Убийца Войн - Сандерсон Брендон

– Ваше величество, а почему вообще возвращенные умирают? – задал встречный вопрос сказитель.

– Потому что кретины, – сказал Жаворонок.

Сказитель улыбнулся:

– Потому что они устают. Боги отличаются от обычных людей. Они возвращаются ради нас, не ради себя, и когда жизнь становится невыносима – уходят. Боги-короли живут ровно столько, сколько нужно, чтобы произвести на свет наследника.

Сири дрогнула.

– Это общеизвестно? – спросила она и чуть поежилась: ее вопрос мог показаться подозрительным.

– Конечно, ваше величество, – ответил сказитель. – По крайней мере, известно сказителям и ученым. Все Боги-короли покинули сей мир вскоре после рождения сына и наследника. Это естественно. Когда рождается преемник, Бога-короля охватывает беспокойство. Все они искали возможности использовать свой дох во благо королевству. И затем…

Он вскинул руку, щелкнул пальцами и брызнул водой, которая обернулась туманным облачком.

– И затем они уходят, – закончил он. – Оставляя свой народ благословленным и передавая наследнику власть.

Все умолкли. Перед Хойдом испарялся туман.

– Не самая приятная новость для новобрачной, сказитель, – заметил Жаворонок. – Дескать, едва она родит сына, мужу надоест жить.

– Я не стремлюсь угодничать, ваша милость, – поклонился Хойд. Ветерок смешал у его ног разнообразные порошки, песчинки и блестки. – Я только рассказываю истории. Эта известна большинству. Я решил, что и ее величеству полагается знать.

– Благодарю, – тихо произнесла Сири. – Хорошо, что вы об этом сказали. Позвольте узнать, где вы научились столь… необычной форме изложения?

Хойд улыбнулся:

– Я научился этому много-много лет назад у человека, который сам себя не знал, ваше величество. Это было в далекой дали, где сходятся два края и умерли боги. Но это не важно.

Сири приписала расплывчатое объяснение желанию Хойда создать для себя подобающе романтичное и загадочное прошлое. Ее куда больше заинтересовало то, что он поведал о кончине Богов-королей.

«Значит, имеется официальное объяснение, – размышляла она, холодея. – И очень толковое. Теологически становится понятно, что Боги-короли уходят, как только обеспечат подходящего преемника. Но это не объясняет, как сокровище Миродателя – его изобилие дохов – передается от одного Бога-короля другому, когда у них нет языков. И почему такой человек, как Сьюзброн, должен устать от жизни, которая его так возбуждает».

Официальная версия устроит тех, кто не знаком с Богом-королем. На Сири она не произвела впечатления. Сьюзброн такого не сделает никогда. Не теперь.

Однако… вдруг все изменится, если она родит ему сына? Так ли уж быстро устанет от нее Сьюзброн?

– Возможно, мы должны надеяться на уход старого Сьюзброна, моя королева, – лениво заметил Жаворонок, берясь за виноград. – Подозреваю, что тебе навязали все это дело. Если Сьюзброн умрет, ты, может быть, даже уедешь домой. Вреда никакого, люди исцелены, на троне – новый наследник. Все либо счастливы, либо мертвы.

Внизу продолжали препираться жрецы. Хойд поклонился в ожидании, что его отпустят.

«Счастливы… либо мертвы». Ей стало дурно.

– Прошу прощения, – сказала она, вставая. – Я хочу немного пройтись. Спасибо за рассказы, Хойд.

С этими словами в сопровождении свиты она быстро покинула ложу, не желая показывать Жаворонку слез.

33

Брюлики трудилась молча, не обращая внимания на Вивенну и туго затягивая швы. Внутренности Клода – кишечник, желудок и прочее, чего Вивенна не хотела опознавать, – лежали на полу рядом, аккуратно извлеченные и разложенные так, чтобы удобно было чинить. В сию минуту Брюлики занималась кишечником, зашивая его специальной толстой нитью при помощи кривой иглы.

Отвратительное зрелище. И все же после пережитого потрясения оно не сильно задевало Вивенну. Они отсиживались в безопасном убежище. Тонк Фах отправился на разведку в постоянный дом, чтобы проверить, все ли в порядке с Парлином. Дент чем-то занимался внизу.

Вивенна села на пол. Она переоделась в прикупленное по пути длинное платье вместо испачканной юбки и теперь, усевшись, подтянула ноги к груди. Брюлики продолжала ее игнорировать, работая на расстеленной простыне. Все еще злая, она еле слышно бормотала под нос:

– Глупость какая. Поверить не могу, что ради ее защиты мы допустили такое увечье.

Увечье. Да значило ли ранение хоть что-нибудь для существа вроде Клода? Он был в сознании; Вивенна видела: у него открыты глаза. Был ли смысл штопать его потроха? Заживут ли они? Он не нуждался в пище. Зачем возиться с кишками? Вивенну передернуло, и она отвернулась. Ей отчасти казалось, что вырвали ее собственные внутренности. Выставили напоказ. Всему свету на обозрение.

Она закрыла глаза. Прошли часы, а ее все трясло от ужаса, испытанного в проулке, где она съежилась и ждала конца в любую секунду. И что она узнала о себе перед лицом смертельной угрозы? Скромность пошла побоку – она скорее скинет юбку, чем вторично из-за нее упадет. Волосы не значили ничего; она забыла о них, как только оказалась в опасности. Очевидно, не было смысла и в ее религии, хотя ей даже не удалось успешно совершить святотатство – куда уж там использовать дох.

– Я наполовину готова уйти, – пробормотала Брюлики. – Ты и я. На выход.

Клод заерзал, и Вивенна, открыв глаза, увидела, что он пытается встать, хотя его внутренности так и висели снаружи.

Брюлики выругалась.

– Ляг на спину! – прошипела она на грани слышимости. – Цветами проклятая тварь! Солнечный вой. Не шевелись. Солнечный вой.

Клод лег и замер. «Они выполняют команды, – подумала Вивенна. – Но не очень умны. Оно попыталось выйти, приняв за команду слова „на выход“». И что это за ахинея про солнце? Может быть, код, о котором говорил Дент?

Вивенна услышала шаги на лестнице в погреб. Дверь распахнулась, и появился Дент. Он притворил ее за собой, после чего подошел к Брюлики и вручил ей что-то похожее на мех для вина. Женщина взяла его и немедленно вернулась к работе.

Дент присел рядом с Вивенной.

– Говорят, что человек не знает себя, пока впервые не окажется перед лицом смерти, – беззаботно сказал он ей. – Я ничего об этом не ведаю. Мне кажется, важно не кем ты умер, а кем прожил жизнь. С чего вдруг несколько секунд становятся важнее целой жизни?

Вивенна не ответила.

– Всем случается испугаться, принцесса. Даже храбрецы порой убегают, когда впервые идут на сечу. Вот почему в войсках так много муштры. Те, кто держится, не отважны, лишь хорошо натасканы. У нас, как у всех животных, есть инстинкты. Иногда они побеждают. В этом нет никакой беды.

Вивенна продолжала смотреть, как Брюлики бережно укладывает внутренности во чрево Клода. Она взяла небольшой пакет и вынула нечто, похожее на узкий кусок мяса.

– На самом-то деле вы молодчина, – сказал Дент. – Не потеряли голову. Не застыли столбом. Нашли самый близкий и удобный выход. Мне доводилось охранять людей, которые стояли бы столбом и умерли, если бы я не встряхнул их и не заставил бежать.

– Научите меня пробуждать, – прошептала Вивенна.

Он вздрогнул и уставился на нее:

– Не хотите… сначала немного подумать?

– Уже, – шепнула она, обхватывая колени и утыкаясь в них подбородком. – Мне казалось, что я сильнее. Что лучше умру, чем к этому прибегну. Это была ложь. В тот миг я бы сделала что угодно, только бы выжить.

– Из вас бы вышла хорошая наемница, – улыбнулся Дент.

– Неправда, – возразила она, по-прежнему глядя вперед. – Но больше я не назову себя чистой. Я могла с тем же успехом понимать, чем владею. Воспользоваться этим. Если навлеку на себя проклятие, то быть по сему. По крайней мере, это поможет мне прожить достаточно долго, чтобы разрушить Халландрен.

Дент вскинул брови:

– А-а, значит, теперь вы намерены его уничтожить? И больше не будет заурядного саботажа и подрывной деятельности?