Утешительная партия игры в петанк - Гавальда Анна

Спустился по бульвару Себастополь, легко, с порхающим ребром, эдакий повеса, добившийся первого свидания. Улыбаясь паркоматам и еще, еще и еще раз перечитывая ее адрес на каждом светофоре, где краснел человечек.

(А бульвар-то был назван, надо ли напоминать, в честь крымской победы англичан и французов!)

Снова смотрел на посылку, переходя дорогу. Был уверен, что почерк у нее именно такой… Тонкий, извилистый… Как узор на ее платье… И заранее знал, что буквы будут выбиваться за рамки клеточек. И что марки она выберет красивые…

Ее фамилия Черрингтон.

Кейт Черрингтон…

И какой же он дурак дураком…

И гордится этим.

Что все еще на такое способен.

Окрыленный, решил закупить продуктов. Оставил на кассе супермаркета полную тележку и обещал быть дома через два часа к моменту доставки.

Вышел из магазина со шваброй и ведром, набитым бытовой химией, впервые с тех пор, как переехал, помыл всю квартиру, включил холодильник, распаковал минеральную воду, расставил по полкам матильдовы мюсли, ее любимый джем, обезжиренное молоко, экстра мягкий шампунь, достал бумажные полотенца, вкрутил лампочки и приготовил свой первый стейк в Бычьем тупике.[290]

Отодвинул тарелку, смахнул крошки и пошел за подарком.

Открыл крышку жестяной коробки и обнаружил собак, кошек, куриц, уток, лошадей, цыплят, коз, лам, звезды, луны, облака, ласточек, мышек, тракторы, сапоги, рыбок, лягушек, цветы, деревья, клубничины, конуры, голубей, гитары, стрекоз, корзинки, бутылки и…

Хм, ладно. Выложил их в ряд на столе. Как всегда аккуратно и по категориям.

Каждое печенье было представлено в нескольких экземплярах, только сердце — одно.

Это знак? Да, знак… Конечно, знак!

«Дурак дураком», кажется, мягко сказано, да?

«Dear Charles,

Я приготовила тесто, Хатти и Недра наделали cookies, Алис лепила глаза и усы, Ясин нашел ваш адрес (это ведь вы?), а Сэм отправил посылку…

Thanks.

I miss you.

We all miss you.

K.»[291]

He съел ни одного, расставил их заново, теперь уже на камине в комнате, где жил и засыпал, думая о ней.

О тесте, о формах и о том, что бы она вылепила из него, попади он сейчас в ее руки…

На следующее утро нарисовал свой камин в пустоте и подписал: «Я тоже по вас скучаю».

Порадовался неясности родного языка, как она тогда, по поводу «кухонной плиты».

Это «вы» может означать как обращение к ней, так и к ним всем вместе.

Ей выбирать…

Мог бы, должен был бы теперь расслабиться, но у него не получалось.

Расставание с Лоранс, хоть и прошло без надрыва, все же отзывалось горьким привкусом во рту.

В который раз сбежал за письменный стол к своим проектам и AutoCAD.[292] Эта программа была замечательна тем, что в ней все виртуально. Все уже кем-то спроектировано, чтобы ничего не выдумывать самому, так что, нависая над своими вертикальными смещениями, оплошать не боялся.

Считал. Снова и снова.

— Непрестанно думал о Кейт, но как-то отстранено.

Она была… Вряд ли он смог бы это объяснить… Как свет… Словно ему достаточно было просто знать, что она существует, пусть далеко от него, пусть отдельно от него, и это его утешало. Иногда приходили мысли и более… плотские, но не слишком часто… Задавался, воображая, как они вместе лепят печенья. А на самом деле, чувствовал, что… как бы это сказать… впечатлен, наверное… Ну да, impressed, пожалуй, подойдет. Хотя она и сделала все, чтобы этого не случилось: потела, рыгала, посылала его куда подальше, выставляя средний палец с кольцом, злилась, ворчала, материлась, сморкалась в рукав, пила like a fish[293], поимела школьное образование и органы соцзащиты, высмеивала свою фигуру, руки, гордыню, часто очерняла себя и даже бросила, не сказав последнее прости…

Глупо, конечно, чертовски жаль и даже удручает, но это так. Думая о ней, он скорее представлял себе целый мир, чем женщину со шрамом в виде звездочки.

Впрочем, если задуматься, это она с самого начала распределила роли. Он — иностранец, пришелец, the explorer[294], то ли Колумб, то ли колонист, очутившийся тут потому, что сбился с пути.

Потому что у одной девчонки криво растут зубы, а у мамы мозги набекрень.

И отпустив его в обратный путь, не попрощавшись, она намеренно испортила компас…

Похоже, мы вернулись к правилам… Тогда к чему были все эти истории про мост, монашеский образ жизни, Великое и возвышенное самоотречение? Все-таки соскучился по удобной постельке?

Да нет, дело в том…

В чем?

Что у меня чертовски болит спина… Адски болит…

Купи кровать!

Нет, дело не только в этом…

А в чем еще?

В чувстве вины…

Аааа…! Ну тогда, счастливого пути… Для этого, знаешь ли, способов употребления не существует.

Нет?

Нет. Если поищешь, найдешь, разумеется, и храмов, и торговцев сколько угодно, но лучше не трать деньги понапрасну, а купи себе нормальную кровать. К тому же, она ведь тебе написала, что скучает.

Подумаешь… Miss you по-английски ничего не значащая фраза. Все равно что Take care или All mу love[295]…

Она написала не Miss you, a Imiss you.[296]

Да, но…

Что но?

Она живет в Петаушноке,[297] с кучей детей и зверья, которое еще лет тридцать не передохнет, в доме, провонявшем мокрой псиной и…

Стоп, Шарль, перестань. Кто воняет, так это ты…

А поскольку такие споры между Шарлем Cogito и Шарлем Ergo sum[298] ни к чему не вели, а работы у него как всегда было выше крыши, предпочитал работать.

Вот дурак…

К счастью, Клер.

8

Она сказала ему, что обязательно хочет сводить его в один ресторанчик. Там не только вкусно кормят, но и парень обалденный.

— Какой парень?

— Официант…

— Опять втюрилась в официанта? Большой палец за отворотом жилета и ляжки, туго обтянутые белым передником?

— Нет, нет, вовсе нет. Увидишь, он такой… Правда… Я его обожаю… Прирожденный аристократ. Совсем не от мира сего. Словно с Луны свалился. Что-то среднее между Мсье Юло[299] и герцогом Виндзорским…

Записав дату обеда в своем ежедневнике, Шарль возвел очи горе.

Ох уж эти сестричкины увлечения…

Они созвонились в первых числах августа, как только разобрались с делами и пожелали приятного отпуска своим секретарям. У Клер был вечером поезд, собиралась на фестиваль соул-музыки в Черный Перигор.

— Подбросишь до вокзала?

— Вызовем такси, ты же знаешь, я без машины…

— Да, как раз хотела попросить тебя… Может, отвезешь меня на моей тачке, а потом оставишь ее себе, а то у меня абонемент на парковку кончился?

Шарль снова поднял глаза к небу. Ненавидел возиться с паркоматами на парижских стоянках. Ладно… Перегонит машину к родителям… Он их сто лет не видел…

— ОК.

— Адрес записал?

— Да.

— Ты в порядке? Что-то мне твой голос не нравится… Матильда вернулась?

Yes, she is,[300] но он ее еще не видел. Ее встретила Лоранс, и они сразу уехали в Биарриц.

Шарлю то ли случая удобного не представилось, то ли смелости не хватало, но своими семейными передрягами делится с сестрой он не стал.

— Я прощаюсь, у меня встреча, — ответил он.

*

Как точно она его описала: неуклюжий, поэтичный и расхлябанный, как месье Юло, но вместе с тем утонченный и с цветком в петлице, как HRH Edwarde.[301]

С распростертыми объятиями принял их в своем крохотном бистро, словно на крыльце Saint James’s Palace, витиеватым комплиментом отметил новое платье Клер и, слегка заикаясь, пригласил их сесть за столик у окна.

— Что ты разглядываешь? — спросила она.

— Рисунки…

Клер опустила меню и проследила за его взглядом.

— Как ты думаешь, это мужчина или женщина?

— Ты о чем? Об этой спине?

— Нет. О руке, державшей сангвину…

— Не знаю. Спросим у него.

Тати Виндзорский безапелляционно налил им по бокалу красного и начал было комментировать «блюда дня», как вдруг из корридора донеслось сердитое:

— К телефону!