«Долина смерти». Трагедия 2-й ударной армии - Изольда Иванова

До окружения в батарее было 118 человек и 65 коней, а теперь на р. Глушица из командиров остались только я и два сержанта: Григорий Черноусов из Пермской области — я его назначил командиром взвода управления и своим заместителем, и командир орудия, азербайджанец, фамилию не помню, когда-то в Дмитрове он отлично играл в домино. Еще остались связист и боец из огневого расчета — вот и все. У нас был один ручной пулемет Дегтярева с пустыми дисками; у каждого осталось по винтовке с пятью патронами, а у меня — две гранаты Ф-1, пистолет TT с обоймой и автомат ППД с одним диском.

Лежали тихо. Черноусов попросил: «Комбат! Если ранит меня — пристрели». Подбадривая его, я говорил, что мы уже много прошли, и Муравьи отстояли, и Волхов форсировали, и Малое Замошье взяли, и отсюда обязательно прорвемся. Он вроде успокоился, а на меня напала грусть. Подумал про себя — неужели убьют? И вдруг решил сползать и попросить курева у заместителя командира дивизиона капитана Крашенинникова. У него, кажется, оставался еще табачок. До Крашенинникова метров 70. Предупредил своих. Уполз. Крашенинников лежал за сосновым бревном. Дал закурить, и мне так стало весело, хоть пляши. И в это время налет, туда, где лежал я, — прямое попадание. Черноусова убило наповал. Санинструктор бросился к нему — снова налет. Он залез под трупы и спасся. Я прибежал обратно.

Осталось нас из 10 человек — четверо. У моего автомата оторвало кусок кожуха, выполняющего роль дульного тормоза. Автомат я из рук не выпускал. Или еще такое: одного моего бойца ранило — распороло живот, не повредив кишок. Кишки выпали, а он их собрал вместе с травяным сором и вложил снова в брюшную полость. Стоит, и сквозь пальцы сочится кровь. Перевязать нечем. Исподнее белье грязнее грязного. Этот боец был токарем одного из московских заводов, здоровяк, выше среднего роста. Я хотел как-то его подбодрить, а он: «Ничего, комбат, за вами буду держаться — выйду».

Вот эту силу духа и стойкость рядовых страны Советов, эту высокую, беззаветную преданность Родине я видел только в 305-й сд, в окружении, в условиях, приводивших к повальной смерти. Обычно в своих воспоминаниях ветераны рассказывают об отсутствии либо хлеба, либо патронов, либо лекарств и как трудно им приходилось. А у нас не было ничего. Мы последние три дня не спали и не ели даже травы. Никто о куреве и не заикался. Это в сытое время заядлые курильщики говорят: «Я лучше голодом посижу, но без курева не могу». Но настоящий голод вытесняет желание покурить. Лежим, ждем 20.00, чтобы начать отход. А часов ни у кого нет, примерно прикидываем, сколько еще осталось. Появились два немецких разведчика — совсем недалеко. Шепотом боец-связист просит у меня разрешения снять их из винтовки, но был приказ не демаскировать передовую, оторваться незаметно! Я бойцу шепчу: «Два вшивых фрица погоды не сделают, а вот незаметно мы уже отсюда не уйдем».

Примерно в 19.00 поднялся ураганный автоматно-пулеметный огонь — справа, спереди и слева. Не успевал иголки сосновые с шеи сбрасывать. Приказываю бойцу оттащить в тыл метров на сорок пустые диски от ручного пулемета, чтобы они нам не мешали при отходе. Боец вскоре не по-пластунски, а на четвереньках бежит обратно и кричит: «Комбат! Немцы!» Я на него цыкнул, чтоб замолчал, и сам пополз в тыл посмотреть. Точно! Немцы. Еще я спросил бойца, где штаб дивизиона. Он ответил, что уже никого нет. Я вернулся назад и приказал отходить. Метров сорок проползли, а затем, в высоком болотистом лесу, мы побежали в направлении 1002-го сп, на юг, к северному берегу Большого Замошского болота. Боец, что ползал с дисками и первый обнаружил немцев, рассказал, что немцы подходят к раненым и спрашивают: «Рус! Вставай! Идти можешь?» Если встал и идет — «Гут», а если нет — прикалывают ножами.

Командир орудия, азербайджанец, бежал с пулеметом и все повторял: «Комбат! Разреши бросить пулемет, сил нет!» Сначала я не разрешал, а затем, подумав, зачем нам эта железная палка без патронов, приказал разобрать пулемет и разбросать части.

Мы выбежали на небольшую болотную полянку и наткнулись на командира 1002-го сп майора Смирнова. Лет 45, высокий, сухощавый, бритый. Это был душевный и талантливый военачальник. Обычно моя батарея поддерживала 1002-й сп. При получении боевой задачи майор Смирнов на вопрос начальника артиллерии дивизии, кто кого из артиллеристов желает взять себе, называл мою фамилию. Мы — 5-я батарея — это знали и старались не подкачать. Так вот, выбежали прямо на майора Смирнова. Я к нему. Докладываю, что немцы следуют за нами. Он не поверил: «Не может быть! У меня там заместитель со станковым пулеметом…» И не успел закончить, как немцы вышли цепочкой на опушку поляны и остановились. Я показал на немцев рукой: «А вот и они». Смирнов приказал: «Добров, задержи их, я полк отведу». Я ответил: «Меня свои бросили, отходим вместе!» Полк — от силы 30 человек. Гуськом мы потянулись в сторону прорыва. И все это на виду у немцев, которые стояли и не стреляли. Они, видимо, были уверены, что мы их потенциальные пленные. Отошли к болоту — где-то здесь должны были находиться лошади и раненые. Кроме разбитых артприборов — ничего. В это время мы услышали далеко-далеко, на востоке, крики «ура» — это наши пошли на прорыв. Я со своими занял оборону на левом фланге 1002-го сп, подальше от преследовавших нас немцев. Я решил не отрываться от 1002-го и с ним идти на прорыв.

Снова начались артналет и бомбежка: кто стоял, кто лежал, я стоял на одном колене. Мысль у всех одна: чтобы не ранило. Ранит — попадешь к немцам; не ранит — можно попытаться прорваться, ну, а убьет — так убьет. 27 июня мы узнали, что ни 1000-й сп, ни дивизионы нашего 830-го ап, ни части 19-й гвардейской сд не прошли и почти все погибли. Командир взвода управления 6-й батареи, вернувшись к нам, рассказал, что впереди всех шли командиры с личным оружием, а за ними бойцы, все кричали «ура», шли не сгибаясь, под шквальным пулеметно-автоматным огнем врага. Командир дивизиона капитан Масляков почти дошел до нашего проволочного заграждения, но погиб. Он был впереди всех. Я еще пытался выяснить, почему на прорыв повели вдоль старой передовой, где через каждые 10 м немецкий дзот с пулеметом. Взять бы левее, вдоль узкоколейки… Но…

Когда мы заняли оборону на левом фланге 1002-го сп, прибежал откуда-то связной и объявил: «Коммунисты, в штаб полка!» Это было как снег на голову. Я считал, что нас забыли, но, оказывается, забыли еще и 1002-й сп, и штаб 830-го ап. Из коммунистов был я один — кандидат в члены ВКП(б). Я пошел за связным, артналет пока затих. Смотрю, мои бойцы идут за мной: боятся, что меня потеряют. Я их оставил недалеко от штаба полка и велел ждать. Подхожу — стоят командир полка майор Вязьмитинов, комиссар полка батальонный комиссар Найда, начальник штаба полка капитан Брюховецкий и парторг полка — всего человек 15.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});