Лестинца - Егор Фомин

И Ланс тяжело пошел вперед. Широкими, но удивительно точными ударами расчищая дорогу. За ним шли Крын, поддерживая Итернира, и Кан-Тун с Риггом, прикрывая спины.

Крысы, казалось, разъярились еще больше. Дико вереща, бросались в горло и вцеплялись в ноги. Их было безысходно много.

Уже никто не мог посмотреть на солнце. И никто не мог говорить. Время, потраченное на слово, могло стоить жизни. Был лишь скользкий от крови эфес и бурая масса перед глазами, стремительная, как сама жизнь. Была лишь боль во множестве порезов и царапин и неровная земля под ногами.

Была усталость в руках, которых заставляли двигаться быстрее, чем они способны, и был страх не успеть ответить на очередной стремительный бросок. Промахнуться лишь один раз, и дать не промахнуться врагу. А затем множество бурых тел утащат тебя в бурую массу, где еще живого будут долго рвать на куски.

Никто уже не знал, как долго они шли. И в верную ли сторону. Нельзя было остановиться, нельзя было передохнуть.

Кругом были лишь тонкие клыки и острые когти.

И было лишь желание идти вперед. Не останавливаясь. Идти вместе, постоянно убивая тех, кто бросался на спину спутника.

И они далеко не сразу осознали, что под ногами уже молочно белые ступени.

А крысы все лезли вперед. Лезли, постоянно срываясь с края в бездну. Медленно они отступали вверх, отбиваясь.

Пятились, постоянно боясь споткнуться, о ступени, становящиеся все выше. Лестница сужалась, и вот уже трое прикрывали Крына и Итернира от крыс, потом двое и, наконец, натиск яростного потока сдерживал один лишь Ланс.

Они отступали все выше и выше, и Ригг порой сменял Ланса, а того сменял Крын или принц, но бурый поток не иссякал.

Но так не могло продолжаться вечно. Они устанут. Они всего лишь измотанные люди на пороге ночи.

— Идите! — прохрипел вдруг Ланс, — уходите.

— А как ты? — удивился принц.

— Меня никто не ждет!

Он яростным взглядом, утратившим бесстрастность, и ставшим вдруг при этом по-отечески теплым, резанул по их глазам, и погрузился в омут боя.

Еще просил Ригг, говорил Крын, но ветеран оставался непреклонен.

Вчетвером шли вверх. И это было непривычно. Это было неправильно. Чтобы пройти вверх, впервые должен был остаться кто-то из них, и это противоречило тому, что, как им казалось, они поняли из уст Лестницы.

Им было тяжело идти, осознавая цену этой ступени. Даже принцу, даже Итерниру.

Более других сокрушался Ригг, и постоянно порывался идти вниз, но постоянно его одергивал твердый приказ Кан-Туна.

Они даже желали, чтобы пришел холод. Чтобы иссохла глотка.

Желали почувствовать, как немеют от холода, а не от усталости руки.

Но холод не пришел.

Даже ступени не стали такими же узкими и высокими, как обычно.

Они шли и шли.

Ночь давно окутала все непроглядной тьмой, лишь белел в сумерках звезд белый перламутр Лестницы.

Усталость наваливалась на тяжелым грузом. Слипались веки. В голове шумел ветер, и звенела пустота, но нельзя было присесть и отдохнуть. Лестница слишком узка.

Все шли и шли.

Ноги отказывались подниматься, и переход уже давно показался им длиннее предыдущих.

Веревка, обвязывающая их, то и дело натягивалась, и остальные тревожно замирали.

Они уже не видели смысла ни в чем, просто шли и шли.

Долго и бесконечно.

Первым опустился на ступени Итернир.

— Идите, — устало сказал он, — я догоню…

Он отмахнулся от вялой попытки Кан-Туна заставить его встать и остался сидеть, с Крыном, устроившимся рядом. А принц с Риггом продолжили путь.

Открыв глаза, Итернир с удивлением понял, что еще жив, что он выплыл из забытья все еще сидящим на ровных ступенях. А чуть выше мирно сопел, свесив голову на грудь, Крын.

Но еще больше он удивился, увидев несколькими ступенями вверх исступленно шагавших Кан-Туна и Ригга, шатавшихся от усталости.

Странно они шли, пугающе странно. Вот ставят ногу на ступень, опираются и поднимаются на ступень выше. Между Итерниром и ними все так же остается пять ступеней. Еще шаг и вновь лишь пять ступеней. И так снова и снова.

— Эй! — слабым голосом позвал он.

Они, вздрогнув, обернулись, тяжело переводя дух.

— Вы же ушли вверх? — недоуменно спросил он.

Принц с ужасом поглядел дурными глазами, потом повернулся и вновь пошел вверх. Следом развернулся и Ригг.

Сделав несколько шагов, они обернулись.

Пять ступеней.

Не больше.

Как бы это ни было неприятно.

— Зачем, боги? — безнадежно спросил Ригг, подняв голову вверх, потом опустил ее, глядя назад и вдруг просветлел, — Ланс…

Итернир несмело оглянулся.

Внизу, шатаясь, медленно поднимался Ланс. Потеряв меч и один из кинжалов, покрытый сетью царапин, и коркой крови, в изорванной в клочья одежде, медленно брел вверх.

И спутники действительно рады были его видеть. Одуревшие от усталости и искренней радости.

И он ничего не рассказал. Двигался как прежний бесстрастный ветеран, хотя глубина его глаз была уже теплее.

Все вместе попытались идти вверх, но отмеченная размазанной кровью ступень, на которой отдыхал Крын была все так же на пять ступеней вниз.

Все было безнадежно. Весь путь. С самого низа. Они ошибались.

Боги не желали, чтобы они шли наверх.

Не помня себя от усталости, опустились на матовые ступени.

Лишь принц все брел и брел вверх, пытаясь отойти хотя бы на шесть ступеней.

Тщетно.

Он уже опустился на колени, цепляясь руками за края ступеней.

Тщетно.

Исступленно полз вверх. Неся мысль о том, что должен добраться до вершины. Должен побывать там. Должен увидеть этих богов и все сказать им.

Тщетно.

Он упорно цеплялся за каждую ступень, потеряв надежду и, думая лишь, что должен дойти ради своих спутников.

Тщетно.

Многое еще думал он, не думая одновременно, поскольку одуряла усталость и бессмысленность похода против воли богов, но все полз вверх. Цепляясь окровавленными пальцами за ступени, оскальзываясь. И не боясь сорваться.

Для него уже не было узких ступеней, и бездны кругом. Ничего не было. Даже про усталость забыл. Он шел вверх.

— Он поднимается! — закричал Ригг, бросаясь к нему, — глядите, поднимается!

Он помог встать Кан-Туну и там, где не мог сидеть один, нашлось место для двоих.

Подошли Ланс и Итернир с Крыном, и всем хватило места на узкой ступени.

Ушла усталость. Идти было легко и даже приятно. Ушло все кроме пути вверх.

И только тогда они смогли оглянуться.

Небо стало бездонным. Снизу казалось, что небо — твердь.

Здесь небо не имело границ и дна. Ушла голубизна, и небо стало синим. Не туманно-голубым, как внизу, а прозрачно-синим. Черным к зениту.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});