И время и место: Историко-филологический сборник к шестидесятилетию Александра Львовича Осповата - Сборник статей

Более изощренно Булгарин задевается в рецензии того же 1841 года на альманах «Утренняя заря», подписанной самим Кони. Рецензент, среди прочего, хвалит помещенную в альманахе главу из книги П. А. Вяземского «Черты жизни Фонвизина» и перепечатывает из нее большую цитату, намекающую на шпионскую деятельность Булгарина, – знаменитое противопоставление полемик XVIII века, которые Вяземский уподобляет «рыцарским поединкам» «бескорыстных бойцов», современным способам журнальных битв, где действуют «наемники», ратующие «из денег», готовые «прибегать ко всем пособиям предательства» и имеющие «в запасе другое оружие, потаенное, ядовитое <…>, свои неприступные засады, из коих поражают противников своих наверное»84.

Не будем останавливаться на других моментах явной или тайной полемики «Литературной газеты» с Булгариным. Отметим, что в опубликованном в конце года «Прощании с „Северной пчелою“»85 Кони, среди прочих примеров ее уловок, указывает несколько прямых подлогов Булгарина: ряд материалов, над которыми «трунит» «Северная пчела», в «Литературной газете» никогда не публиковался. Таким образом, «прекрасные анекдоты о парижских ворах», которые читают «в газете „Литературной“» завсегдатаи трактира, – не что иное, как фикция. Это подтверждает и Н.А. Некрасов в рецензии на «Очерки русских нравов», где выпад Булгарина трактуется, как попытка «отплатить» «Литературной газете» за ее иронию над материалом, которым заполняются страницы «Северной пчелы» (также «литературной» газеты), а именно: «объявлениями о мелочных лавочках, табачных магазинах, капусте, мучных лабазах и свечных лавках». Здесь же рецензент указывает, что Булгарин приписывает его газете собственные «грехи», ибо именно в его газете публикуется несчетное количество «анекдотов о ворах, убийцах и разного рода преступниках»86.

Итак, растиражированные газетами и альманахами нападки Вяземского и издевательские намеки, извлеченные из старых водевилей Кони, в связи с новыми их постановками, привели Булгарина в бешенство и спровоцировали ответ в сатирическом сборнике «Комары». Здесь автор набрасывается на всех своих врагов, рисуя пасквили на Вяземского, Одоевского, Краевского и Кони в очерке «Путешествия к антиподам» и помещает сатирические стишки в адрес одного «толстого журнала» («Отечественных записок») в очерке «Метемпсихоза». В главке «Вместо предисловия» он берется отвечать «Литературной газете», подробно останавливаясь на указанных выпадах Вяземского и на сцене из «Петербургских квартир» (на этот водевиль он еще дважды нападает в других отделах сборника). Булгарин цитирует тот самый четвертый акт и, обвиняя Кони в клевете на русского журналиста, который предстает «хуже всякого подьячего и ябедника», с возмущением пишет: «Это самое гнусное лице в мире, лжец, взяточник <…> он берет деньги за похвалу с книгопродавцев <…> они дают ему золото!»87 Ханжеское морализаторство, в сочетании с опубликованием сатиры на самого себя, вызвало новый всплеск иронических намеков в рецензиях на сборник. Так, рецензент с поддельным изумлением вопрошает: «Кто бы объяснил нам, почему Петербургские квартиры так беспокоят г. Булгарина» и «почему г. Булгарин думает, что в Петербургских квартирах в кого-то метят»88. Но особенно едкой и развернутой была рецензия Белинского, который с уничтожающим сарказмом разбирает все разделы сборника «Комары» и снова перепечатывает вызвавший раздражение Булгарина четвертый акт из водевиля Кони89.

С этого времени в своих фельетонах по любому поводу, к месту и не к месту, Булгарин «приплетает» всех своих врагов: «Отечественные записки», «Литературную газету», водевили Кони и произведения Гоголя. Но за всеми этими именами стоит неназванный главный антагонист – Белинский. Как образец приведем выпад из рецензии Булгарина на пьесу П.Г. Ободовского «Русская барыня семнадцатого столетия»: «Журналы, которые провозглашали г. Гоголя первым русским писателем и поэтом, равным Гомеру, т. е. „Отечественные записки“ и спутница их „Литературная газета“ et consorts, не знаем сериезно или нет, автора Петербургских квартир и Титулярных советников г-на Кони ставят выше Н.А. Полевого, П.Г. Ободовского и Н.В. Кукольника!»90 Булгарин тут явно «передергивает»: сравнение Гоголя с Гомером, как известно, принадлежало оппоненту Белинского К. Аксакову, а указанных писателей, как мы видели, Белинский сравнивал не с Кони, а с Гоголем. В отклике на эту рецензию Белинский не преминул заметить, что Булгарин все сваливает в кучу и «старается уверить публику, что „Отечественные записки“ и „Литературная газета“ – одно издание, и г-на Кони называет критиком „Отечественных записок“»91. Таким образом, странное соединение произведений Кони и Гоголя перекочевало в очерк «Русская ресторация» из заметок «Северной пчелы».

Можно предположить, что источник реплики любителя травничка об абсолюте также следует искать на страницах «Северной пчелы», в полемических нападках Булгарина на Белинского и на его статьи в «Отечественных записках»92. Однако на этот раз происходит обратный процесс: цитата попадает в очерк до того, как она становится предметом полемики между Булгариным и Белинским.

В поисках источника, отмечая все попадающиеся варианты выражения «все и ничто» в критике оппонентов Булгарина, мы обратили внимание, что в выделенном курсивом виде они в серьезных статьях на различные темы приобретают устойчивую философическую коннотацию, атрибутику абсолюта, причем иногда даже при использовании одного из этих антонимов. Так, например, в статье «Гамлет, драма Шекспира…», написанной на пике гегельянства, Белинский, рассуждая о природе, пишет: «Везде красота, везде величие, везде гармония, но вместе с тем и везде нечто, а не все»93. Кстати, в таком контексте следует воспринимать знаменитое выражение Аполлона Григорьева: «Пушкин – это наше ecel»

В полемических рецензиях эти слова (с легкой руки Павлова) приобретают иронический оттенок псевдофилософии и характеризуют журналистов или журналы. Так, обвиняя «Московский телеграф» в излишней пестроте и поверхностности, Н.И. Надеждин в статье 1829 года писал: это журнал, в котором «нет ничего, потому что в нем есть все»94. В таком же смысле использовал это выражение Белинский, когда писал, например, о Грече, что он прежде всего «литератор, то есть все, что вам угодно, и собственно ничего»95. Это же было повторено им при характеристике деятельности Николая Полевого: «Невозможно быть всем, чтобы быть чем-нибудь, а не ничем»96.

Булгарин, который использовал в полемике чужие формулировки, тоже начинает вводить в очерки сочетание этих слов курсивом. Иногда это просто игра без дополнительного смысла97. Но в очерке «Переправа через Лету», где антонимы применены к характеристике некоего журналиста, они имеют ироническую коннотацию «абсолюта». Персонаж в следующих выражениях определяет груз своего «рыдвана» (т. е. журнала), который, по сюжету, вскоре вместе с владельцем будет отправлен в Лету: «Это, сударь <.. > Науки, Художества, Сельское хозяйство, Филология и Филоматика, История и Математика, Критика и Политика, Поэзия и Геодезия, вести о словесности и письма об неизвестности… Это великое все, из великого ничего, хаос премудрости»98. Судя по тому, что персонаж характеризует себя «великим двигателем огромных предприятий» и «правителем судна, которое <…> вмещает в себя всю эссенцию ума великих моих помощников», а также по содержимому его «рыдвана» («энциклопедический журнал»99), – скорее всего в этой «небылице» Булгарин метит в Краевского100.

Безусловно, рассуждение об абсолюте в очерке «Русская ресторация» вписывается в этот семантический ареал. Но сама формулировка отличается и от пародии Павлова («абсолют – все и ничто»), и от процитированного выражения «великое все, из великого ничего».

На этот раз перед нами не фикция, а точная цитата («Абсолют есть ничто, а в ничто – ecel») из действительно «преважной статьи» «Отечественных записок». Выражение это Булгарин выхватывает из развернутого отзыва Белинского на изданные в 1841 году сборники Кирши Данилова и Сахарова. Критика Белинского этих фольклорных материалов состоит из двух статей, во второй с позиций гегельянской эстетики рассматриваются глобальные вопросы соотношения «народной» и «художественной» поэзии как соотношение «индивидуальности» и «высшей действительности». При этом Белинский считает нужным, для прояснения важной для него в 1840 году проблемы, остановиться на некоторых общих понятиях гегелевской философской системы. Приведем фрагмент из рассуждений критика, что вызвал глумление Булгарина: