Мы остаемся свободными... - Варя Еналь

Таис не стала спрашивать - кто такие Нелегалы. Расскажут. Рассказов сегодня будет не на один час, видимо.

3.

Встряхнув мокрыми ладонями, она вернулась в большую комнату, к огню, и хозяйка велела ей устраиваться за столом. В тарелках уже дымилась рыба в больших коричневых листьях, возвышалась стопка плоских жаренных хлебцов и белели кругляки картошки. Пахло так, что Таис чуть в обморок не грохнулась от голода.

Есть! Прямо сейчас есть, есть и есть. И плевать, что там у них произошло на острове раньше. Таис лишь мельком глянула на серьезного Федора, пытаясь взглядом спросить разрешения. Ее друг коротко пожал плечами и сказал:

- Спасибо вам за еду. Мы проголодались с моей подругой.

- Вот и ешьте. Рыбка только с углей, а утром она еще плавниками в воде шевелила. У нас чего-чего, а рыбы много. Теперь ведь ее не ловят большими сетями, людей мало. Вот и некому ее ловить. Плодится себе и плодится. Косяками заходит во время прилива.

Хозяйка присела на край скамьи, что стояла напротив, и вздохнула.

Таис не стала ждать второго приглашения. Схватилась за рыбу одной рукой, за хлебец другой и принялась уплетать так, что только за ушами трещало. Первые несколько кусков она даже не заметила - пролетели мигом. Только получив порцию добавки и переведя дух, она смогла обратить внимание, что мякоть рыбы белая и сочная, а костей почти нет.

Хозяйка не приставала с вопросами и рассказами. Сама потихоньку жевала хлеб и пила что-то из темной глиняной кружки. И рассматривала своих гостей. Бесцеремонно, неотрывно, улыбаясь и время от времени покачивая головой. Словно бы и сама не верила тому, что видит.

Но вот, наконец, самые сильные муки голода были удовлетворены, Таис вытерла рот ладошкой, отодвинула пустую миску и вздохнула. Она наелась и согрелась. И Федор тоже. И у них есть крыша над головой. И они сейчас на Земле.

- Поверить не могу, что мы оказались на Земле, - тихо проговорила Таис.

Федор кивнул и заметил:

- Найда, вы первый взрослый человек в нашей жизни. Других нам видеть не довелось.

- Как это не довелось? - не поняла женщина. - Откуда же вы? Где ваши родители?

Пришлось коротко рассказать о Станции. Совсем коротко. Только то, что все взрослые погибли от вируса или превратились в зверей, а дети остались на попечении роботов.

- Вот, значит, что! - воскликнула хозяйка, когда Федор закончил историю. - Значит, легенды оказались правильными. Тут, знаете ли, всякие истории любят складывать по вечерам. Чтобы не сильно скучно было. И есть у нас такая история о выживших на Станциях.

- Легенды? - нахмурился Федор.

- Официальная версия такова: никто не выжил. Нам сказали, что на Станциях не выжил никто. А я ведь помню те времена, когда только вербовали туда работников. Выбирали самых умных, с высшим уровнем образования, с опытом работы на программных установках. Только лучшие туда попадали. И мой товарищ тоже оказался на одной такой. Мой друг, с которым мы частенько играли в детстве. Ох, и давно же это было...

Таис присмотрелась к хозяйке и первый раз задалась вопросом: сколько же ей лет? Таис даже приблизительно не могла определить возраст мамы Найды. Круглое лицо с открытым высоким лбом, освещенное ярким пламенем очага и дрожащими огоньками свечей, было симпатичным и добрым. Цвет глаз казался похожим на серый, но, вполне вероятно, что при свете дня он станет другим. Полные губы, круглый подбородок и ровный нос. Морщин - спутников старости - нет. Седины, вроде бы, тоже. Темные, немного широкие брови придавали лицу тревожность и строгость, но улыбчивый рот смягчал и сглаживал это.

Она была милой и симпатичной - мама Найда. И она нравилась Таис.

- Да, это давно было. Много времени прошло с той поры, как заселяли Станции. Я уж и не припомню, в каком году это было, но еще до войны. До Последней войны, дети. Вы о ней слышали, да? Сколько вам лет? И как вас зовут? Я, глупая, даже не представилась. Меня называйте Найдой, тут все так меня зовут. Это не настоящее мое имя, так, прозвище. Тут у нас не осталось настоящих имен. Да и смысла в них нет. Для роботов мы имеем номера, мы безымянные для своих хозяев. Потому настоящее имя уже не имеет смысла.

- Меня зовут Федор, фамилия Шереметьев. Мне девятнадцать лет, я родился на Станции, мой отец - Андрей Шереметьев, штурман Станции. Моя мать - Елизавета Шереметьева. Родители мои, скорее всего, мертвы. А это - моя девушка. Моя любимая девушка. Ее зовут Таис Зобова, ей семнадцать лет. Кто ее родители, мы не интересовались.

Федор положил ладонь Таис на плечо, словно подтверждая свои слова. Что ни говори, а фраза "это моя любимая девушка" на самом деле звучит здорово. Так и есть. Она - его девушка, а Федор - ее парень.

- Федор и Таис, значит. Ваши настоящие имена. Таис, наверное, это от полного имени Таисия, правильно? - уточнила женщина.

- Да, полное имя звучит так, но меня все называют просто Таис, так принято. Уже давно.

- Хорошо, пусть так. Но все равно, как вам удалось выжить? Я так поняла, что изменились единицы из вас, большинство выжило.

- Я бы не сказал, что единицы. Почти все мальчики моего возраста погибли или изменились, - ответил ей Федор, - мы нашли способ противостоять вирусу. Это не так просто, как кажется, и нет гарантии, что у всех выйдет. В любом случае, у нас с Таис получилось. Мы просто любим друг друга, и это помогает. На самом деле помогает. Мы еще после поговорим об этом. Расскажите, что случилось на Земле. Про войну расскажите.

Хозяйка торопливо закивала:

- Конечно же. Просто наглядеться на вас не могу. У нас так давно не было детей, вообще никаких. У нас же принудительная стерилизация, вы знаете. Закон был принят еще до войны. Все сдавали свои клетки в общий банк клеток, после обязательная стерилизация. Детей выводили в пробирках и кювезах, только лучших и здоровых. После отдавали родителям на воспитание. Дети считались собственностью государства. Так и говорили - будущее государства принадлежит детям, значит, дети принадлежат государству. А после началась война и банк клеток был уничтожен. Города в те времена пострадали больше всего. Можно было бы, конечно, еще брать клетки у людей, это не проблема. Вполне можно хотя бы клонировать тех, что есть, если не воспроизводить новых. Только вот технологии, позволяющие соединять и выращивать человеческие клетки, все погибли. Не осталось ничего. А роботы не желают восстанавливать. Мы пробовали обращаться к ним с такой просьбой, но все блокировалось еще на уровне подписания петиции. Мы же с чипами. Если уж роботам что-то не нравится в наших действиях - они блокируют сразу. Стирают память за несколько дней, а то и несколько лет. Самым упорным могут стереть память вообще. Такой вот и мой Георг, что живет тут со мной. Не помнит себя вообще до того момента, как его привезли на Саб. Вот уже три года он в этом доме, и ничего так и не вспомнил. Все стерто. Так что, шансов поднять восстание у нас нет никаких. А сами детей рождать мы не можем. Вот и живем без детей.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});