Ребекка с фермы Солнечный Ручей - Кейт УИГГИН

Окрик прозвучал слабо, и корова продолжала мирно щипать траву.  Мальчик  доверчиво поднял глаза на жену священника, а затем  оглянулся  назад,  чтобы  посмотреть, не наблюдает ли Кэссиус Кейм за ходом событий.

- Что же нам делать дальше? - спросил он.

Это теплое, сердечное маленькое "нам" восхитило миссис Бакстер; оно так  приятно делало и ее участницей  этого  предприятия.  Она,  разумеется,  была  плохой советчицей там, где дело касалось коров, но, когда  Илайша  произнес:  "Что же нам делать дальше?",  она  собрала  всю  свою  храбрость,  мгновенно  оживившись и почувствовав себя изобретательной и сильной.

- Как зовут корову? - спросила она, выпрямившись на сиденье качелей.

- Ромашка; но она, похоже, не очень хорошо  знает  свое  имя...  И  на  ромашку она ни капельки не похожа.

- Ничего. Ты должен крикнуть: "Ромашка!" - как можно громче и  дернуть  за веревку изо всех сил, а я в ту же минуту закричу во весь голос: "Жвей!" А  если она быстро двинется с места, мы не  должны  бежать  или  показать,  что  испугались!

Так они и поступили; способ оказался чудодейственным, и миссис  Бакстер  ласковым взглядом  проводила  своего  Маленького  Пророка,  которого  корова  быстро тащила следом за собой вниз с холма.

Один за другим проходили прекрасные  августовские  дни.  Ребекка  часто  заходила  к  священнику  и  не  раз  встречала  Илайшу,  но  Ромашка   редко  присутствовала при этих встречах, так как  теперь  мальчик  гнал  корову  на  пастбище в самые ранние утренние часы. Пастбище находилось довольно  далеко,  путь  к  цели,  который  выбирала  Ромашка,  всегда  оказывался  чрезвычайно  извилистым,  а  мистер  Кейм  подчеркивал  необходимость  доставлять  ее  на  пастбище по меньшей мере за несколько минут до  того,  как  ее  нужно  будет  уводить домой. И хотя мистер Кейм не нравился Ребекке, она чувствовала,  что  это его замечание не лишено здравого смысла. Иногда миссис Бакстер и Ребекка  мельком видели Илайшу с Ромашкой, возвращающихся  домой  к  вечерней  дойке:  корова безмятежно пережевывала свою жвачку, ее  мягкое  белое  вымя,  полное  молока, висело почти до  земли,  а  удивленный  глаз  вращался  с  привычным  выражением "безумной ярости".  Это  свирепое  вращение  глазом,  как  обычно  уверяли Илайшу, ничего не значило; но в таком случае поведение  коровы  было  достойно сожаления - так считала  Ребекка,  и  миссис  Бакстер  была  с  ней  согласна. Иметь кровожадное выражение глаза и в то же время быть  совершенно  добродетельным и действующим из лучших побуждений животным - вот уж поистине  несчастье.

Однажды вечером, когда миссис Бакстер наблюдала, как солнце, похожее на  красный огненный шар, медленно опускается за дальний лес,  мимо  нее  прошел  Маленький Пророк.

- Сегодня двадцать девятый вечер, - сказал он весело.

- Я так рада, - отозвалась она; до этого ее часто тревожили  опасения,  что какой-нибудь  несчастный  случай  может  помешать  мальчику  потребовать  обещанной награды. - Значит, завтра Ромашка станет твоей коровой?

- Думаю, что да. Так мистер Кейм сказал. Он сейчас в  Акревиле,  но  к  вечеру вернется. Отец собирался передать мне через него новую шляпу. Я хотел  бы, когда Ромашка будет моей, поменять ее имя. Я назвал бы ее Рыжая Бродяга.  Но, может быть, ее маме это не понравилось бы?.. Когда  она  будет  моя,  я,  наверное, не буду так бояться, что она меня боднет или  раздавит  мне  ногу;  ведь она будет знать, что она моя, и будет послушнее. Я ни разу  не  дал  ей  запутаться ногами в веревке и ни разу не подал вида, что боюсь, правда?

- Я никогда,  ни  на  минуту  не  заподозрила,  будто  ты  боишься,  -  ободряюще сказала миссис Бакстер, - и часто завидовала тебе  -  ты  выглядел  таким смелым и уверенным в себе!

Илайша явно был доволен.

- Я даже не заплакал, когда она протащила меня через ограду пастбища и  я ободрал себе все ноги... А вот Чарли, младший брат Билла Джонса,  говорит,  что он никого не боится, даже медведей. Он говорит, что подошел бы  прямо  к  ним и дал бы им в ухо, если б они только рявкнули, но я бы так не смог, я не  такой! Он не боится ни слонов, ни тигров, ни львов. Он  говорит,  будто  для  него они все равно что лягушки или цыплята.

В тот вечер Ребекка сказала  тете  Джейн,  что  двадцать  девятый  день  службы Маленького Пророка подошел к концу и что завтра утром  большая  рыжая  корова станет его собственностью.

- Что ж, надеюсь, так оно и будет, - ответила тетка, - хотя  я  отнюдь  не уверена, что Кэссиус Кейм расстанется со своей коровой, когда  дойдет  до  дела. Это был бы не первый  случай,  когда  он  изменяет  своему  слову.  Он  проделывал такое с людьми и постарше Лайши, ведь он, Кэссиус,  ужасно  скуп.  Конечно, суставы у него действуют плохо, и  он  рад,  что  нашел  мальчишку,  чтобы гонять летом корову на пастбище, но  к  осени,  когда  приходит  время  убирать урожай, он обычно нанимает взрослого батрака. Так что  Лайша  больше  ему не  понадобится,  и  я  думаю,  что  так  или  иначе,  а  корова  теперь  принадлежит Эбнеру Симпсону... Если хочешь прогуляться сегодня  вечером,  то  хорошо бы, ты сходила туда и спросила миссис  Кейм,  не  даст  ли  она  тете  Миранде взаймы половину ее дрожжевого хлеба. Скажи, что мы вернем,  когда  у  нас будет свой в субботу. Не хочешь взять с собой Тирзу  Миверв?  А  то  она  всегда одна, когда Хальда  развлекает  на  крылечке  своих  кавалеров...  Не  задерживайся слишком долго у священника! 

III

Поручение такого рода было привычным для Ребекки, так как иногда  самые  основы существования Риверборо бывали потрясены одновременно  возникавшим  у  всех жителей желанием поесть дрожжевого теста.  Так  как  ближайшая  пекарня  располагалась в полутора милях от поселка, а дрожжевой хлеб стоил два  цента  и его нельзя было долго хранить, и к тому же спрос на него был неустойчив  и  зависел  исключительно  от  весьма  непостоянного  желания  поесть  "кислого  хлебца", владелец местного магазина заказывал, на  свой  страх  и  риск,  не  больше трех хлебов в день. Иногда они так и  оставались  у  него  на  руках,  принося убыток; иногда же восемь или десять человек приезжали с дальних ферм  за желанным продуктом, но слышали лишь:

- Нет, дрожжевой хлеб кончился. Мисс Симмонс взяла последнюю  буханку;  попробуйте занять у нее. Может быть, она даст  вам  половинку,  она  не  ест  много хлеба.

Так что, поднимаясь  на  холм,  где  стоял  дом  миссис  Кейм,  Ребекка  сознавала, что ее хлеб насущный  может  быть  получен  только  в  результате  успешного исхода этого визита.

Тирза шла босиком, и какими загрубевшими ни  были  ее  подошвы,  долгий  путь по стерне оказался слишком утомительным, и потому, завидев в  отдалении  скотный двор Кеймов, она уговорила Ребекку пройти коротким путем через поле,  на котором длинными рядами рос аккуратно прополотый турнепс.

- Ты же знаешь, Тирза, мистер Кейм ужасно сердитый и терпеть не может,  чтобы кто-нибудь прошел по его полю или  тронул  дерево  или  куст,  который  принадлежит ему. Я немного боюсь, но давай пройдем напрямик,  только  смотри  ступай аккуратно между рядами и держи повыше юбку, чтобы не задевать  листья  турнепса. Я сделаю то же самое.  И  прыгай  быстрее,  тогда  мы  не  оставим  глубоких следов.

Девочки благополучно и бесшумно продвигались вперед; ощущение опасности  отчасти увеличивало удовольствие, которое они получали  от  своей  прогулки.  Ребекка знала, что они не причиняют никакого вреда, но все же надеялась, что  им удастся избежать сверлящего взгляда мистера Кейма.

Они уже были на  другом  конце  засаженного  турнепсом  участка,  когда  неожиданно замерли, забыв  опустить  приподнятые  юбки.  От  скотного  двора  девочек отделяли высокие  кусты  бузины,  и  из-за  этих  кустов  доносились  голоса: робкий - Маленького Пророка и грубый - Кэссиуса Кейма.

Ребекка боялась помешать их разговору, но и подслушивать его ей тоже не  хотелось - она была слишком порядочной для этого. Оставалось надеяться,  что  мужчина и  мальчик  пройдут,  беседуя,  к  дому.  Она  знаком  велела  почти  парализованной страхом Тирзе сделать еще два шага и встать рядом  с  ней  за  кустами. Но  нет  -  надежда  не  оправдалась!  В  следующее  мгновение  они  услышали, как мистер Кейм придвинул табурет к жернову со словами:

- Ну а теперь, Илайша-Джеримайя, поговорим  о  рыжей  корове.  Так  ты  говоришь, что месяц водил ее на пастбище, да? А уговор у  нас  с  тобой  был  такой: если ты сумеешь месяц гонять ее на пастбище так, чтобы она ни разу не  запуталась ногами в веревке, а ты ни разу не испугался, то она  будет  твоя.  Правильно я говорю?

Лицо  Маленького  Пророка  пылало,  клетчатая  рубашка  поднималась   и  опускалась на груди так, словно он дышал с  трудом.  Он  ничего  не  сказал,  только кивнул в знак согласия.