Алба, отчинка моя… - Василе Василаке

Воскресенье решил дать бой. Увидев финагента вместе с директором, чинно к нему шедших, откусил здоровенный шмат от только что полученного творога и направился к ним навстречу, демонстративно жуя и держа в правой руке надкушенный комок творога, в левой два яйца, еще теплых. Откуда ни возьмись и комсомольцы-помощники, и его ребята. Дозоры присоединились к «бате», собралась толпа, а Василию только того и надо — начал, словно на митинге:

— Что, мало вам? Нате два яйца, начальник! Видите? Нате, везите в райфо.

Разгорячившись, он стал тыкать какому-то очень молодому учителю в нос куском творога.

— Вот мой заработок, вот мой капитал, комсомолец! Прекрасный ты юноша, зачем хочешь дядю погубить? Я же ни у кого денег не беру, я даже не знаю, кто катается. Можешь сам кататься! Садись и финагента катай! Смотри, сами толкают, а меня только подкармливают. Зачем лишать детей радости? Ведь ветер в лицо — это мечта всех! Вот, на! Пусть подавится твое райфо со своими нэпналогами. Творог-то старый! И за что это наказанье, несчастный я ромэн! Даже творога свежего не найти в этом селе. Неужели советская власть хочет видеть Василия мертвым? Василий и в гробу этому не поверит!.. — И повернулся к финагенту: — Чтобы семнадцать человек моей семьи, разбросанные по пяти соседским селам, ушли по белому свету из-за тебя, агент? Креста на тебе нет!..

Действительно, не было в округе села, чтобы не жили в нем родственники Воскресенья, — три женщины, у каждой выводок детей, да престарелые отцы-матери, и все поочередно скрывали карусельника от райфо, а за это он всех кормил.

Однако всякому терпению приходит конец. Еще трое комсомольцев подошли с канистрой керосина и принялись им по-деловому обливать карусель. Тем временем финагент взял слово:

— Или — или! Выкапывай ее, брат нэпман, по-хорошему, а не разберешь — устроим знатный фейерверк. Пора прикрыть лавочку, уважаемый. Причины? Погоня за прибылью! Почему карусель стала крутиться каждый день? Ученики сбегают с уроков, родители жалуются в сельсовет: найдите управу на вымогателя, совсем совесть потерял! Дети учатся не грамоте, а дом родительский растаскивают.

Прошло то вре-е-емя, и Василий… О, теперь его не узнать — ездит в контору сельпо с галстуком на шее, с панамкой на голове и в дрожках на собственном буланом. Вечером, когда солнце клонится к закату, он совершает объезд Ааму и близлежащих сел и зычно покрикивает:

— Женщины, спешите, синька-брикеты! Ребята, свистульки! Эй, даю-продаю-обмениваю! Кому дрожжи, кому синька — старье принимаю!

У него уже двухэтажный дом, слывет он передовиком конторы «Заготутильсырья», на правой руке, чтоб всем видно было, блестит золотой браслет с часами в золотом корпусе.

— Где ты их стянул, дядя Василий? — спросит его Ангел, который чаще других встречался.

— Премия, голова! Первое место занял по республике в соревновании. — И гордо добавляет: — Знал бы я грамоту, Ангел, поставили бы меня главным коммерсантом министерства, не меньше!

Откуда взяться у Василия грамоте? Зато голосом бог наградил — дай боже всякому, за три километра слышно:

— Женщины! Эй, хозяюшки! Синькин-Синилькин привез свежую синьку!

Как уже говорилось, отгрохал себе двухэтажный дом. Добавим, остался жить с Лизой, той, что помоложе и успела родить ему пятерых детей. Есть у них и маленький общий секрет, узнав о нем, односельчане рухнули бы от изумления: тогда же, в незабываемом сорок шестом, они вдвоем разобрали карусель, смазали для сохранности маслом узлы и, когда заново отстроились, спрятали ее на чердаке.

Ангел втайне завидовал Синькину. Правда, следует оговориться, что зависть профессионального характера — полезная вещь. Оба они, как и буфетчица Аглая, числились «единицами сферы обслуживания» на селе. Но Ангелу почему-то казалось, что Синькин в последнее время окружен большим почетом, чем он, сельский почтальон… Чего стоит хотя бы премия — золотые часы с желтым браслетом! Мало того, у Василия есть лошадь с дрожками, целый день просиживает на сиденье с пружинами — и чем занят? Знай себе горланит:

— Эй, даю-продаю-меняю! Кому дрожжи, кому синька — старье принимаю. Несите, ребята, дам свистульку!..

Ангел же плетется, сгорбившись, — сумка к земле его пригибает. Подойдет к калитке — должен еще и поклон отвесить: «Добрый день!» Сгибается, снимает ремень с плеча, вручает газету и снова как в хомут впрягается — и опять поклон: «До свидания!..»

«Я же почти интеллигент, черт возьми! — гневался он и в то утро прошлого вторника, очутившись у дверей районного отделения связи. — Я не тряпичник, так в лицо и скажу! Скандал устрою, сдалась мне эта грамота… Пусть мне для почтовых нужд мотоцикл выписывают!»

Так он думал и входя в кабинет начальника «Союзпечати». А тот, напротив, встретил его радостной улыбкой. Предложил сесть, заговорил первым:

— Ну, что нового? Я вас вызвал затем, чтобы… Но сначала попрошу вас, расскажите, как дела, удалось ли охватить подпиской всех работников больницы и школы? По нашим данным, каждый колхозник в вашем селе получает газеты. Замечательный результат, — произнес начальник с интересом, ибо была у него мысль — распространить опыт этого передового работника по всему району.

— Да как вам сказать, — ответил Ангел хмуро. — Удалось, и все тут. Если и стараешься, и хочешь…

— Совершенно верно! — воскликнул начальник. — Мы вас тут представили… — и начал поспешно перебирать бумаги в папке: приказы, распоряжения, списки премированных почетными грамотами…

— Любой на моем месте работал бы так же, — добавил Ангел. — Но если бы у меня был мотоцикл…

Начальник, видно, не расслышал.

— Ну, не говорите! — обласкал он его взглядом. — Хотеть мало — надо еще уметь!

Ангел же, в свою очередь:

— Все могут, да не все хотят… Если хочешь — разве не сможешь? Один раз ведь живешь! Вот у нас в Ааму есть Василий Иванович Воскресенье — он опередил меня в сфере обслуживания…

Любуется им начальник, словно сам на себя в зеркало глядит: «Как возвышает человека стимул и похвала! Приятно на него смотреть: в форменной куртке, в фуражке… Да еще и скромен, и воспитан, и умен…» — и говорит, довольный:

— Вот, пожалуйста…

Протягивает ему почетную грамоту, а заодно и деньги, отсчитывает пятнадцать рублей — премии! — и спрашивает:

— Скажите, а как люди? Растут, не правда ли? Ведь газеты оказывают влияние, вы замечаете?

— Конечно! — воскликнул Ангел. — Читают люди, обсуждают. Есть некоторые, например, тот же Синькин, дошел до того, что посылает телеграммы к прокурору.

Действительно, Василий Воскресенье-Синькин не сразу обрел высоту положения. Чего стоило ему отвоевать буланого! Пришлось закатить славную головомойку местным властям. Двинул он сразу с козыря, чего там мелочиться! Для начала отбил телеграмму прокурору республики:

«Селе Ааму вытесняется из коммерции национальное меньшинство тчк срочно прошу разбора иска передового работника местному сельпо зпт противном случае намерен обращаться международный суд Гааге».

Конечно, до столицы такой текст не дошел. Аамуский начальник почты предусмотрительно заглянул к председателю сельпо, который приходился ему кумом и троюродным братом. Вдобавок и Ангел мимоходом поинтересовался у Траяна Николаевича:

— Что это за суд такой в Гааге, товарищ председатель? И почему наше сельпо должно позорить себя в глазах всего мира из-за цыгана?

Пришлось Траяну Николаевичу вызывать к себе председателя сельпо Петра Ивановича Крэсэску, участкового милиционера и, конечно, заявителя, Василия Воскресенье. Первым возмущенно заговорил председатель сельпо:

— Это обман, Василь, чистейшее надувательство и обкрадывание наших терпеливых пайщиков!

Он еще надеялся урезонить Василия, чтобы тот сдал наконец, точнее, вернул сельповской конторе лошадь.

А Василий в ответ:

— Что вы хотите сказать, Петр Иванович? Выходит, раз я цыган, так обязательно и конокрад?! — Воскресенье насупился, повел желваками: — Хочу уточнить: что говорится в нашем договоре, составленном четыре года назад и подписанном добровольно обеими сторонами.

Договор гласил следующее: «Аамуское сельпо нанимает по договору в качестве заготовителя утильсырья Василия Ивановича Воскресенье. Оплата сдельная в соответствии с выполнением и перевыполнением плана». Надо добавить, что за четыре года Аамуское сельпо на всю республику прогремело по сбору утильсырья. Сначала месячное перевыполнение, за ним квартальное, потом проценты стали неудержимо расти из года в год. В чем секрет? У Василия завелся дефицит. Какой-то завод лично снабжал его отборной, экспортной синькой. Видно, нашел пути, подобрал ключик к воротам этого завода, иначе не объяснишь.

Наконец, республиканская контора «Заготутильсырья» пригласила Василия личной персоной для обмена опытом и для получения грамоты с солидной премией. И тогда обнаружились два удручающих обстоятельства, после чего имя Синилькина переросло в легенду.