Журналист: Назад в СССР - товарищ Морозов

мне еще полгода назад.

Хранителя Времени я заприметил издали. Он все так же лежал в центре круглой каменной площадки, только теперь я вышел к нему не с западной, как в первый раз, а с восточной стороны. Так или иначе, я очевидно сделал внутри «купола» полный круг, и вот теперь этот круг замкнулся.

Глядя на эту исполинскую пятнистую черную ящерицу, я чувствовал, как внутри меня медленно закипает гнев. Какая-то примитивная тварь, пусть и обладающая телепатическим даром, разлеглась тут и вещает, что я могу делать, а чего — не в силах. А, может, в ней-то и заключен корень зла, и, если разрубить этот гордиев узел, все и решится само собой — найдется Ольга, и «купол» раскроет створки своих «полостей», выпуская нас с женой наружу?

Ведь хуже уже не будет, верно?

Работая в полевых условиях мы, конечно, безоружны, поскольку геологи — это не военные и даже не милиция. Пистолет имеется только у начальника геологической партии, но мы с Ольгой — всего лишь маленькая группа из двух человек, и мы никак не тянем на целую экспедицию. Поэтому огнестрельное оружие мне как руководителю группы не положено по штату. Единственное, что имееется у меня из оснащения, способного при случае сойти за оружие — геологический молоток, который сейчас преспокойненько лежит себе в нашей палатке в ожидании возвращения хозяев, и еще нож. Свой нож я люблю, выбирал его в свое время долго, и он еще ни разу меня не подводил. Не подведет, надеюсь, и теперь.

Я рывком выхватил его из ременного футляра и что было сил вонзил его в ящера, в то место, где по моим предположениям располагалась его условная шея в области сочленения головы с туловищем. Ударил — и едва не заорал от боли, поскольку столь сильной отдачи в руке никак не ожидал.

Ощущение было таким, будто я ударил лезвием в глыбу льда. Тело ядозуба было насквозь промерзшим.

В этот миг я и вспомнил наши беседы с Оленькой об амфибиях, способных зимовать долгие месяцы, а, может, и годы в полностью заледенелом состоянии. И понял: колотить ножом это чудовище бесполезно. Это все равно, что пытаться ранить или убить льдину. И что тогда?

Я убрал нож и слегка перевел дух. Затем покосился на Хранителя и мстительно процедил сквозь зубы:

— Ладно, ты победила, тварь.

На сей раз телепатического ответа не последовало. Ядозуб по-прежнему бесстрастно взирал на меня своими немигающими глазищами.

— Считай, что я согласен на твое условие. Женщина уйдет, а я останусь. Это не обсуждаемо. Но учти: Ольга должна отсюда выйти в любом случае. Что я должен делать?

— Ничего, — последовал, наконец, все такой же равнодушный ответ в моей голове. — Если ты хочешь именно этого, это и будет.

— А как… как она сумеет выйти отсюда? И когда это произойдет?

— Хранитель времени этого не знает. Чтобы выйти, ей нужен Проводник.

Ну, вот, то понос, то золотуха… Что еще за чертов проводник?

— И где его взять, этого проводника?

— Его не нужно брать.

Телепатический голос стал чуть тише, или мне показалось? А вдруг она сейчас окончательно уснет, эта тварь? Впадет в спячку, и я ничего не узнаю⁈

— Отвечай скорей, ну!

— Проводника не нужно брать твоей женщине, — последовал тихий ответ. — Он у нее уже есть.

— Уже есть? У нее?

И тут словно капелька яда едко пролилась в мое сознание, как будто разъедающая плоть кислота.

Так значит, у моей Ольги, где бы она сейчас ни находилась в этих «полостях», уже есть некое средство, которое обеспечит ей путь на свободу? Кто же тогда мог заранее предположить, что это средство, этот неизвестный мне «проводник», понадобится именно ей? А если бы — ну, чисто теоретически! — я сам пожелал бы выйти отсюда — вместо нее?

— Ты сам ответил на свой вопрос, — отправил мне в мозг очередное мысленное послание ядозуб. — Я знал заранее, каким будет твой выбор, и потому заранее позаботился о средстве выхода отсюда наружу для твоей женщины.

— А откуда… откуда ты это знал заранее?

Сказать, что я был сейчас потрясен — значит, ничего не сказать. А тварь медленно мигнула своими желтыми глазищами и слегка наклонила голову, словно поклонившись мне.

— Ты забыл, человек. Я — Хранитель Времени.

Вот только теперь я понял. Этот ящер и впрямь всё предугадал заранее, точнее, он просто знал наверняка, как всё будет, и какое решение приму я. Он и теперь отлично знает, как выберется отсюда Ольга, и что дальше будет со мной. Ведь если он и впрямь Хранитель Времени, то, наверное, способен видеть через его течение. И для него, этого Хранителя, наверное, не составит труда заглянуть на год, на пять или на десять лет вперед?

А теперь эта холоднокровная тварь просто лежит и ждет, что будет дальше, уже всё зная заранее. Она просто наблюдает за мной, как мы, люди, рассеянно наблюдаем иногда за мельтешением мурашей в лесном муравейнике или легкомысленным порханием мотыльков над цветочным лугом.

Что ж, ладно. Пусть только Ольга выберется наружу, уж она-то непременно отыщет способ вызволить и меня из этого треклятого купола. Я знаю ее характер, она способна жизнь положить на то, чтобы спасти близкого ей человека.

Я уселся на каменный пол, обхватил колени руками, закрыл глаза и стал воображать, как стены «купола» раскрываются, и моя жена выходит на свободу. Думать об этом было легко и радостно, все прочие мысли, тягучие и неприятные, разом вылетели из моей головы, и я улыбнулся. Никогда нельзя отчаиваться. Надежда есть всегда. Даже там, где ее нет и не может быть.

Глава 33

Смотри, как течет река…

Я уже давно закончил чтение и сейчас сидел, закрыв глаза и откинувшись на мягкую спинку хоть и казенного, но все равно уютного кресла. В этом состоянии меня и застал полковник Одинцов.

— Ну, и что ты скажешь? Вот обо всём этом?

Одинцов указал на папку с машинописными листами, которую я по-прежнему крепко сжимал в руке.

— Я не знаю, — честно признался я. — Совсем ничего не помню. Вы же знаете, Владимир Иванович, как это бывает, когда проснешься: еще минуту назад помнил весь сон отчетливо, а потом р-р-раз! — и всё из головы улетучилось.

— Как сон, как утренний туман… — задумчиво проговорил Владимир Иванович. — Думаешь, это камень Ольги Иноземцевой тебе… во сне навеял?

Я развел руками.

— Больше некому, получается. И если это всё так подробно и отчетливо отложилось у меня в голове,