то он живой?– И живой. Отчасти.

Для живых родной отец,И закон, и знамя,Он и с нами, как мертвец, —С ними онИ с нами.

Устроитель всех судеб,Тою же пороюОн в Кремле при жизни склепСам себе устроил.

Невдомек еще тебе,Что живыми правит,Но давно уж сам себеПамятники ставит…

Теркин шапкой вытер лоб —Сильно топят все же, —Но от слов таких ознобПробежал по коже.

И смекает голова,Как ей быть в ответе,Что слыхала те слова,Хоть и на том свете.

Да и мы о том, былом,Речь замнем покамест,Чтоб не быть иным числом,Задним, – смельчаками…Слишком памятны чертыВласти той безмерной…

Тут, встревожен не на шутку,Друг прервал его:– Минутку!..

* * *

Докатился некий гул,Задрожали стены.На том свете свет мигнул,Залились сирены.

Прокатился долгий войНад глухим покоем…

Дали вскорости отбой.– Что у вас такое?

– Так и быть – скажу тебе,Но держи в секрете:Это значит, что ЧПНынче на том свете.

По тревоге розыск свойПодняла Проверка:Есть опасность, что живойПросочился сверху.

Чтобы дело упредить,Срочное заданье:Ну… изъять и поместитьВ зале ожиданья.

Запереть двойным замком,Подержать негласно,Полноценным мертвякомЧтобы вышел.– Ясно.

– И по-дружески, любя,Теркин, будь уверен —Я дурного для тебяДелать не намерен.

Но о том, что хочешь жить,Дружба, знаешь, дружбой,Я обязан доложить…– Ясно…– …куда нужно.

Чуть ли что – меня под суд.С места же сегодня…– Так, боишься, что пошлютДальше преисподней?

– Все ты шутки шутишь, брат,По своей ухватке,Фронта нет, да есть штрафбат,Органы в порядке.

Словом, горе мне с тобой, —Ну какого чертаБродишь тут, как чумовой,Беспокоишь мертвых.

Нет – чтоб вечности служитьС нами в тесной смычке, —Все в живых охота жить.– Дело, брат, в привычке.

– От привычек отвыкай,Опыт расширяя.У живых там, скажешь, – рай?– Далеко до рая.

– То-то!– То-то, да не то ж.– До чего упрямый.Может, все-таки дойдешьВ зале в этой самой?

– Не хочу.– Хотеть – забудь.Да и толку мало:Все равно обратный путьПовторять сначала.

– До поры зато в строю —Хоть на марше, хоть в бою.

Срок придет, и мне травоюГде-то в мире прорасти.Но живому – про живое,Друг бывалый, ты прости.

Если он не даром прожит,Тыловой ли, фронтовой —День мой вечности дороже,Бесконечности любой.

А еще, сознаться можно,Потому спешу домой,Чтоб задачей неотложнойЗагорелся автор мой.

Пусть со слов моих подробноОтразит он мир загробный,Все по правде.А приврет —Для наглядности подсобной —Не беда. Наоборот.

С доброй выдумкою рядомПравда в целости жива.Пушки к бою едут задом, —Это верные слова…

Так что, брат, с меня довольноДо пребудущих времен.– Посмотрю – умен ты                          больно!– А скажи, что не умен?

Прибедняться нет причины:Власть Советская самаС малых лет уму учила —Где тут будешь без ума!

На ходу сни