Мантикора и Дракон. Эпизод II - Анна Кувайкова

Закричала, не сдерживаясь и позволяя рвущимся на волю эмоциям ломать выстроенную защиту. Какая — то часть меня отчетливо видела, как рвутся нити — связи, окутывающие меня, как душа разлетается на тысячи осколков, больно раня изнутри.

Рухнув на землю, повернулась лицом вверх, чувствуя капающие из глаз кровавые слезы. Я смотрела в бездонное темное небо, изуродованное яркими языками пламени, и кричала, корчась под напором мучения, на которые меня обрек проклятый геном Матери Земли…

А частица сознания мимоходом отмечала изменения, видя все со стороны, четко отмеряя оставшееся мне время. Если я и переживу Перерождение, выбраться из центра устроенного мною же ада не получится.

Ирония судьбы.

* * *

Хрупкое тело билось в судорогах, изгибаясь под немыслимыми углами. Рот кривился в беззвучном крике, широко распахнутые глаза смотрели неотрывно на мерцающие звезды, не замечая, как из уголка стекают кроваво — красные слез, оставляя дорожки на белоснежном полотне маски.

С тихим звуком лопнул доспех, разлетевшись в разные стороны. Изогнувшись вверх, она издала последний крик, прежде, чем навсегда оказаться в объятиях пламени, словно голодный зверь подъедающего все на своем пути. Последний взмах руки и по остаткам почерневшей мостовой покатилось золотое кольцо, с гравировкой в виде дракона.

Все проходит… И Магическое пламя, исчерпав заложенную в печати энергию, погасло, оставив выжженную землю и остатки домов, с почерневшими от огня костями тех, кто там когда — то жил. Сухой ветер разносил облака пепла по округе.

Никто не выжил. Миоус, город Гильдии Игроков прекратил свое существования, поглотив и того, кто решил, что может вершить судьбы других, оставив болтаться нелепый обугленный скелет на рухнувшей части башни.

Где — то там, на пепелище послышался то ли плачь, то ли стон, но его скрыл крик ночных птиц и карканье воронов, слетевшихся на аромат жареного мяса. На мгновение тень закрыла яркий лик луны, но вскоре исчезла, позволив небесному светилу озарять мертвую пустыню там, где так казалось бы недавно еще била ключом жизнь.

Глава 15

Сешъяр.

Он сидел в своем кабинете, нервно постукивая пальцами по столешнице. Что — то мешало сосредоточится на работе, что — то на грани восприятия сознания. Дракон не мог понять, важное это или нет, но сердце предательски сжималось, заставляя мыслями раз за разом возвращаться к Коране, так и не приславшей больше ни одной весточки. Она как будто исчезла, перестала существовать. И хотя Сешъяр прекрасно чувствовал по нити, связывающей их, что любимая жива и даже относительно здорова, только достучаться никак не получалось, и оставалось томиться в неведении.

Мужчина нахмурился, проведя кончиками пальцев по корешку лежащего на столе фолианта. Та самая работа о Древних, точнее часть оной, недоступная без второго фолианта, который пока что не представилась возможность подержать в руках. Возможно, волнение связано именно с этим текстом?

Вздохнув, он откинулся на спинку кресла. Нет, бесполезно обманывать самого себя. Душа переворачивалась из — за Кораны. Из — за невозможности оказаться рядом, помочь или просто прикоснуться, сказать хотя бы слово. Бездействие медленно убивало, вынуждая сознание порождать фантомы, нелепые или пугающие. Фантоме с Равной в главной роли.

Решительно тряхнув головой, дракон поднялся, намереваясь проверить как там Рагдэн в своей комнате, когда произошло это.

Волна боли, необъяснимой и столь сильной, что он закусил губу до крови, что бы не закричать. Паника, страх и ненависть. Чужие эмоции, смешанные с его чувствами и усиленные многократно, словно отразившиеся от тысячи невидимых зеркал. Только на одной силе воли он удержался от падения на пол Правда, это уже не играло никакой роли: он понял, откуда пришел этот отчаянный крик.

Корана.

Сешъяр чувствовал, как рвутся связывающие их нити. Как будто кто — то кривым и тупым ножом вырезал часть его души, сердца, оставляя щемящую, ничем не заполненную пустоту, ноющую и до невыносимого нуждающуюся в том, что у нее забрали. Хотелось раздирать грудь ногтями, что бы остановить процесс. Хотелось кричать, молить или стоять на коленях. Только перед кем? Ее здесь не было… И та боль, что пронизывала безмолвный крик Коры никак не вязалась с тем, что она захотела его бросить.

Нет. Так происходит, когда тот, кто стал для тебя целым миром, умирает, расставаясь с тобой навсегда.

Он не думал что делает. Это была слепая, ничем не объяснимая потребность оказаться там, откуда пришел крик. Плетение заклинаний сорвалось с пальцев быстрее, чем он смог осознать это.

Прыжок. Стремительный и вытягивающий силы. Дракон шел по следам, оставшимся от той бури чувств, что едва не заставила его сойти с ума, погрузившись в чужую боль, безысходность и отчаянье. Лишь многолетняя практика охраны собственного сознания позволила ему выдержать пытку, отчаянно отметая все возможные варианты развития событий, до последнего надеясь на то, что ошибся, что все будет хорошо…

Только когда Судьба подчинялась желаниям своих марионеток?

Его выбросило на выжженную, потрескавшуюся землю. В воздух поднялся столб пыли и пепла, медленно опадающий вниз. Ни единого движения ветра, звука или хоть какого — то признака жизни. Вокруг пустыня, с остатками разрушенных и сгоревших руин, редкими чахлыми, почерневшими под воздействием магического пламени стволами деревьев, осыпающихся едкой пылью, стоило только пройти мимо.

И именно здесь ощущался тонкий, эфемерно — зыбкий след последних эмоций Кораны, который удалось уловить.

Опустившись на колени, Сешъяр положил ладони на темно — серую, местами желтоватую траву. Глупая надежда билась внутри, отчаянная и такая хрупкая, с прозрачными слабыми крыльями. Она нашептывала, навевала сладкие иллюзии, как будто его Равной здесь не было. Только вот рациональная сторона натуры твердо и бескомпромиссно говорило об одном — уйти живой отсюда не смог бы никто…

Даже Мантикора.

Закрыв глаза, дракон попытался дотянуться до нее, почувствовать хоть какой — то отклик. Но все, что удалось уловить, это острую боль от оборванных нитей. Там, где обычно в его мыслях присутствовала любимая женщина, сейчас не было ничего.

— Корана… — беспомощно позвал Сешъяр, скребя пальцами землю. — Кора… Любимая…

Легкий порыв ветра. Такой родной и знакомый запах домашнего тепла и уюта, сладкой выпечки и ласкового тепла. Что — то скользнуло по его щеке. Встрепенувшись, мужчина оглянулся, успев уловить какое — то движение сбоку. Резко поднявшись на ноги, он снова осмотрелся и недалеко от того места, где стоял, шагах в пяти, увидел смутный, колеблющийся силуэт, закутанный в черный плащ с глубоким капюшоном. Белая маска не давала разглядеть кто это, но почему — то за ней ему четко представилось такое родное и любимое лицо. И эта фигура манила пальцем, улыбалась, звала за собой.

Не думая, он бросился следом, спеша успеть, ощутить, прикоснуться. Он хотел снова обнять ее, попробовать на вкус, поцеловать. Заглушить боль и успокоить отчаянно рвущееся из груди сердце. Но как только Сешъяр приближался к незнакомцу, тот оказывался еще дальше, как будто играя с драконом, с легкостью преодолевая огромные расстояния и уходя от его попыток схватить за руку, поймать в объятия.

Разум, не желавший все еще принимать то, что Кора ушла, изводил самыми противоречивыми выводами и образами. Сешъяр ощущал, что цепляется за слишком призрачную и ненадежную попытку опровергнуть тот вывод, что напрашивался сам собой, но ничего не мог с этим поделать. Понимал: признает — сойдет с ума, не выдержав всего происходящего.

Фигура же в плаще шла все дальше, постепенно словно лишаясь каких — то отдельных элементов. Возможно, он грезил наяву, но с каждым разом, с каждым очередным исчезновением, незнакомец становился все больше и больше похож на Корану, такую, какой она была раньше. Хрупкая, изящная, смеющаяся, с длинными, свободно развивающимися волосами за спиной, одетая в белое платье на тонких бретельках. Она смеялась, манила его, босыми ногами ступая по обуглившимся костям, остаткам строений и искореженному металлу, в котором с трудом можно было угадать меч или кусок доспеха.

Спотыкался. Падал, но снова вставал и шел следом. Ему казалось, что если бросить, если отречься от этой надежды, то с таким трудом сохранившийся мир рухнет окончательно. И все потеряет свой смысл. Зачем жить тому, кто так дорожил небом, кто радовался нежному ветру, играющему под широким крылом? Если Сешъяр позволит засохнуть тому крохотному ростку веры, что был в его душа — крыльев не станет, как будто кто — то отрубил их, без жалости, без сожалений. Лиши дракона неба, крыльев — дракона больше не будет.