Десять кругов ада - Леонид Костомаров

ЗОНА. ЯСТРЕБ

Засел я подальше от приисканного майора, дремануть решил, пока они мелиораторствуют там о своих сучьих забавах - кто кого заложил, да кого отпустят завтра за то, что ссучился...

Рядом со мной приткнулся шут местный, придурок жизни Крохалев. Все мне в дружки клеится, с первого дня, лапоть. С другой стороны, не на ком взгляд здесь даже остановить, все скурвились, продались своей Мамочке. Вот если Кваз только мне в подмогу, дело здесь еще можно поставить, но он вареный какой-то. Не пойму я его тоже, в натуре...

Притырился ко мне этот кишкоглот, чего-то на ухо бубнит:

- ...у меня работы нет, а он меня гонит и гонит на восьмой полигон, сука...

А я все о Квазе думаю: что с ним? Как же фраернулся кент, будто другой вообще стал...

- Чего, - говорю, - Кваз такой всегда или ему в ПКТ мозги повышибли?

- Да он, - этот шепелявит, - в ПКТ списался с бабенкой и оттого ходит такой, весь в любовных переживаниях. Гамлет! - хохотнул шут. - Тут и Мамочка замешан. Опутал он его, обещает золотые горы, вот у Кваза крыша набок поехала, боюсь, скурвится вот-вот...

- Что, - говорю, - хочешь сказать, что стучит вашему Мамочке Кваз? идиота пытаю.

- Пока нет, - не боится меня, скот, отвечает без страха. - Но теперь Мамочку защищает на всех углах. Раньше-то помалкивал в тряпочку, а теперь такой идейный стал... Вчера со мной на работе сцепился. Я что-то про Мамочку сказал, а Кваз мне: сейчас трубой по калгану дам. За Мамочку как бы...

Вот это дела...

- К ней стремится, - шепчет опять. - Но поселения ему дружок Мамочка не добьется, не сможет... Льгот у Квазимоды - нуль-нуль... Звоночком сидеть будет. А чувиха клевая! Да если увидит его, вот смеху-то будет, да?

- Ну, - говорю. - Ты все ж, свищ, сильно про Кваза напраслину не гони. Тут разобраться надо.

Кивает.

- Я же правду говорю, - шепчет.

А может, и прав он. Тогда вообще кранты.

- Тише! - тут на нас цыкнули. - Не видишь, что ли, - смотрит он на вас!

Вот как боятся они тут своего Мамочку. Вот вляпался ты, Ястреб, в сучье место. Все здесь начальничками да суками повязано, не зона, а пионерлагерь. Надо что-то делать. Или сдохнуть здесь, одно из двух.

Тут меня как ударило, голос узнал, что нас одернул... Батин это голос, Квазимоды. Я торчу...

ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ

Сидел я да оглядывал своих товарищей по несчастью. Вот Дроздов, что все думает о своих вчерашних прекрасных похождениях. Ему что, свобода сейчас будет, по первому теплу... Звонком освободится, бродяге лишь бы зиму-зимушку перекантоваться... Срок-то всего один год. А это Гоги Гагарадзе, рукой волосатой зевоту прикрывает. Что ему слушать эти разговоры, он уже давно в своей будущей веселой и беззаботной жизни...

НЕБО. ВОРОН

Уже он в том самом Сочи, куда занесло когда-то юную Раечку, где она, недалеко от дома Гоги, проводила бессонные ночи с темпераментными южанами...

...Вижу я его в девяносто седьмом году, вот и новый яркий дом Гоги Гагарадзе, президента страховой компании "Людовик". Сам Гоги не управляет делами компании, потому что у него много неотложных и важных дел транспортировка спирта в Россию из Турции, отлов рыбы, что идет по плану в Калининград и там же перерабатывается на его заводе, принося хороший барыш бизнесмену Гагарадзе. Все, о чем мечтает он сейчас в Зоне, воплотится в тех далеких будущих годах, когда эта страна будет жить по иным законам. И они, эти законы, по которым живет уже давно весь мир, станут главными и в этой стране, и Гоги забудет свое тюремное прошлое, потому что будущее Гоги и его детей будет светлым и радостным... Пока не войдет в обиход иностранное слово "киллер"...

ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ

А вот недавно переведенный в отряд пожилой зэк Скворцов кудахчет в кулак у него хронический бронхит, и лечиться надо, да кто его будет здесь лечить?

Ладно, зиму бы пережил... Вон вена на лбу вздулась, и кажется, сейчас прорвется она и зальет всех присутствующих скворцовской темной, несвежей, зачифиренной прогорклой кровью....

- Дикушин уходит ведь, - шепнул Ястребу Крохалев. - Вот козлы сейчас и будут драться за бригадирскую повязку...

- Ястребов! Крохалев! - вдруг крикнул майор. - Все не наговоритесь?

Примолкли и затаились.

- Итак, в рядах активистов у нас пополнение. Лебедушкин имел в минувшем году ряд нарушений, но год новый и начал по-новому, дисциплина у него идеальная, работает за двоих. Мы удовлетворили его просьбу о принятии в актив отряда.

Оглянулись все на Володьку - кто недоуменно, кто с пониманием, кто зло. А он - серьезный, будто и не слышит, думает о чем-то своем, кивнул только, плечами пожал. Будто так и надо.

- Дикушин покидает нас, - продолжил майор. - Уходит на стройки народного хозяйства. Мы посоветовались с бригадирами и решили вот кем заменить его...

Мамочка оглядел скучающих зэков. Вот подарочек-то он им готовит...

ЗОНА. ВОРОНЦОВ

А я сидел, дремал почти. Ястреба шугнул - они там с шутом придурочным базлали на весь барак. Уважение-то надо иметь все же. Тот на меня волком прямо посмотрел, ну и хрен с ним...

Вот и сижу, про свое думаю. Мне-то разборки их - кто да зачем - ни к чему, у меня сейчас перед ними долгов нету.

И тут тишина наступила, я даже голову поднял.

А все обернулись и на меня смотрят. У меня сердце в пятки ушло - неужто с Надеждой что случилось, почему-то так подумал... Но тут же сообразил - нет, на собрании об этом Мамочка говорить не будет.

А они смотрят.

- Чего, - говорю, - зенки-то вылупили?

ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ

Тишина стояла такая, что казалось, можно услышать стук сердца рядом сидящего. Все уставились на Квазимоду - не веря в сказанное, боясь, радуясь, подозревая, завидуя, презирая - все смешалось в этих взглядах.

Был он в отряде своего рода "духовным отцом", каждый из отрицаловки бегал плакаться к нему в жилетку - на администрацию, подлость блатков, продажность "общака". Активисты, напротив, завидев тяжелую фигуру Воронцова, спешили обойти ее, постараться не попасться ему на глаза.

Смотрели.

И Мамочка, будто поняв недоумение и растерянность Ивана, внятно еще раз повторил сказанное:

- На должность бригадира мы единогласно решили выдвинуть осужденного Воронцова Ивана.

Он встал.

И тишина вмиг разорвалась, словно мощный и пахучий морской прибой разом окатил лица и души, сделав их свежими, вновь ждущими чуда от жизни.

В гуле, в ветре нового свежего выдоха застоявшейся жизни десятки возгласов-вскриков слились воедино и вынесли его имя на вершину - Иван Воронцов. Иван. Воронцов. Это стало как новый пароль, пароль в новую жизнь.

И впервые в своей взрослой жизни залился Квазимода розово-красным, девичьим прямо румянцем. Не от радости, нет, от растерянности, испуга даже, будто кто-то бросил ему в лицо - предатель ты, Кваз...

И он стоял, готовый взорваться, растерянный, не могущий понять, что же от него хотят, что ему дали, доверили, к чему все это?

Я - бригадир? - доходило до него.

Что?!

- Воронцов! - предупредил взрыв своего протеже майор. - Не спеши, пожалуйста! Подумай... - И глянул по-доброму.

И оглядел проходы меж коек - люди, сидящие там, были растерянны, повергнуты происходящим в шок...

ВОЛЯ. МЕДВЕДЕВ

Ну, понятно, ни у отрицаловки, ни у активистов не укладывался в сознании образ Воронцова-бригадира. Любой другой образ - пожалуйста. Квазимода вел правилки, утешал обиженных, наказывал нерадивых и давал санкции на усмирение зарвавшихся. Но Квазимода - сам отвечающий за людей перед нами, "погонниками"?

Так вот, этот мой Квазимода застыл тут истуканом, не в силах он сообразить, как ему реагировать на услышанное. То ли над ним смеются, значит, за табуретку хвататься и гонять всех подряд!

Да запросто он это может сделать, сила дурная. И нрав такой же. Взбредет если ему в голову, что смеются над ним, он все и порушит. Запросто. Я прямо вижу, как в груди у него крик взбурлил протестующий - нет, мол, никогда в жизни. Вот...

ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ

И тут наконец столкнулся Воронцов со взглядом майора. Смотрел на него Медведев с добрым прищуром, с надеждой и в то же время требовательно.

Еще тише стало, даже привычного поскрипывания коечных ярусов не слыхать; ни кашля, ни чиха...

И Воронцов застыл с раскрытым ртом, но уже ничего не сумел сказать: опередил его майор:

- Вот что... Твое мнение, Воронцов, потом. Пусть сначала другие выскажутся.

- А че, он работу знает, - зашепелявил другой бригадир, Кукшин, вечный подпевала, недостача зубов во рту у которого в последнее время почему-то прогрессировала. Выбивали.

- Людей знает, - добавил бригадир Дикушин, - уважают его.

- Главное, стаж большой, - не выдержал, блеснул своим "юмором" Ленин.

Ястреб с ухмылкой поглядел на него. Вздохнул.

- При нем бездельников не будет! - громко вдруг сказал тихий теперь, вечно больной Поморник. - Пора ему, засиделся.

Ленин, уловив ход движения пролетарского собрания и мгновенно осознав всю выгоду своего человека в бригадирах, обернувшись к Воронцову, заорал на весь барак, прикрыв для смелости исколотые веки: