Sex Pistols. Гнев – это энергия: моя жизнь без купюр - Джон Лайдон

последовательностью и длительностью нот.

Я и в самом деле люблю огромное количество классической музыки. Безумно люблю Моцарта, однако не думаю, что его больше интересовала точность, чем эмоции. Он был, очевидно, гением и охуительным безумцем. Ну, мне кажется, что я реально безумно охуеваю, когда слышу Моцарта, особенно когда его играли в пабе в Северном Лондоне после похорон моего отца. Ух ты! Это был «Реквием» – дан-дан-нан, дан-даннн. И знаете, почему его играли? Не потому, что это замечательная мелодия, а потому, что она прозвучала в фильме «Барри Линдон»[252] – моя мать была Барри, мой отец Лайдон. Они там поставили слишком много «н» в его имени. Но… Забавно было видеть, как и те, кого вы бы назвали местными хулиганами и гангстерами, и ирландский контингент, целая огромная армия друзей, которую мы, семья и соседи, собрали за столько лет, слушали это, а не – что там тогда было популярно? No Doubt или In Doubt, в общем, что-то такое Doubt-Ful[253].

Гвен Стефани я тоже никогда не встречал. Я сейчас противоречу самому себе, но мне бы хотелось. Не знаю, все ли с ней хорошо. Этого никогда не узнаешь, и, к сожалению, в мире шоу-бизнеса люди склонны общаться с равными им по материальному достатку. На это есть свои причины, потому что никому бы не хотелось, чтобы на нем паразитировали, однако деньги диктуют, кто ваша компания, поэтому обычно даже рок-звезды рулят своей шайкой избранных. И общаются там на равных только с приятелями, которые, как и они, тоже выиграли «Грэмми». Вы наблюдаете это на премии из года в год. Бригада Тейлор Свифт, знаете ли.

Подожди секундочку. Дада-да-нана-нана – те-кии-лаааа! О, какое паршивое пойло. На днях кто-то купил мне бутылку этого напитка, и на мгновение я совершенно отвлекся. Ух. На самом деле это мескаль. Боже мой, почему бы им просто не дать мне мескалин и не покончить с этим?

Можно подумать, что после менингита и всех этих галлюцинаций человеку вроде меня и в голову не придет приблизиться к кислоте, но в свое время я находил ее вполне терпимой. Лет в пятнадцать-шестнадцать, когда я ходил по разным фестивалям и концертам, мне это очень даже нравилось. Все вокруг меня кричали: «О, она делает это, она делает то». Нет! Я думаю, что благодаря всему тому, что случилось со мной в детстве, я научился понимать, что в моем мозгу реально, а что нет. Я знаю, когда мой мозг со мной играет. Теперь я могу сказать: «Прекратить глупости!» Я намеренно цитирую здесь «Монти Пайтона»[254]. Я раньше регулярно смотрел все эти шоу и столькому научился из комедий. Норман Уиздом и его замечательная фраза – «Со мной все в порядке!».

В детстве на Бенуэлл-Роуд у нас стоял крошечный черно-белый телевизор. Я так привык к черно-белому, что потом долго не мог воспринимать цветной. Дома у нас никогда не было такого. Кажется, это я купил своей семье их первый цветной телек. Первый же цветной телевизор с пультом, «Сони», появился у меня, когда я переехал на Гюнтер-Гроув. К нему прилагался пульт, поскольку у него было всего три кнопки: «вкл/выкл», громкость и переключение каналов. Какая сложная наука для того времени! Беда в том, что я так и не удосужился приобрести настоящую антенну, поэтому использовал вместо нее вешалку для одежды – старый ирландский способ! Я вырос, думая, что телевизор всегда автоматически дает помехи, когда кто-то идет в туалет. Никогда не связывал это с тем, что сигнал прерывается, – я думал, что это имеет отношение к нажатию на кнопку слива.

Как я уже говорил, мне нравился «Доктор Кто», но только когда в нем появлялись да́леки[255]. Все остальное – сплошной идиотизм. «Это не настоящее!» Вот почему я не люблю научную фантастику; просто не думаю, что она отличается разнообразием. Хорошее исследование умов, но, по большому счету, все эти путешествия довольно утомительны, потому что в итоге все закончилось асексуальностью «Звездного пути». Еще один шаг в сторону от того, как на самом деле эволюционируют человеческие существа или как работают сообщества, и это не тот шаг, который стоит делать. Научная фантастика, похоже, этого не понимает. Кажется, что в ней обо всем рассказывается с точки зрения отшельнического путешествия одиночки, и поэтому, на мой взгляд, это очень субъективно. Вот как я смотрю на Азимова – он субъективен! Не в хорошую сторону. В нем нет понятия «мы».

В то же время Шекспир, который, как вы могли бы подумать, должен бы показаться мне странным, – не такой. Все дело в языке. Он использует слова и иногда их звучание, а не только смысл, который поэтому часто становится совершенно иным; вы просто следуете за ритмом поэтической строфы. И еще имеет значение произношение – слушая Шекспира, ты получаешь гораздо больше информации, чем следя за словами на листе бумаги.

Я люблю живого Шекспира, если это хорошая постановка. Много лет назад я видел, как Джеймс Эрл Джонс[256] играет в «Отелло» – фух, ух ты! Мне нравится, набравшись смелости, зайти с улицы в какой-нибудь маленький театр, чтобы увидеть нечто, судя по афише, производящее впечатление какой-то полной хрени. Типа экспериментального театра. Это будоражит; смущающая близость к актерам, а потом постепенное осознание того, через что они проходят, чтобы показать постановку. Я считаю это прекрасным развлечением, потому что именно так происходит на живых концертах. Так что я понимаю театр с этой точки зрения и слушаю, наверное, более внимательно, чем обычная аудитория.

Кошмар подобного рода постановок, в том числе и современного танца, заключается в том, что зрители часто подводят исполнителей. Однажды нас с Норой взяли посмотреть балет «Лебединое озеро», поставленный Кэролайн Кун, панк-журналисткой, – тогда она еще тусовалась с Полом Саймононом из The Clash. Пол очень приятный, он мне нравится, и в тот вечер мы вчетвером здорово повеселились. Кэролайн сказала: «Джон, ты так увлекся “Лебединым озером” – у тебя даже в “Death Disco” есть из него отрывки, так что тебе понравится!» Какое коварство с ее стороны.

Итак, мы с Норой собрались, сели в такси и вот стоим такие перед театром – возможно, мы даже не знали, куда идем. Черт возьми, нас привели на балет! Это было поразительно, но, скажу вам, мне очень быстро стало скучно. Я ничего не мог с собой поделать, бар манил меня гораздо больше. Когда вы смотрите балет по телевизору, как бы тоскливо это ни было, вы просто видите прыжки, вытянутые пальцы ног и все такое,