Дерево красной птицы - Ли Тэмуль

шел по территории дворца. Несмотря на то, что Чанмун считал предстоящую войну заведомо проигрышным делом для Насэма, он очень беспокоился за дальнейшую судьбу Когурё. Их границы постоянно находились в опасности, и сейчас в первую очередь нужно было бросить силы на поддержание линии обороны, а не тратить жизни солдат на маленькую крепость.

Внезапно он услышал незнакомую речь.

Повернув голову, Наум увидел трех незнакомых девиц в сопровождении невысокого худощавого мужчины, стоявшего к нему спиной. Платья незнакомок были диковинного кроя, черного цвета и с красным шитьем на поясе. Такой же узор украшал одежду мужчины.

Прислушавшись, Наун вдруг узнал мохэский язык. Враги в Когурёском дворце? Шпионы? Как их пропустила стража? Он уже сделал несколько стремительных шагов к ним, как одна из девушек заметила его и, сощурив узкие глаза, пихнула сопровождавшего их мужчину в плечо. Тот обернулся, и…

Науну показалось, что почва ушла у него из-под ног. Он споткнулся, едва устояв на покачнувшейся земле.

Это был не молодой воин.

Кымлан.

Ноги будто приросли к выложенной камням дороге. Все чувства, которые Наун месяцами давил и уничтожал в себе, которые навсегда похоронил в глубине души, рванулись изнутри, разрывая сердце в клочья. Они чудовищным ураганом понеслись вперед, затягивая в смертоносный вихрь и честолюбивые планы, и желание победить Насэма, и теплые чувства, которые он испытывал к Тами.

Невозможно… Это не могла быть Кымлан, она ведь погибла! Он оплакивал ее несколько месяцев, винил и ненавидел себя, но когда наконец-то научился жить с этой болью, она вновь возникла перед ним. Именно сейчас, когда он женился и задушил в себе желание быть счастливым. Нет, Небеса не могут быть так жестоки, это невозможно! Наверное, это просто видение из-за замутненного усталостью и переживаниями сознания… Это не может быть Кымлан…

Однако мираж в черном мужском одеянии едва заметно дернулся в его сторону, но тут же отступил назад. Родные глаза, которые столько раз приходили в снах, смотрели на него испуганно, потрясенно и будто бы с осуждением. Но это были ее глаза. Она была настоящей.

– Кымлан!

Не думая, Наун кинулся к ней и судорожно стиснул в объятиях. Жива! Жива!.. Он не мог дышать, только дрожащими руками сжимал худые плечи и гладил по жестким волосам. Наконец сделав вдох, он задохнулся от пьянящего запаха ее кожи. Даже через сотню лет он не забудет его! Что значат какие-то месяцы!

– Кымлан! Кымлан! – бессвязно бормотал он, чувствуя, что сердце вот-вот остановится от переполнявших его чувств.

Но девушка в его руках словно окаменела. Она не обняла его в ответ, не сказала ни единого слова. Лишь осторожно отстранилась и опустила глаза.

– Ты жива, Всемилостивые Небеса, ты жива… – шептал Наун, обхватил ее лицо ладонями. – Посмотри же на меня!

Он не мог насмотреться на острые скулы, тонкий прямой нос и пухлые губы, которые целовал столько раз. Его Кымлан жива! Она здесь, рядом с ним! Сейчас ничто другое в этом мире не имело значения. Только она.

Однако Кымлан аккуратно убрала его руки и отступила назад. Помедлив мгновение, она подняла взгляд, и у него что-то оборвалось внутри. Он был холодным и чужим.

Кымлан поклонилась ему и вежливо сказала:

– Ваше Высочество, возьмите себя в руки, ваша жена смотрит. – Она перевела взгляд Науну за спину.

Он обернулся.

Тами стояла в нескольких шагах от них, но затем медленно развернулась и пошла прочь.

– Простите, нас ожидает принцесса Ансоль, – произнесла Кымлан и, кивнув девушкам, двинулась в противоположном направлении.

Наун остался один, раздираемый вышедшими из-под контроля чувствами.

Ни в этот день, ни даже на следующий Наун к сестре не пошел. Он заперся в своих покоях, пытаясь привести мысли в порядок. Тот факт, что Кымлан жива, перевернул весь его мир с ног на голову и разрушил до основания едва обретенные ориентиры. Он метался по комнате, как раненый зверь, бросаясь от одного решения к другому. Что же ему теперь делать? Если бы он только знал, что она жива, то никогда бы не согласился на свадьбу!

«А как же Тами?» – тихо спрашивала совесть. Ведь она искренне помогала ему, и благодаря ее помощи он почувствовал опору под ногами. К тому же нельзя игнорировать то, что она стала ему настоящей семьей.

Наун хватался за голову, чувствуя, что его сердце не в состоянии пережить все то, что на него обрушилось. Болезнь отца, возвращение Кымлан, Тами и война мучили его, но он с горечью осознал, что меньше всего его тревожит предстоящее сражение. Наверное, министры не ошиблись на его счет: несмотря на все приложенные усилия, он остался влюбленным дураком, для которого личные чувства всегда будут превыше государственных дел. Такому правителю не место на троне, он его попросту не достоин, потому что Владыка должен всегда ставить интересы страны на первое место. Как выяснилось, этому Наун так и не научился.

Тами ни разу не пришла к нему. То ли потому, что дала ему время прийти в себя, то ли потому, что не хотела видеть его после той сцены воссоединения во дворе. Но Наун мог думать только о Кымлан. Ему хотелось оказаться рядом с ней, взять за руку, прижаться к теплым губам… Увидев ее, он понял, как сильно тосковал по ней. Но ледяной прием, который Кымлан оказала ему, красноречиво говорил о том, что она не простила предательства. Есть ли надежда, что у нее еще остались чувства к нему? Он должен это выяснить.

Пока Насэм готовился к войне, Наун был занят собственными переживаниями. Он несколько раз посылал Набома домой к Кымлан с письмами о встрече, но каждый раз получал вежливый отказ. Он сгорал заживо, не мог думать ни о чем, кроме Кымлан, и презирал себя за это. Она стала его навязчивой идеей.

Через несколько дней к нему с визитом пришел Ён Чанмун. Наун досадливо поморщился, догадываясь, зачем пожаловал министр. На лице Чанмуна не было ни признака привычной улыбки и, пусть и фальшивой, доброжелательности. Он был собран и угрюм.

– Чем обязан визиту? – после затянувшейся паузы спросил Наун.

– Ваше Высочество, когда вы перестанете вести себя как дитя? Мне казалось, несколько месяцев назад вы прошли через это, – тихо сказал Чанмун.

– Как давно тебе известно, что Кымлан жива?

Наун начинал злиться. Он чувствовал себя и виноватым, и преданным, ведь, рассказав о нападении на Ансоль, министр Ён ни словом не обмолвился о том, кто ее спас.

– Считаете, что вы вправе задавать такие вопросы? – Скрытая угроза явственно витала в воздухе. Чанмун