Собрание сочинений. Том 1 - Константин Симонов

Хамид Гулям

ПОСЛЕДНИЙ МОСТ

Много мостов есть через Нил.Описывать все — не хватит чернил.

   Но этому вот, на котором стою,   Я посвящаю балладу свою.

Шофер Али согласен со мной,Что мост этот — лучший мост под луной;

   Али этот мост хвалит до звезд,   Каждую доску и каждый гвоздь!

Хотя скрипит от старости он,Хотя не сияет над ним неон,

   Но для араба он неспроста   Дороже любого другого моста!

— Этот мост мне дорог, — скажет араб, —Как память о том, что я больше не раб!

   Этот мост красив потому, что он мой!   По нему англичане ушли домой!

Ушли наконец-то, давно пора б! —И долго вслед им глядел араб,

   Покуда последней колонны хвост   Не прошел через этот, последний, мост,

Последний оставшийся не у делГенерал на «виллисе» прогудел,

   И тени штыков прошли по волне   В последний раз, потонув на дне,

Последняя пушка, последний танк…Отныне навеки да будет так!

   Да будет так! И в память о том   Назвали мост «Последним мостом»!

Но, стоя на гордом этом мосту,В балладе воспев его красоту,

   Мы не забудем — ни я, ни ты, —   Что в Африке есть другие мосты.

Другие мосты, плохие мосты:Иностранные ходят по ним посты.

   Я проехал по Африке много верст,   Я видал в ее реках отсветы звезд,

Но со звездами рядом, вниз головой,Под мостами ходит там часовой!

   Нет, не только на Ниле — в других местах…   Не пора ли напомнить о тех мостах,

По которым не сам — так ногами впередЗасидевшийся в Африке хищник уйдет?!

   Не угроза, не с моста вниз головой!   Если хочет добром, пусть уходит живой,

Пусть уходит! Нет просьб других! Уходи!Пусть уходит! Нет крика другого в груди.

   Пусть уходит домой! Пусть уходит домой!   Через мой мост. Да, через мой!

Хотя ты его жадно считал своим,Это я, африканец, зарыт под ним,

   Это я тонул здесь. Я лес валил!   Это я его кровью своей полил!

Я твой бич и дубину тебе не прощу,Но, не выстрелив в спину, через мост пропущу.

   Пропущу тебя на условье одном —   Что ты мост перейдешь и забудешь о нем

До тех пор, пока смогут земля и водаТвою тень со штыком забыть навсегда!

   Нет в балладе конца. Мы под нею черту   Подведем на последнем самом мосту…

ГВОЗДИКА

Гвоздику я бы не пустил в балладу,Да спутник так болтлив, что нету сладу!

В Александрию едем с ним на поезде.И нет конца его сладчайшей повести

Про Фергали, про Фергали великого,Про лацкан пиджака его с гвоздикою,

Известной каждому на побережии,Зимой и летом неизменно свежею,

Просунутою незаметно кончикомВ петличку с тонким водяным флакончиком.

Мой спутник хочет, чтоб на всю планетуЯ раструбил бы про гвоздику эту.

В нем нет еще и тени подозрения,Что не сойдутся наши точки зрения.

Уже мы слезли с поезда, в отеле мы,Свет погасили и легли в постели мы,

Но все струится с языка незримогоРассказ про Фергали неповторимого:

— Он хлопок здесь скупает в эти месяцы.Вам завтра утром предстоит с ним встретиться —

С его улыбкою, с его гвоздикою… —Всю ночь мой спутник маятником тикает,

Гудит не уставая, словно радио,А я его своим молчаньем радую,

Лежу, не сплю, ловлю сквозь гулы голоса,Как волны бьют в береговую полосу

И как, шурша песком, сама пустыняПеребегает улицы пустые.

Нет, не про Фергали с его гвоздикою —Я про пустыню думаю про дикую,

Безводную, бесснежную, безмерную,Не меренную рейкой землемерною,

С шатрами бедуинов гордо-рваными,С их нищетой, прикрытою Коранами,

С мечтой о Ниле под кошмою каждою,С неутоленным голодом и жаждою,

С песком, в зубах хрустящим как безумие,С верблюдами, иссохшими как мумии,

С детьми худыми, как само отчаянье,С глазами их, которых нет печальнее!

Я вижу в кровь исхлестанную спинуБатрачки, убежавшей с поля к сыну,

Я вижу хлопок на краю пустыниИ кровь на нем! И сердце мое стынет

От бешенства холодного и страшного,От этого наследья дня вчерашнего.

Лежу. Молчу. А спутник все неистовейМне соловьем про Фергали насвистывает:

— Хотя и стар, но выглядит так молодо,Когда плывет по рынку с белым золотом,

Как весел он, как вежлив, вот увидите!Всегда с гвоздикой свежей, вот увидите!

И тут, себя сдержать уже не пробуя:— Давайте спать! — я говорю со злобою.

Но сам всю ночь египетскую, луннуюВсе не могу заснуть, с башкой чугунною.

Огни и звезды портового города…А сердце, как ножом, тоской распорото!

Глаз не сомкнув, с утра иду на вылазку:За домом дом, за вывескою вывеску —

Смотрю лавчонки, лавки, магазинищи…Голодных ребра и жратвы корзинищи —

Открытое без всякого смущенияБогатства с нищетой кровосмешение.

А вот и порт, толпой судов заставленный,И рынок здешний, до небес прославленный,

С его египетского хлопка кипами,Со звоном денег, с криками и всхлипами,

С его торговцев языками бешеными,Как колокол над городом подвешенными.

И среди этого столпотворения —Вдруг мне навстречу, как стихотворение,

Сам Фергали с гвоздикой неизбежною,Розовощекий, с сединою снежною.

Мы рынком сведены, людьми представлены,Друг перед другом он и я поставлены.

Да, это верно, выглядит он молодо,Нет на лице следов забот и голода.

Он горд, людей он криком не преследует,Как тот бедняк, что продает последнее.

Всего одно движенье пальцем подано —И горе тысяч куплено и продано…

Да, это верно, он нежнее нежногоМне хвалит море хлопка белоснежного,

Но не хотел и на день бы остаться яВ его руках на белых тех плантациях,

Где крик батрачки, в кровь бичом обласканной,Торчит гвоздикой красною из лацкана,

Где молоком грудным, как бык, он выпоен,Из тысячи голодных сытым выкроен,

С улыбкой розовой, с походкой важною,С гвоздикою, от слез ребенка влажною.

Наш разговор с ним тонкой ниткой тянется;Сейчас рвану — и два конца останется!

Обоих нас я этим лишь обрадую,Но как же быть тогда с моей балладою?

Чем гладкою концовкой быть испорченной,Пусть лучше остается незаконченной,

Поскольку на гвоздику эту краснуюИ есть, и будут точки зренья разные.

ДЫМ НАД ХИЖИНОЙ

Эту свою балладу                          начну я в глуши такой,Где не найти адвоката,                                лишь судьи есть под рукой.Безмолвны рощи какао,                                  в хижинах нет огней;Как вымерла вся деревня,                                    один лишь дымок над ней.В хижине у Воттуна                            все племя сошлось чуть свет.Уже очаг догорает,                           а Воттуна все нет.Воттун пошел к англичанину,                                          три дня уже нет его.Пошел передать он мысли                                      племени своего.Но английский начальник                                     в железо его заковалИ только потом его мысли                                      к себе на допрос позвал.Так легче выиграть диспут,                                       когда, придя на допрос,Помнит, что он закован,                                  тот, кто мысли принес.Ночное позднее время;                                  полисмену не по душе,Что снова сошлось все племя                                          в Воттуновом шалаше.Воттун говорил здесь речи,                                        он не просто болтун,Говорят, что для всей империи                                             стал опасен Воттун,Руки Воттуна закованы,                                 но в одной из газет,Говорят, на первой странице,                                          напечатан его портрет.Говорят, он сказал англичанам,                                            что земля под ними горит,Говорят, это очень отчаянно —                                            то, что он говорит,Будто бы масло пальмовое                                      и каучуковый сок,Чем отдавать англичанину,                                       лучше вылить в песок,Будто бы тот, кто спину                                 гнет для чужих барышей, —Будто бы он унижен                             таким порядком вещей.Будто бы он поэтому                             голоден, болен, слаб,Будто бы здесь, в Нигерии,                                      есть еще слово «раб»,Будто бы это слово                            надо выжечь дотла.Будто б тогда Нигерия                                счастливой страной была!О чем еще говорил он?                                О чем говорил? Ах да!Будто б врачей побольше                                     надо послать сюда;Будто б надо лекарствами                                     пичкать черных детей;Будто б они не выживут                                  без этих его затей;Будто бы надо черным                                 школы построить тут;Будто б они без грамоты                                  ну прямо не проживут;Будто б все они люди,                                у всех своя голова, —И так говорил он, будто бы                                       сам верил в свои слова!Полисмен идет по деревне.                                       Все заперто на замок,Но над хижиною Воттуна                                    вьется в небо дымок.Вьется тонкий, как волос,                                      среди непроглядной мглыИ упрямый, как голос,                                 закованный в кандалы.Полисмен идет по деревне.                                      Полисмен до утра следит.Хозяина нет, но в хижине                                     племя его сидит.— Воттун в кандалы закован,                                        а что же сделаем мы?Неужели мы свои мысли                                   не выручим из тюрьмы?Против нас англичане                               сети плетут свои.Судья — племянник начальника,                                             начальник — дядя судьи.Начальник сказал: — Из Лондона                                               пусть едет к вам                                                                       адвокат.Но нанять адвоката                            может тот, кто богат.Тысяча фунтов стерлингов                                       адвокату цена.У адвоката дети,                        у адвоката жена.Адвокату ехать и ехать —                                    Нигерия далеко.Нет, нанять адвоката                               племени нелегко:Весь урожай какао                            за самый хороший годТысячу фунтов стерлингов                                       племени не дает!И все-таки, все-таки, все-таки,                                            пусть целый год голодать,Надо тысячу фунтов                             адвокату отдать.Пусть берет свою тысячу,                                    пусть скорее едет сюда,Чтобы спасти Воттуна                               от неправедного суда!Уже решается племя                             на долгий голодный год.Но у порога хижины                              негр молодой встает:— А вдруг у начальника нашего                                             и в Лондоне есть друзья?А вдруг адвокату окажется                                      родственником судья?И они с судьей соберутся                                     и все решат, как хотят.И наши голодные дети                                 нам этого не простят!Нет, лучше напишем в Гану,                                        там есть один адвокат.Он черный, он телеграмму                                      нам дал, что приехать рад.С начальником незнаком он,                                        судье не родственник он.Он денег у нас не просит                                    за то, что знает закон.Ему нужна только виза,                                   чтоб это дело начать.Начальник должен поставить                                         на ней большую печать!— Пусть ставит! — сказало племя. —                                                   Пусть среди ночи встает.И то, что назвал ты визой,                                     нам прямо в руки дает! —И, покинув шалаш Воттуна,                                       все племя ночью пошлоК большому дому начальника,                                           где бетон и стекло.Где в комнатах вентиляторы,                                          лед и водопровод.Где день и ночь полисмены                                         вдвоем стоят у ворот.Но их начальнику мало                                  в такую бурную ночь.Он вызвал отряд полиции,                                        он просит ее помочь!Полиция окружила                           племя со всех сторон.Теперь начальник спокойно                                        вышел на свой балкон.— Зачем вы явились ночью?                                      — Потому что не можем ждать!Ту вещь, что зовется визой,                                        ты нам должен отдать.Ты должен на ней поставить                                        свою большую печать.И пока не сделаешь это,                                  мы не будем молчать!— Я не дам вам визы, я знаю,                                         что едет к вам адвокат(Еще б не знать! У начальника                                           на телеграфе брат.)Я не дам адвокату визы,                                   даром проездит он.Воттун все равно виновен                                     и будет мной осужден!..— Мы не уйдем без визы! —                                     Уже взведены курки,Но, как черные статуи,                                 стоят впереди старики.— Мы не уйдем без визы! —                                      говорят старики,Людскими глазами глядя                                    в автоматов зрачки.— Мы не уйдем без визы! —                                       твердят их мертвые рты,Когда уже автоматы                              пролаяли из темноты.Не отступив от слова,                               сами они не ушли —Их сыновья и внуки                             на плечах унесли.Но и начальник слово                                 выдержал до конца.Сослан Воттун в оковах                                  на добычу свинца.Говорят, он пишет оттуда,                                     что будто бы попран закон,Что будто бы он невинен,                                    что будто б зря осужден!Но говорят, что будто бы                                    начальник все письма рветИ будто бы так и будет,                                   пока начальник живет…Не знаю, как это будет,                                 кто из них победит.В хижине у Воттуна                            племя его сидит.И чтобы огонь был вечным,                                      в него всю ночь без концаТо один, то другой бросает                                      облитые гневом сердца!Пусть будет конец баллады                                       занесен над врагом,Как палка упрямого дыма                                     над вечным тем очагом!

Хамид Алимджан