The Мечты. Бес и ребро (СИ) - Светлая Марина

- Ты же говорил, что только завтра в обед! – в сердцах воскликнул он, нащупывая на стуле джинсы. 

- Да, мне обещали. Но какая-то тварь повыше дала отмашку, и там все переиграли, - Моджеевский еще сдерживался, а потом тихо ругнулся и выдал: - Меня Жека уроет!

А уж что там теперь в голове Стефании, Андрей Никитич даже задумываться не стал. Идиот несчастный! Старый башмак! «Завтра поговорим, все расскажу», - передразнил он сам себя, но делать было нечего. Звякнула пряжка ремня о пол. Он быстро натянул штаны, застегнул пуговицы и пригладил пальцами волосы, торчавшие во все стороны. Надо было мчать домой. Объяснять. Объясняться. Заставлять слушать.

Когда накануне Роман договаривался в пресс-службе, что данные о расследовании обнародуют только завтра, он делал это с расчетом на то, что до этого времени они точно успеют добраться до Солнечногорска и объясниться со своими женщинами. А теперь все псу под хвост – женщины, кажется, уже в курсе. Судя по Стешиному «Спишь?» И как он сразу не догадался? Наверное, мозг дрыхнул, а пальцы сами что-то клацали.

- Ах ты ж черт! – обратился к космосу Андрей Никитич и рванул в уборную – хоть зубы почистить.

Выехали домой они в начале четвертого. Малич теребил телефон, раздумывая над тем, что делать. И похоже, примерно те же мысли одолевали и Моджеевского, потому как он лишь сердито сопел носом, уставившись в окно автомобиля. И только Коваль блаженно досыпал на штурманском кресле внедорожника, мчавшего их по гладким, как стол, но местами еще ремонтируемым главным дорогам родной страны.

К семи стало совсем невмоготу, и Андрей Никитич уже всерьез раздумывал над тем, не позвонить ли Стеше прямо сейчас, с дороги – ну подумаешь, разбудит! А может, она и не спит вовсе. Когда такое узнаешь, разве до сна? Мало того, что этот жук, ее бывший, живой оказался, так еще и с самого начала все всё знали, кроме нее. Как пить дать – истерить начнет. В панику ударится. А там начинай все сначала – и приручать, и воспитывать. Но хуже всего то, что он словно бы знал, чувствовал, что она должна испытывать, решив, что ее просто использовали, – это ведь чертовски больно. Андрей отвык от того, чтобы так чувствовать другого человека. Отвык от собственного восприятия чужой – и в то же время своей – боли. И совсем не хотел этого для Стеши. Ее и без того потрепало. Досталось по жизни.

А теперь такая нелепица, что ни на какую голову не натянешь!

Не позвонил по единственной причине – они свернули с основной трассы на дорогу в Солнечногорск, и связи на этой раздолбайке, за которую в этом году ремонтники так и не взялись, путем не было, выпадала.

В родной городок кортеж господина Моджеевского прибыл в 9:02. Андрея высадили у Гунинского особняка ровно в 9:10 после короткого петляния по городу. Сам Роман рванул дальше.

- Жека с Лизкой на даче остались ночевать, - коротко пояснил карманный олигарх на немой вопрос тестя. Но справедливо решив, что теперь Жека – Ромин головняк, раз он сам ее заграбастал эдак с концами, Малич только кивнул и ломанулся к калитке, с неудовлетворением отмечая, что Клопа во дворе не видно. Смотреть, припарковала ли его Стеша с другой стороны дома, он не стал. Сразу помчался к своему подъезду, взлетел на крыльцо, распугивая сонных котят, приплод Марты, наткнулся на Антонину Васильевну, раскрывшую было рот, чтобы что-то ему сообщить, несомненно, очень важное в такую рань, и наконец долетел на всех парах до своего этажа, на ходу шаря по борсетке в поисках ключа. Тот никак не находился. И он подбородком вдавил звонок до предела, продолжая разыскивать чертов кусок металла, который так не вовремя куда-то запропастился.

Замок щелкнул одновременно с тем, как ключ оказался в его пальцах.

И на пороге выросла растерянная Юлька. Но растерянность ее быстро куда-то подевалась, едва она завидела отца. Бросилась ему на шею и воскликнула:

- Ну наконец-то!

- Это ты – наконец-то, - рассмеялся папа Малич, крепко обнимая свою младшую. – Откуда ты взялась? Еще ведь не каникулы!

- Ну вот так вышло, - развела руками Юля. – Приехала повидаться, а ты свалил. В итоге куковала тут с мачехой!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Малич кивнул и вошел в прихожую. Бросил сумку на пол и осмотрелся. Дом как дом. Вечно такой был и вечно будет. И в то же время неуловимо другой. Он даже чувствовал его немного другим. Таким, о каком и не мечтал... давно. Слишком давно.

- И как вы? – придав голосу строгости, поинтересовался он. – Поладили? Ты ее не обижала?

- Я ее?!

- Ну не она же!

- Обычно в нормальных сказках мачехи злые, а падчерицы – добрые, - возмутилась Юля.

- В сказках, может, и добрые. А тебя я всю жизнь знаю, - легонько щелкнул ее по аккуратному носику отец, а потом сделался серьезным и совсем другим тоном спросил: - Где Стеша?

- Ушла в театр, - так же серьезно сообщила дочь.

- Так рано?

- Сказала, ей еще заехать по пути надо куда-то. Сегодня же у нее там... спектакль... очень ответственный какой-то.

- Да, премьера, - кивнул отец, судорожно перебирая, куда Стефания могла собраться. И припоминал, что она как-то говорила, что перед премьерами у нее традиция – гоняет на скорости по объездной с утра пораньше, пока дороги не забиты. В Солнечногорске объездной не было. Значит, где-то за городом. Вот на тех самых колдобинах, на которых и связи-то нет. Твою ж мать!

- Но она приготовила нам завтрак, манную кашу сварила, на молоке, на комочки я еще не проверяла, - то ли пожаловалась, то ли успокоила его Юлька. – Прикинь, она готовит! С таким-то фасадом!

- С каким фасадом? – непонимающе моргнул Андрей, судорожно раздумывая, какая, к черту, манная каша?! Это хорошо или плохо?

- Она выглядит как женщина, которая в принципе не знает, где кухня, па! – ухмыльнулась мелкая.

- У нас не такая большая квартира, чтобы не найти кухню, - отрезал он. – Вы брифинг смотрели вчера?

- С генералом Перенчуком?

- Ясно. Смотрели.

- Ну, лично я два раза. А сколько Стефания – без понятия. В ванной просидела часа полтора.

- И?

- ... и вломить бы вам с Моджеевским!

- Юлька, за языком следи. Как Стеша?

- Дерьм... Плохо твоя Стеша, - принялась следить за языком Юлия Андреевна. – Вчера я ее за руль не пустила. А сегодня проснуться не успела, а она уже на ногах. И сбежала сразу, только сказала, что завтрак на столе. Я к столу – а там манка. Я терпеть не могу манку!

- Это не относится к общеизвестным фактам, - пробурчал Андрей Никитич, который и сам не особенно манную кашу жаловал. И уж об этом-то Стефания прекрасно знала!!! – Что еще?

- Кофе и бутерброды с маслом. В общем, не густо.

- Да я не про завтрак, я про Стешу!

- Ну... она у тебя дикая какая-то. В глазах слезы, а сама ржет. Еще и уверяет, что все в порядке. Па, а ты чего? Правда в секретной операции участвовал? Прямо с разведчиками?

- Юльк, потом. Я... мне надо бежать.

- Да куда бежать-то? Ты себя в зеркало видел? Не пугай людей, я тебя прошу!

В сущности, в словах Юльки был резон. Одного взгляда было достаточно, чтобы ужаснуться. Помятый, заросший, взлохмаченный. Под глазами круги от недосыпа. Потому с ее угрозой, что не выпустит отца из дома до тех пор, пока он не подстрижет бороду и не примет душ, Андрей вынужден был согласиться.

По пути в ванную попробовал набрать Стешу – вдруг она еще не на репетиции? Но та ожидаемо не взяла трубку. С досадой отшвырнул телефон подальше и заперся, приводя себя в порядок. Потом давился манной кашей, любовно приготовленной его Стефанией Яновной – ни одного комочка. И варил новый кофе, потому что сваренный Стешей Юлька уже выглушила.

В голове откровенно звенело.

Попробовал мессенджер.

«Стефания, я все объясню!»

«У тебя там просвет будет? Я приеду».

«Стеша, не ерунди».

Все три сообщения оставались непрочитанными еще в течение некоторого времени, пока он гипнотизировал экран и за которое осознал, что шутки кончились. Если они не поговорят сейчас, то она до ночи не выйдет на связь, а это его совсем не устраивает. И плевать ему на ее театральный распорядок. В конце концов, если она будет играть вечером в том настроении, про которое рассказывала Юлька, от этого точно никому лучше не станет.