Лиловые бабочки - Слава Кэт

Куся. Прямо сейчас. Я хочу попрощаться.

— Я вообще не удивлена, что именно по ней ты скучаешь. Хотя я когда-то предлагала тебе выбор, заметь, и вы могли быть вместе. Если бы ты добровольно отправился на лечение вместе со мной.

— В моём случае это бессмысленно, — признался Илья. — Ну я так думаю. Я вкусил плоть и кровь, и они пришлись мне по нраву. Нет, я не остановлюсь. Никогда. И ты тоже это понимаешь. Ты же поэтому мне наколку сделала. И, кстати, ты была права: если свести тату, ни хрена не поменяется. Ты-то знаешь, что она есть.

Илья горько вздохнул.

— Это клеймо на всю жизнь. От него не отмыться. Кстати, там, на «зоне».. — Илья болезненно скривился. — Мне сделали ещё одну наколку. Я её тоже свел. Скрипку со смычком. Знаешь, что означает эта наколка? Или пояснить?

Я кивнула. Конечно, знала. Слишком хорошо знала. Я же долго и тщательно лично выбирала наколку для Ильи, поэтому со всей основательностью подошла к этому вопросу.

— Так что, можно сказать, я за две недели в общей камере прокачал скилл, — болезненно пошутил Илья. — И раз уж зашла про это речь, я это умение обязательно продемонстрирую напоследок. Больше мне порадовать тебя нечем. Так сказать, смягчу горькую пилюлю. И ещё, Руслана… Не знаю уж, хорошо это или плохо, но я ведь правда только там понял, кто я есть. И не в плане того, что социальное дно и ублюдок. А в плане отношения к тебе, милая. Чуть-чуть… жестоко… Так что… я именно любил тебя, как оказалось, а не испытывал дружеские чувства. Никакой дружбы с привилегиями у нас НИКОГДА не было бы, как оказалось. Прости. Я тебя обманул. Вернее, так. Я сам себя всё время обманывал, не желая признавать очевидного. А ведь у нас двоих могло бы быть всё иначе. Мы могли бы создать семью. Родить детей. Быть… счастливы. Я же нравился тебе, даже не вздумай отрицать. А я сам придумал, что между нами двумя ничего невозможно, потому что ты иная, и принялся творить невероятную дичь.

Я обняла его и принялась поглаживать. Илья навзрыд рыдал.

— Ты, вероятно, думаешь, что я плачу, потому что зэки меня «опустили»? Нет, не поэтому. Хотя это… ломает. Я определённо этого не заслужил. Если бы ты только знала… если бы знала, за что именно этих людей я навсегда «укладывал спать», то…

— Илюш, я знаю, почему ты так поступал, правда. Не могу тебя осуждать. Но это никогда не докажут, пойми…

— И, тем не менее, ты меня наказала. Ах, да, — улыбнулся сквозь слезы Илья. — Только боги имеют право карать людей, как я мог забыть…

Чуть успокоившись, Илья тихо признался:

— Только вот всё… Теперь нечем. Увы.

— Нечем «что»?

— Нечем ни карать, ни любить. В каком-то смысле я теперь бесполое «оно». Почти кукольный Кен. Мужики в камере мне чик-чик, и всё. Поэтому и перевели в больницу так быстро. Вот…

Илья тоскливо посмотрел на меня.

— Как кастрат Фаринелли, короче, — неестественно ровным тоном заключил он. — Только не умею петь. Заметь, когда мне все бабы в округе кричали, что я импотент, это было не так. Но теперь это факт.

— Тем более понимаю, почему ты пришёл ко мне, — чмокнула его в лоб я. — Ты успокоился? С тобой ещё посидеть? Или диван разложить?

— Раскладывай. Я пока сумку распакую.

Оценив содержимое сумки, я поняла, что скоро все двери ада гостеприимно откроют передо мной свои двери.

— Раздевайся, — не поднимая глаз, попросил Илья. — И иди в душ. Тщательно помойся напоследок. Хотя нет, я передумал. Ни я, ни ты, мыться не будем. Моя любовь общественностью считается мерзкой и грязной, и именно такой она и будет в этот раз. Соленой и пахнущей острым потом. Непременно грязной во всех смыслах. Знаешь, что? Я тут так подумал… если и вправду существует перерождение, я хотел бы вновь родиться мужчиной. Нормальным мужчиной с обычными предпочтениями в сексе и здоровой психикой. Но лишь при одном условии.

— Каком?

— Пообещай, что тоже переродишься со мной. Обязательно переродишься. И снова в теле женщины. Я обязательно тебя найду, и в этот раз у нас с тобой всё будет правильно с самого начала. Ни мать, ни общество нас не осудят.

— Илюш, я не могу такого обещать, я же не знаю, как это работает, — закусила губу я. — А врать перед смертью… как-то неправильно, пойми.

— Ты же одна из богов смерти! — упрямо возразил Илья. — Значит, знаешь. Ну хотя бы пообещай, что попробуешь. Хочу… так. Вместе и навсегда.

— Хорошо, — сдалась я. — Обещаю. Если получится, мы оба войдем в колесо Сансары, и ты попробуешь меня найти. А я тебя. Обещаю, что прятаться от тебя не буду и обязательно помогу на пути самосовершенствования. Хотя не уверена, что Сансара существует.

Илья вздохнул с явным облегчением.

— А ты всё-таки меня любишь, — довольно проворчал он. — Любишь, несмотря ни на что, старина Рюк. Я ужасно тебе благодарен за это. Я тоже тебя люблю.

— За любовь не благодарят, — грустно ответила я. — Но, Илюш, не обижайся, с твоей стороны не любовь.

— Неправда, — улыбнулся сквозь слезы Илья. — Любовь. Сильная любовь.

— Любовь, — сокрушенно цокнула я, накрываясь одеялом. — Хорошо. Тогда давай так поясню. У тебя в подколенной ямочке правой ноги есть родинка. Ты знаешь об этом?

— Не обращал внимания. Но раз ты это говоришь, вероятно, так и есть.

— А что в этом же месте расположено у меня? — поинтересовалась я.

Илья задумался.

— Не знаю, — признал он. — Тоже родинка?

— А ведь я почти всегда дома в шортах, — усмехнулась я. — Странно не заметить и не запомнить этот шрам. Понял аналогию? Ты любишь не меня, Илюш, а выдуманный образ. И именно его ты видишь перед собой. Как маску в «Snapchat». Понимаешь? Ты придумал, какой меня хочешь видеть. И стал подстраивать исходник под свой идеал. Но видишь ли, в чём дело? Я живой человек. Со своими особенностями. Но тебе на эти особенности и мелочи плевать, ты видишь лишь то, что хочешь видеть, что тебе удобно видеть, а всё лишнее отсекаешь, как будто этого не существует. А реальная жизнь и настоящая любовь складываются именно из мелочей. Больше, чем уверена: когда в момент просветления розовая пелена спадёт с твоих глаз, ты будешь страшно разочарован. Так разочарован, что захочешь меня убить, потому что реальная картинка не совпадет с идеальной, которая существует лишь в твоей голове. Примерно так. А, ну да, — скривилась я. — Как я могла забыть? Ты