Кровь героев - Александр Зиновьевич Колин

К соседке побежал, за сочувствием… мокрица».

Желание выпить с воздыхателем неведомой Наташи у Климова моментально испарилось. Соседка же не унимаясь продолжала расписывать нежные чувства, связавшие души двух любящих людей.

— Все замечательно, — не выдержал наконец Александр. — А я-то тут причем? Пусть любят себе на здоровье!

Глаза Светы потемнели от возмущения.

— К чему же такой цинизм? — произнесла она с трагической ноткой в голосе. — Или ранить чувства людей для вас дело обычное?

— Как нечего делать, — заверил Свету Климов, которому весь этот разговор уже начал казаться просто идиотским.

— Очень прискорбно, — совсем уже патетическим тоном персонажа из фильма «кошмаров и ужасов», как называл шедевры индийского кинематографа Климов, воскликнула Света, вставая. — У вас нет сердца. Но вашим замыслам не суждено будет осуществиться. Я открою Наташе глаза на то, какой вы есть.

— Обязательно сам открою глаза этой вашей замечательной Наташе! — крикнул Климов вдогонку, покидавшей квартиру соседке. — Если когда-нибудь ее увижу, конечно.

Света, остановившись на секунду, обернулась, смерила его презрительным взглядом, дернула плечиками и удалилась.

Захлопнув дверь, Саша задумчиво покачал головой. Вокруг кипел и бурлил самый настоящий океан страстей, в котором он, Климов, плавал этакой бочкой с дерьмом, разрушая узы нежной любви и пламенной дружбы Михаила Андреевича и Наташи. Что это еще за Наташа? Задав себе этот вопрос, Саша подумал, что не худо бы надеть брюки, а то еще кого-нибудь принесет нелегкая расспрашивать про Наташу. Казенного богдановского костюма, с которым за последние дни Саша просто-таки сжился, нигде не было. Не найдя его на «открытой местности», Александр решил посмотреть в шкафу, чего ему делать почему-то очень не хотелось. Вместе с тем расхаживать в набедренной повязке становилось тоже как-то негоже.

Открыв наугад створку шкафа, Саша инстинктивно отстранился, увертываясь от какого-то вывалившегося прямо ему под ноги предмета. Нагнувшись, Саша поднял его и с изумлением уставился на превосходную рыжую копну волос.

— Черт возьми! — воскликнул Климов. — Это же парик.

* * *

«Двадцать пять, двадцать шесть, двадцать семь, — мысленно считал, лежавший на постеленном на полу спортивном, пропитанным потом мате человек, — сорок, сорок один… пятьдесят восемь, пятьдесят девять и… шестьдесят».

Блины штанги коснулись покрытого крашеной древесно-волокнистой плитой поверхности пола. Мужчина протянул руку, остановил секундомер и издалека посмотрел на циферблат.

— Старею, — произнес он негромко. — Старею. Полторы минуты. Хотя все же лучше, чем еще десять дней назад.

Он понимал, что прогресс этот связан с эмоциональным подъемом, который, в свою очередь, являлся прямым следствием проделанной за эти дни работы. Он уж и не надеялся… Чего ждать от жизни одинокому семидесятипятилетнему старику? Ничего. Впереди — болезни, недомогания и тихая смерть в постели. Если повезет, соседи забеспокоятся, позовут участкового, и труп не успеет сильно разложиться. Впрочем, мертвецу все равно. Сколько же лет был он простым советским человеком, шофером грузовика на обыкновенной автобазе?

Он поднялся и, поставив на место штангу, убрал спортивный инвентарь: гантели, различные эспандеры, детскую «прыгалку», и отправился принимать душ. Зарядка была сделана.

Стоя под струями горячей воды, старик не впервые уже за последнее время мысленно окидывал взглядом свою жизнь. Сирота, беспризорник. Голодное детство и отрочество. Детдом, срочная служба в Красной Армии. Мог бы стать снайпером, стрелял лучше всех в полку. Но повернулось все по-другому: НКВД, война, фронт, особый отдел. Нет, это не нравилось. И снова поворот. После Победы — служба в специально сформированном подразделении для выполнения особых, очень особых заданий. Затем сольная работа, по поручениям руководства тогда уже КГБ. Пик карьеры — специальное задание. Чистка, последовавшая за ним, и… смерть. А затем новое рождение. Скромного человека — Зайцева Петра Степановича. Женитьба, вдовство и ожидание старости. И вот, уже после московской замятни в августе, встретил он молодого лейтенантика. Да нет, не лейтенантика уже — подполковника, которого турнули из родного ведомства под горячую руку и досрочно проводили на пенсию. Как и почему поняли они друг друга, Зайцев сказать не мог. Словно почуяли один другого, и овдовевший старик, и полный еще сил отставной подполковник, бывший в далекой, забытой уже, прошлой жизни Петра Степановича юным желторотым младшим лейтенантом. Так началась еще одна — какая уже по счету? — жизнь сгоревшего в потерявшей управление, лишенной тормозов машине «специалиста».

Теперь задания Зайцев получал редко, брал за работу не много, не для денег устранял он тех, за кого ему платили (много ли привыкшему обходиться минимумом старику надо). Главное другое, то, что занятие, которому посвятил он лучшую часть жизни, давало ему ни с чем не сравнимое ощущение власти над людьми. Бог даровал людям жизнь, а он, Зайцев (привык за столько лет к этой фамилии, сроднился с ней), ставил точку в цепочке поступков зачастую незнакомых ему людей, приходя и уходя незаметно. И ни надежная, тренированная охрана, ни разные сигнализационные устройства не могли отвратить занесенную над головой жертвы руку Судьбы. И рукой этой был он. Пусть не сам принимал он решения, не сам выбирал объект, не все ли равно? Главное — работа возвращала ему молодость, оправдывала его существование. Вот она — настоящая власть.

Генеральные секретари, президенты, маршалы, генералы, окруженные сонмом помощников и порученцев, отдают приказы, и сотни, тысячи, миллионы людей отправляются на свидание с вечностью, но власть сильных мира сего призрачна и… слаба. Никто из них не гарантирован, что кто-нибудь из сотни не раз перепроверенных охранников не влепит им в лоб по тем или иным причинам кусочек свинца.

Другое дело он, Зайцев. Бывший подполковник нужен ему лишь как звено, связывающее с заказчиком. Сколько же дел было за истекшие четыре года? Да разве есть смысл считать? Люди забывали выключить газ в плите, или вдруг в чьей-то машине портились тормоза, кто-то под влиянием минутного порыва, вызванного стрессом, кончал жизнь в петле или прыгал с балкона. Кого-то пырнули ножом хулиганы в собственном подъезде. Да мало ли какие случайности подстерегают человека? Всего и не перечислишь… И вот наконец настоящее дело, оно и должно поставить точку в теперешней жизни Петра Степановича и… в судьбе отставного подполковника. Зайцев не сомневался, что сделал все правильно, «проверив» всех участников «игры», разыграв все карты и оставив на руках одного лишь козырного туза.

И… даму.

Петр Степанович выключил воду и, тщательно вытерев сильное мускулистое, несмотря на годы, тело большим махровым полотенцем, отправился в комнату, чтобы надеть свой рабочий костюм.

* * *

— Да не все ли тебе равно, Инга я, Наташа или там Галя? — с вызовом спросила Климова Инга, делая зачем-то ударение на последнем имени. — Разве это снижает остроту