Страна Рождества - Джо Хилл

Уэйн полностью вытащил ящик и сунул в него руку, похлопывая по сукну внутри, как будто телефон мог как-то скрыться под обивкой ящика. Он знал, что не ошибся, что положил телефон именно в этот ящик, но задвинул его и посмотрел в другой ящик, под пассажирским сиденьем. Тот был точно так же пуст.

— Где ты? — вскрикнул Уэйн, хотя уже понял. Пока он мыл руки, Мэнкс залез в задний отсек и сам забрал телефон. Он, наверное, прямо сейчас расхаживает с ним в кармане сюртука. Уэйну хотелось плакать. Он выстроил утонченный собор надежды, глубоко внутри себя, а Мэнкс наступил на него, потом поджег. БОГ СГОРЕЛ ЗАЖИВО, ТЕПЕРЬ ТОЛЬКО ДЬЯВОЛЫ.

Это было глупо — бессмысленно, — но Уэйн перебрался обратно и снова открыл первый ящик, чтобы посмотреть еще раз.

В нем лежали елочные игрушки.

Миг назад их там не было. Миг назад ящик был абсолютно пуст. Теперь, однако, в ящике лежал эмалевый ангел с трагически потупленными глазами, большая серебряная снежинка, осыпанная блестками, и спящая голубая луна в шапке Санта-Клауса.

— Что это? — сказал Уэйн, почти не замечая, что говорит вслух.

Он поднял каждую вещицу по очереди.

Ангел свисал с золотой петельки, тихонько поворачиваясь и дуя в свой рожок.

Снежинка выглядела убийственно, как оружие, метательная звездочка ниндзя.

Луна улыбалась своим собственным думам.

Уэйн вернул игрушки на место и осторожно задвинул ящик.

Потом: открыл его снова.

Снова пусто.

Он сделал разочарованный, раздраженный выдох, захлопнул ящик и с яростью прошептал:

— Хочу обратно свой телефон.

В переднем отсеке что-то щелкнуло. Уэйн поднял взгляд как раз вовремя, чтобы увидеть, как упала, открывшись, дверца бардачка.

Его телефон лежал на стопке дорожных карт.

Уэйн встал в заднем отсеке. Ему пришлось сгорбиться, прижимаясь затылком к потолку, но это ему удалось. Ему казалось, что он только что видел небольшую демонстрацию ловкости рук — маг провел ладонью над букетом цветов и превратил его в айфон. К чувству удивления — даже изумления — примешивалось неприятное покалывание тревоги.

«Призрак» дразнил его.

«Призрак» или Мэнкс — Уэйну представлялось, что они были одним и тем же, один был продолжением другого. «Призрак» был частью Мэнкса, как правая рука Уэйна была частью его самого.

Уэйн уставился на свой телефон, уже зная, что должен попытаться его забрать, уже зная, что у автомобиля есть какой-то способ не подпускать его к нему.

Но, не говоря уже о телефоне, боковая дверь со стороны водителя не была заперта, и ничто не мешало ему выйти из машины и убежать. Ничего, кроме того, что в итоге трех прошлых попыток перелезть на переднее сиденье он каким-то образом оказывался опять на заднем.

Но тогда он был под воздействием наркотиков. Человек в Противогазе опрыскал его Сахаром с Имбирем и Прочим Добром, и это затуманило все его мысли. Он едва мог подняться с пола. Неудивительно, что он все время падал в задний отсек. По-настоящему удивительным было то, что он так долго оставался в сознании.

Уэйн поднял правую руку, собираясь протянуть ее поверх спинки, и в этот миг заметил, что все еще держит в ней елочную игрушку в виде луны, точнее полумесяца. Собственно, он уже целую минуту потирал большим пальцем по его гладкому серповидному изгибу: бездумный жест, который он находил странно успокоительным. Он уставился на него в кратком недоумении — он мог бы поклясться, что убрал все три игрушки обратно в их ящик.

Этот полумесяц, заметил теперь Уэйн, с его пухлыми щеками, большим носом и длинными ресницами, чем-то напоминал его отца. Он положил его в карман, затем снова поднял руку и протянул ее над спинкой переднего сиденья, в сторону бардачка.

Когда его пальцы пересекли границу между частями салона, они сократились. Кончики пальцев стали мясистыми выступами, завершающимися на первой фаланге. При виде происходящего у него дернулись в нервном рефлексе плечи, но руку он не убрал. Это было не только гротескно, но и как-то завораживающе.

Он по-прежнему чувствовал кончики пальцев. Он мог потирать ими друг о друга, ощущать кожистую подушечку большого пальца, поглаживающую кончик указательного пальца. Он лишь не мог их видеть.

Уэйн пролез дальше над сиденьем, протолкнул через невидимый барьер всю свою ладонь. Его рука сократилась до гладкой розовой культяпки — безболезненная ампутация. Он сжимал и разжимал кулак, которого не видел. Рука была на месте, он чувствовал, что вся его кисть при нем. Он просто не знал, где именно она находится.

Он протянул руку чуть дальше, в общем направлении бардачка и своего телефона.

Что-то ткнуло его в спину. В тот же миг пальцы его невидимой правой руки ударились обо что-то твердое.

Уэйн обернулся.

Из сиденья позади него протягивалась рука — его рука. С виду она не продиралась сквозь сиденье, но словно бы вырастала из него. Кисть была обтянута живой кожей. Запястье тоже. Но рядом с сиденьем плоть темнела, грубела и становилась потертой старой бежевой кожей, вытянутой из самого сиденья с заметным напряжением на ткани вокруг.

Естественно было бы закричать, но Уэйн уже весь выкричался. Он сжал правую руку в кулак. Рука, растущая из заднего сиденья, сжала пальцы. Его так и распирал смех — он управлял бестелесной рукой, проросшей из подушки сиденья.

— Тебе надо попробовать рестлинг на пальцах с самим собой, — сказал Мэнкс.

Уэйн подпрыгнул от неожиданности и потянул правую руку назад. Бестелесная конечность, выступающая из сиденья, ушла, втянулась обратно в кожу и в следующее мгновение снова прикрепилась к его плечу, как и положено. Уэйн прижал руку к груди. Сердце у него быстро стучало.

Мэнкс нагнулся, чтобы заглянуть через заднее окно со стороны водителя. Он улыбался, показывая свои кривые, выступающие верхние зубы.

— На заднем сиденье этого старого автомобиля есть чем поразвлечься! Большей забавы на четырех колесах не найти!

В одной руке у него была тарелка — яичница с беконом и тост. В другой — стакан апельсинового сока.

— Ты будешь рад узнать, что в этой пище нет совершенно ничего здорового! Сплошное масло, соль и холестерин. Специально для тебя плох даже апельсиновый сок. На самом деле это так называемый апельсиновый напиток. Но я в жизни не принимал никаких витаминов, а дожил до очень почтенного возраста. Счастье делает больше, чем любой чудо-препарат, который могут придумать аптекари!

Уэйн сел на задний диван. Мэнкс открыл дверь, подался внутрь и протянул Уэйну тарелку и сок. Уэйн заметил, что ему не дали вилки. Мэнкс мог казаться деревенским дурачком, но он не собирался предоставлять своему пассажиру колющее оружие. Уэйн взял тарелку — а затем Мэнкс забрался на заднее сиденье и уселся рядом.

Мэнкс сказал, что адское пламя не слишком жарко для мужчин, которые балуются с детьми, но Уэйн приготовился, ожидая, что теперь Мэнкс станет его лапать. Он полезет Уэйну между ног, спросит, играл ли он когда-нибудь со своим смычком.

Когда Мэнкс уселся рядом, Уэйн готов был сражаться и проиграть, испытать надругательство. Он бросит в этого типа свой завтрак. Он будет кусаться.

Это не будет иметь значения. Если Мэнкс захочет стянуть с Уэйна штаны и сотворить с ним все что угодно, он это сделает. Он крупнее. Вот и все. Уэйн сделает все возможное, чтобы это пережить. Он сделает вид, что его тело принадлежит кому-то другому, и будет думать о лавине, которую видел вместе с отцом. С каким-то тихим облегчением он вообразит, что погребен в снегу. Когда-нибудь он будет где-то похоронен (скорее раньше, чем позже, подумал он), и, что бы ни сделал с ним Мэнкс, это больше не будет иметь значения. Он только надеялся, что его мать никогда об этом не узнает. Она и без того несчастна, ей так трудно сражаться с безумием и пьянством, что мысль о том, что он станет для нее источником еще большей боли, была ему невыносима.

Но Мэнкс его не тронул. Он вздохнул и вытянул ноги.

— Вижу, ты уже выбрал, какую игрушку повесить, когда мы приедем в Страну Рождества, — сказал Мэнкс. — Чтобы отметить свой переход в тот мир.

Уэйн взглянул на свою правую руку и с удивлением увидел, что опять держит тот спящий полумесяц, поглаживая большим пальцем его изгиб. Он не помнил, чтобы вынимал его из кармана.

— Мои дочери захватили с собой маленьких ангелов, чтобы отметить конец своего путешествия, — сказал Мэнкс каким-то далеким, задумчивым голос. — Береги его, Уэйн. Храни его как зеницу ока!

Он хлопнул Уэйн на спине и кивнул в сторону переднего отсека салона автомобиля. Уэйн проследил за его взглядом… и увидел, что тот смотрит на открытый бардачок. На телефон.

— Неужели ты думал, что сможешь что-то от меня спрятать? — спросил Мэнкс. — Здесь, в этой машине?

Это не показалось вопросом, на который требуется отвечать.