Десять кругов ада - Леонид Костомаров

Хотя я и выбрал раз и навсегда позицию стороннего наблюдателя, но бывали моменты, когда, кроме ежедневной выматывающей работы, мне вдруг предоставлялась возможность вспомнить, что я рожден не только для того, чтобы кидать целый день бетон на пару с Лениным или Лебедушкиным...

Такую возможность мне дал новоизбранный бригадир. Однажды после обеда Батя, относившийся ко мне с некоторой подозрительностью, но тем не менее со сдержанным уважением, пригласил меня к себе в бригадирскую.

- Вот что у нас на полигоне творится, - вздохнув, прихлопнул он рукой по бумагам, лежащим на столе. - Сам разобраться не умею, но вижу - непорядок. Помоги, если сможешь.

- Попробую, - уклончиво ответил я, польщенный вниманием к моей скромной персоне.

- Попробуй, - не мигая, уставился он на меня. - Ты все равно бумажками вечерами загружен... У тебя же образование...

Я взял папку "Расценки".

- А вот - нынешнего года, - вынул Батя другую стопку из стола. Домостроительный комбинат получает по прошлогодним расценкам, а мы по новым. Вот тут у меня и ум за разум заходит, - жестко добавил он.

ВОЛЯ. ВОЛКОВ

До планерки было еще рановато, и я пошел в штаб, к себе в кабинет. Вот ведь как... Стоило мне только недельку с гриппом проваляться, а тут уже какие перемены...

Этого подонка бригадиром сделали...

Всем своим существом я ненавидел этот мир, который судьба мне поручила охранять, и сила этой ненависти очень помогала мне в работе. Я заметил, чем больше я зэков ненавидел, тем результаты мероприятий лучше. Они признают только силу и ничего, кроме силы, как в волчьей стае...

А то, что они "перевоспитываются", - это все бабушкины сказки, сколько я перевидал этой блатоты и ни одного "перевоспитавшегося" что-то ни разу не встретил.

Есть те, что маскируются... безусловно. Вот Квазимода этот хотя бы, как ловко Блаженному мозги пудрит... Гнилое же яблоко никогда не станет здоровым, так и человек с червоточинкой в душе не способен никогда возвратиться в общество честным и порядочным. Обиды на неудавшуюся жизнь вновь и вновь должны подталкивать его на очередное преступление.

И остается только одно: заставить преступника долбаного бояться, а значит - уважать закон, меня уважать. И обойти меня этому люду трудно, я мнительный, я насквозь их вижу.

Бывает, старательно выстроенные версии, что я продумываю, предотвращая их очередную вылазку, не подтверждаются, но это ничего не значит, надо всегда быть начеку и все предугадывать. Может, злюсь я излишне, матом их крою почем зря, вон даже Львову жалуются. А он тоже как девочка: "Матерились, капитан?" Сам будто не знает...

ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ

Больше всего на свете капитан не любил, когда осужденный не хотел сознаваться в чем-либо. Тогда он изводился сам и изводил жертву. Она, уже в отчаянии, проклиная все на свете, просила подсказки, желала сознаться, только бы избавиться от этих нудных, выматывающих душу допросов, на которых ладно бы материл - часто и бил упертых зэков бугай капитан, бил нещадно.

Непонятливость жертвы приводила неуравновешенного Волкова в то исступленное состояние, когда он мог забить до полусмерти очередного страдальца. Как погоны уцелели до сих пор, непонятно. Откупался потом, испугавшись, наркотой ублажал, обещал помочь в досрочном освобождении.

Вызывал жен, сестер под разговор о досрочке старый сатир, а по приезде затаскивал их к себе в кабинет, раскладывал нехитрый пасьянс: я сделаю невозможное твоему мужу (брату, свекру, сыну) и выполню свое обещание - отпущу его раньше. Но обмен неравноценен, и его надо "смазать". Жертва сладострастца не совсем понимала сути вопроса, но когда он начинал при ней смазывать сливочным маслом свой огромный "бутерброд", предлагая полюбоваться, она, бедная, осознавала, что ее ждет.

Реакция была разная, чаще - нужная любвеобильному капитану, ввергавшему в слезы и тошноту представительниц прекрасного пола...

Успокоение капитан находил только в своих любимчиках, которые умело и подробно докладывали обо всем, что творилось в Зоне.

Он всегда был в курсе всех зоновских дел и зэковских разборок. И сегодня он уже знал, что Бакланов пал от руки беглеца-морячка, но приберегал эту информацию до удобного случая. Чтобы получить с нее дивиденды. А дивиденды были нужны после этого дурацкого выступления Филина перед уходом. Да, не помог он Филину, но и как мог помочь офицер зэку, совершившему побег? И травануть его не удалось, вот же сука... Раскусил Дергача...

Мог. Рассказал бы любой комиссии и доказал бы, что Филин - важный его стукачок, а побег совершил в состоянии расстройства, и тихонько перевели бы Аркашу в другую Зону, и новое дело заводить бы не стали. Мог...

Ну да ладно с Филиным... Более капитана волновал сейчас бухгалтер Журавлев, прокручивающий деньги администрации, а точнее, вся история, что творилась вокруг него: опять дурацкое правдолюбие Мамочки, что хотел привести этого Журавлева к признаниям о его невиновности, звонки какого-то судьи, что тоже все хотел доискаться правды в журавлевском деле, да еще этот бомж, Дроздов, что якобы тоже узнал некую правду о Журавлеве и сейчас мог судье, как свидетель, наболтать чего угодно...

ВОЛЯ. ВОЛКОВ

Вот Скворцова надо было поставить бригадиром, столько лет он мне помогает, раз уже воров перевоспитываем.

Многие идиоты, вроде Медведева, не воспринимают мои методы работы, обидно иногда до зубовного скрежета. Ко мне тогда не подходи, злой как черт хожу, на любое слово колкостью отвечаю. Потому что не люблю, когда меня дураком считают.

Ну а с Воронцовым что? Видать, он побег новый задумал, вот что... Задурил голову полоумному Медведеву, а этот старый козел и уши развесил... А если побег случится, с него, Волкова, и спросят, а не со старого козла, который дорабатывает уже последние денечки. Он вообще, кажется, в маразм впал, как дитя, уже любой погремушке верит.

Ну а я-то человек в своем уме пока. Сижу на планерке, смотрю на Медведева, пытаюсь понять его. А после планерки оставил его Львов. Понятно, за Квазимоду сейчас он ему вдует...

Покурил я в коридоре, подождал, пока выйдет Блаженный.

Появился, бледный. Сует таблетку под язык... Говорю ему:

- Поразительно, как вам удалось уговорить Воронцова на бригадирство, да еще и активистом стать.

А этот простодушно так улыбается:

- Откровенно говоря, сам удивляюсь. Предложил бы в личной беседе, отказался бы он. А тут решило общее собрание. Я лишь выдвинул его кандидатуру.

- Ну и вы считаете, что все это правильно?

- Что? - искренне не понимает, идиот.

- Ну, решение ваше. - Сдерживаюсь.

- Конечно... - улыбается, дурик.

Привет. Я рукой махнул, что с него взять. А сам думаю: нет ли сделки здесь какой-нибудь?

ВОЛЯ. НОННА (НИНКА) ВОЛКОВА

Капитан пришел домой поздно, разделся на коврике у порога, стараясь не наследить грязными сапогами. В прихожей теснота, от стильной мебели не повернешься. Вся трехкомнатная квартира набита барахлом под завязку. В дальней комнате оглушающе гремела джазовая музыка. Он боязливо прошел туда и приотворил дверь. Его жирная супруга, в импортном бикини, отплясывала какой-то дикий танец перед телевизором. На экране костлявые девки в купальниках крутили аэробику. Воняло Нинкиным потом, как в конюшне.

Увидев мужа, она, не останавливая пляса, хрипло заорала:

- Деньги принес?! Шикарный гарнитур отхватила по блату... Импорт! Гони три тыщи!

- А куда ж его ставить, - вяло огрызнулся Волков. Он боялся своей бешеной бабы, как огня.

- Как - куда?! - остановилась она и сощурилась. - Эту мебель на дачу отопрешь. - Она перевела дух и нервно закурила. - К десяти утра чтобы были деньги! Не то горком все разметет со склада...

- Зарплата не скоро, где я тебе столько возьму?.. Три тыщи!

- Займи у Львова, его лахудра уже купила такой гарнитур. Мы что, хуже их?

Волков молча ушел на кухню, зло пнул ногой здоровенного лохматого кобеля-водолаза, развалившегося у неприбранного стола. Тот от неожиданности рявкнул и пустил струю, как из шланга, напугав двух спящих у батареи откормленных котов.

- Не квартира, а зоопарк! - яростно рыкнул капитан и выхватил из холодильника початую бутылку водки.

Хватанул стакан, занюхал корочкой черствого хлеба. Жрать опять ничего не сготовила. Кисло воняло кошачьей мочой, псиной, Нинкиным потом. "Аэробика..." Хэ! Тебя в плуг надо запрягать, кобыла! Где я тебе возьму бабки, лафа кончилась, и наркота... на время надо затаиться. На деньги грузина купила хрустальную люстру с тележное колесо, уже всю голову разбил о висюльки.

Явилась хмурая Нонна (она запрещала ее называть Ниной), в японском халате с краснозевыми драконами. Нежно обняла за шею слюнявого кобеля, целует его в губы...

- Мой мальчик... твоя мама скоро станет тростиночкой... Аэробика - это класс! Что ты такой грустный, обидел тебя этот сапог? Мужлан некультурный... Чмок... чмок... чмок.

К глотке Волкова подкатил тошнотный комок, он резво скрылся в туалете. Потом долго сидел в штанах на унитазе, и пришла спасительная мысль: "В побег... делать ноги отсюда... к любой бабе... в деревню".