Риск. Молодинская битва - Геннадий Ананьев

Михаил Воротынский верил, что Двужил выбрал подходящие места, но поехал посмотреть их самолично. Не для того, конечно, чтобы оценить выбор боярина, а чтобы на тех местах определить окончательно, где и как расставить засадные полки, откуда им наносить удары в решающий момент.

Неожиданный удар свежих сил — не его открытие. Как он знал из опыта предков, так поступали многие. Особенно наглядным для него был пример воеводы Боброка и великого князя Дмитрия Донского. Вряд ли была бы победоносной битва на Куликовом поле, которая решала поистине судьбу России, не укройся в дубраве Боброк с конным полком. Удар этого полка решил исход сражения. Теперь князь Воротынский собирался повторить тот тактический ход, но в еще большем масштабе: не один полк укрыть в засаде, а два — Передовой опричный и Правой руки. Да и свою большую дружину. А это требовало тщательнейшей подготовки и полного сохранения задуманного в тайне.

Особенно понравилось князю-воеводе место под Молодями. Вольные сенокосы и выпасы начинались сразу же от речки Рожай; огромное поле, где можно разворачивать сечу, упиралось в не очень высокие, но довольно крутобокие холмы, которые тянулись влево от села на несколько верст.

— Великий гуляй можно ставить. Весь огненный наряд в дело ввести, подкрепив его двумя полками.

— Обрати, князь, внимание, что штурм гуляй-города ловок только от поля. Обратная сторона холмов — лесистая, да еще с густым ерником. И дальше за холмами лесу конца и края нету. Справа и слева — тоже чащоба. Там ловко укрыть засадные полки и твою дружину. Почитай, под самой рукой будут.

В верховьях Десны место тоже хорошее, с одной лишь разницей: штурмовать гуляй-город крымцы смогут почти отовсюду. Лес подступает к холмам только с одной стороны. Вроде бы бочком притулился. Но здесь другая выгода: поле перед холмами кочкастое, мокрое, конница не разгонится до неудержимости, оттого жесткого удара не произойдет. Засадные полки окажутся чуточку подальше, но все равно вступить в сечу не замешкаются, когда получат сигнал.

— Зуботычину и здесь подготовим приличную, но все же у Молодей лучше. Все нужно сделать, чтобы Девлетка пошел Серпуховкой. Я уже пустил пыль в глаза серпуховчанам, будто на Наре изготовится русская рать для встречи крымских туменов, нужно эту мысль понастойчивей насаждать везде. Даже в Москве. Да и действовать придется так, чтобы заманить на Серпуховку.

— Может, перебежчиков подбросить Дивею-мурзе?

— Мысль. Найди только крепкого. Чтобы пытки выдержал.

— Как не найти. Найду.

Два полных дня провели князь Михаил Воротынский и его боярин Никифор Двужил в верховьях Десны, определяя границы для гуляй-города и места для засадных полков, затем вновь вернулись на Рожаю. Им предстояло и здесь провести не менее пары дней, изучая окрестности и определяя места для войска. Гостевать остановились у сельского старосты. За трапезой тот с вопросом:

— Чего это ты, знатный воевода, наведовавшись единожды, снова воротился? Не к сече ли готовишься?

— Нет, — нашелся первым Никифор. — Царь наш изволит иметь свои охоты на новых местах. Вот мы и глядим добычные места. В верховьях Десны побывали, теперь вот сюда — еще разок.

— На Десне, разумею, получше. Там озер куда как более, чем у нас. Кулишек[240] не счесть. Ручьев да речушек бобриных в достатке. Там охота добычливей.

— Мы тоже к такой мысли склоняемся, — успокоил сельского старосту князь Воротынский, вполне понимая его опасения. — Будем царю-батюшке советовать верховье Десны. Хотя еще денек потратим, лес изучая: много ли кабанов да сохатых?

— Не густо у нас зверья. Не густо, — будто с сожалением произнес староста. — Не слишком разживешься.

— Верим. Но и самим поглядеть стоит, чтоб со знанием дела советовать государю. Жалко ли денек на это потратить?

Однако не денек, а целых три челночиля князь и его боярин по лесу, определяя места для засадных полков, все измеряя, все рассчитывая. Уезжая, окончательно успокоили старосту:

— Не посоветуем государю Рожаю. Не очень ловкое для охоты место, да и не добычливое, как нам увиделось.

До самой до Москвы обсуждали два опытных воеводы все мелочи предстоящей сечи. К таким обсуждениям приучил еще с детства князя Воротынского Никифор Двужил. Он часто назидал: чтобы найти разумный ход, нужно отбросить сотни неразумных предложений.

В Москве князя ждали новые заботы, новые хлопоты. Время летело стремительно. Вот уже и Благовещение Пресвятой Богородицы на носу. Князь Михаил Воротынский с челобитной к Ивану Грозному.

— Дозволь, государь, мне держать путь в Коломну. Поведу, благословясь у митрополита, рать на Оку.

— С Богом. Вести, если что, посылай без промедления. Только, думаю, не пойдет сей год Девлетка, хотя и готовится.

— Пойдет, государь. Пойдет, — и добавил со вздохом: — Рати у меня маловато.

— Не клянчай. Ничего не дам. Нет у меня лишней рати. Что ж, на нет и — суда нет.

Едва князь вышел от царя, тот сразу же велел готовить поезд в Александровскую слободу. Со всей семьей.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Смотр рати перед выходом из Коломны на большом поле в устье Северки проходил устоявшимся за десятилетие порядком (на этом настоял главный воевода, хотя уже проводил смотр), но только и он сам и его бояре-соратники имели неоглашаемую цель: проверить, все ли устранено из того, что было замечено неладного при первом зимнем смотре, а еще — пустить пыль в глаза.

Довольный ладностью рати своей, отстоял князь Михаил Воротынский вместе со всеми торжественный молебен и, благословясь у архиепископа Крутицкого и Коломенского, отдал приказ полкам выступать. Каждому к своему стану. В Серпухов, Каширу, Калугу, Серпейск. С выделением, как обычно, части сил своих на переправы, какими при набегах пользовались крымцы.

Ничто не выдавало того, что у главного воеводы есть на этот год свой, отменный от предыдущих лет план, что скрытно сооружены загодя станы полков вовсе в иных местах, хотя и вблизи торных дорог, но в укрытых за чащобами елбанях.[241]

Первый дневной переход заканчивался, полки начали уже останавливаться на ночевку, и тут ко всем первым воеводам понеслись от князя Воротынского гонцы с повелением немедля прибыть на совет к главному воеводе.

Как ни велико было удивление первых воевод полков (вчера вечером все обговорили, что же могло стрястись?), однако никто не стал тянуть время, слать с вопросами своих гонцов и ждать ответного подтверждения, каждый воевода, с малой лишь охраной, поспешил на зов князя.

Удивление воевод еще более возросло, когда Михаил Воротынский, не ожидая сбора всех, приглашал сразу же каждого подоспевшего в свой шатер. Более того, прибывших одновременно первых воевод Сторожевого и Передового полков позвал не двоих вместе, а поодиночке.

Князь ни с кем не советовался, только приказывал, необычно жестко и необычно кратко, как изменить направление движения, отправив в прежде определенные полкам станы не более четырех-пяти сотен, но сделать это так, чтобы создалось полное впечатление, будто встал на свое летнее стояние весь полк. В проводники же к новым станам давал своих бояр.

Даже Федору Шереметеву, первому воеводе полка Правой руки, с которым Михаил Воротынский был связан ратной дружбой, не раскрыл всего замысла. На вопрос князя: «Иль задумка какая неожиданно появилась?» — ответил:

— Появилась. Только не неожиданно. Станы новые для полков с ранней весны Ертоул ладил. Они уже готовы. Пока это все, в чем дозволяю я себе открыться. Необессудь, друже. Настанет час, обо всем поведаю. Поклонюсь низко, чтобы исполнил ты мною назначенное безропотно. России ради. А пока занимай стан на Наре выше Серпухова и поставь такую охрану вокруг, чтобы никто не смог перебежать к татарам, когда Девлетка подойдет.

Более долгий разговор получился с первым воеводой Сторожевого полка. И это естественно, ибо полк предстояло дробить на две части, одна из которых сядет в монастырях под Москвой, вторая — с приданными городовыми казаками и ополченцами будет разбросана по всем переправам через Оку.

— На каждой переправе рыть рвы в рост человека, и землянка чтоб была для каждой десятки. Не один день сидеть предстоит. Месяц, а то и два. Раскаты ладить, осыпи. Чтоб все чин-чином. Ертоул пришлет помощь, но невеликую. У ертоульцев дел по горло. Повелю добавить еще посошных людишек.

Уточнив лишь кое-какие детали, первый воевода Сторожевого полка заверил:

— Все, князь, исполню, как велишь. Не сомневайся.

— Самое главное, хорошо это запомни, чтоб в тайне осталось, что в монастыри под Москвой ратников отрядил. Самых верных тысяцких туда пошли, да без огласки отправь. Пусть все остальные ратники считают, будто весь полк на переправах.