Чингисхан. Демон Востока - RedDetonator

просто не может быть слишком многочисленным, ведь в степях, после неудачной и несвоевременной гибели рейкса Улдина, до сих пор тлеет смута. Даже если гуннов будет сорок тысяч, Эйрих к этому готов. Но что-то подсказывало ему, что не будет.

Часы спокойного пути, доклады дозоров о спешно собирающихся кочевых поселениях, обоснованно не ждущих от вторженцев ничего хорошего, припекающее осеннее солнце, лёгкое нытьё уже почти заживших рёбер — Эйрих, несмотря на последнее, был доволен.

А затем приехал посыльный от передового дозора.

/30 октября 409 года нашей эры, Гуннская держава, в степях/

Руа знал, что одержимый дэвом сопляк придёт. И он пришёл.

Войско визиготов и остготов, примерно насчитывающее тридцать с лишним тысяч воинов, уверенно вошло в степи и направилось в сторону личных кочевий Руы.

Едва ли они знают точное расположение его владений, просто кочевья его обширны и занимают восточную часть степей в районе Дуная. Мимо не пройдёшь.

Кагану всех гуннов пришлось спешно собирать все силы и даже отзывать половину войска, что охраняло безопасность северо-восточных пределов контролируемой им территории, где среди антов сеет смуту недобитый Дариураш.

Два крупных сражения подточили силы обеих сторон, но Руа в обоих случаях вышел победителем, поэтому с полным основанием заявил о своих правах на власть над всеми гуннами. Но была небольшая проблема в лице Дариураша, и она ещё не решилась. Большая битва против обнаглевших готов сейчас совсем не к месту, но, похоже, придётся вступать в неё и надеяться победить.

Ужасный дэв, с которым спутался остгот Эйрих, мешал кагану спать. Он приходил к нему в кошмарах, с людоедской улыбкой рассказывал, как будет жевать его внутренности, а затем надругается над его жёнами…

«Проклятый дэв, я убью тебя!» — мысленно прорычал Руа, едущий на коне во главе своего войска. — «Втопчу в землю, расчленю, сожгу остатки и заставлю моего коня поссать на тебя!!!»

Об Эйрихе он даже не думал, искренне считая его марионеткой истинного зла, так ловко играющего с людскими жизнями. Шаман Тобо дал кагану девять амулетов для защиты от потусторонних сил, каждый вечер проводил защитный обряд, а ещё приносил в жертву по три ягнёнка, дабы умилостивить почему-то гневающегося на всех них Тенгри.

Готское войско увидели у Дуная. Разведчики следили за ним издалека, пока оно не прибыло к границе личных кочевий кагана. Битва состоится здесь.

— Величайший каган, готы хотят переговоров, — подъехал к нему сотник Шурам, дальний родственник по материнской линии.

Руа посмотрел в сторону вражеского войска, построившегося как римляне. В командной ставке знаменщик машет белым флагом, символизируя желание провести переговоры.

Каган лишь кивнул, после чего вороной конь был развёрнут в направлении его личной дружины, состоящей из лучших воинов степи.

— Ашак, выедешь первым, скажешь, чтобы убрали своего великана подальше от меня, — приказал Руа, подъехав к ожидающим его команды воинам. — Не хочу видеть его. Скажи, что либо он отходит подальше, либо переговоров не будет. Не сильно-то они и нужны нам…

— Сделаю, — поклонился Ашак.

На кагане были баснословно дорогие римские доспехи, набранные из стальной чешуи, на голове его был высокий шлем с чёрным плюмажем, изготовленный лучшими мастерами гуннов, на поясе его висел длинный меч, полученный Руой боем в небольшой деревушке близ Альп, а на спине его висел круглый щит, окантованный пучками волос с голов его врагов. Говорят, что о его щите среди воинов ходит молва, якобы сила духов поверженных врагов способна отводить стрелы.

«Что-то в этом точно есть», — подумал Руа с грустной усмешкой. «Сколько раз я подставлял щит под стрелы, но они попадали мне в броню или в шлем, а не в него?»

Они тронулись в путь.

Между готовыми к битве сторонами было чуть меньше тысячи шагов, поэтому Ашак ускорил коня и подъехал к делегации готов сильно раньше остальных гуннов, которые, к тому же, остановились на дистанции в триста шагов.

Руа увидел дэва. Лицо его сокрыто шлемом с личиной, ростом он, действительно, сильно выше нормального человека. Кожа его не железная, как уверяли воины, а покрыта очень тяжёлыми, даже на вид, стальными пластинами. В правой руке он держал большую секиру, причём держал её так, словно это какой-то лёгкий топорик. Сердце кагана пропустило удар, когда он увидел, что дэв посмотрел на него. Каган быстро перевёл взгляд на конного юношу, мысленно частя со всеми известными молитвами к Тенгри.

Эйрих, восседающий на своём белоснежном коне, состояние шерсти которого демонстрирует почти что материнскую заботу, с равнодушным выражением лица выслушал Ашака, подумал немного, после чего кивнул и дал знак дэву.

Великан развернул коня и поехал обратно к войску. У Руы прямо отлегло от сердца. Теперь можно и поговорить.

— Чего вы хотите, остготы? — подъехал каган на переговорную дистанцию.

— Хочу посмотреть тебе в глаза и кое-что спросить, — заговорил Эйрих. — Зачем ты предал нашу дружбу? Мы ведь могли сделать столько всего… Мы могли стать надёжнейшими союзниками, под ноги которых падёт весь мир… Зачем, Руа?

— Ты якшаешься с силами, которые не можешь контролировать, — ответил на это каган. — Это погубит тебя, Эйрих. Уже погубило, но ты ещё этого не понимаешь.

Остгот удивился, но проявил на лице лишь тень удивления. Руа в людях разбирался, поэтому мимо него это не прошло.

— Что ты такое несёшь? Какие силы? — не сдержал удивления Эйрих. — А-а-а, ты, наверное, о моём легионе, созданном по образу старых легионах римлян? Я знаю, чем чревато его усиление впоследствии, но это, скажу я тебе, недостаточно веская причина, чтобы подло натравливать на меня тысячу своих воинов! Неожиданная и подлая атака — это слишком даже для меня! Я никогда не обманывал тебя, не предавал, а ты вероломно предал наш священный договор! И ты заплатишь за это. Сегодня.

Руа покивал своим мыслям, которые касались тлетворного влияния дэва, после чего развернул коня и поехал прочь. Переговоры состоялись.

/31 октября 409 года нашей эры, Восточная Римская империя, г. Константинополь/

— Я всё равно ничего не понимаю, дядя Антемий, — развёл руками император Восточной Римской империи Феодосий II.

Малец не прожил и десяти лет, но консул Флавий Антемий уже видел в нём отцовские черты и полную неспособность к политике. Как и императору Аркадию, Феодосию II было плевать на политику, плевать на попытки консула объяснить, что именно произошло накануне, а волновали августейшего мальчонку лишь игры в дорогостоящие куклы, беготня с придворными по саду и театральные представления.

Но зато его очень внимательно слушала Элия Пульхерия, старшая сестра императора. Флавий Антемий уже давно замечал в ней большой потенциал, но сильно жалел, что она родилась девочкой…

— Наши легионы