Широкий Дол - Филиппа Грегори

Он оказался даже слишком проницательным для такого молодого человека, и я, почувствовав, что это опасно, поспешила закрыть данную тему. Впрочем, точка зрения доктора МакЭндрю на применение настойки опия не имела для меня никакого значения. Нужен был куда более сильный человек, чем Джон МакЭндрю, чтобы заставить меня свернуть с намеченного пути, и я за всю свою жизнь знала только двоих таких людей: одного принесли домой мертвым на носилках, и конь его, прихрамывая, шел сзади, а второго я сама бросила в темноте, сочтя мертвым. И пусть лучше никто не пытается снова мне перечить или пытаться управлять мною!

Но доктор МакЭндрю был не из тех, кто вежливо прекращает разговор на ту или иную тему, если сам он еще не до конца высказался. Он очень внимательно и очень ласково посмотрел на меня и сказал:

– Мисс Лейси, я помог вам избавиться от внезапного недуга, но, возможно, вам кажется, что я слишком молод и не обладаю должным врачебным опытом, чтобы иметь право о чем-то судить. И все же я очень прошу вас: доверьтесь мне, послушайтесь моего совета.

Я так уставилась на него, что его бледное лицо северянина вспыхнуло ярким румянцем; у него даже уши порозовели от смущения, но бледные голубые глаза смотрели спокойно, с искренней уверенностью.

– Вас по-прежнему что-то гнетет, – неторопливо продолжал он. – Возможно, вы это просто себе вообразили, а может быть, это нечто вполне реальное, но что бы это ни было, я настоятельно прошу вас повернуться к этой опасности лицом и постараться преодолеть ее. Что бы вам ни угрожало, не забывайте, что у вас есть любящая семья, а также, уверен, немало друзей. Вам не нужно страдать в одиночку, не нужно ничего бояться. Скажите, если я в чем-то не прав, упрекните, если я излишне настойчив, но я уверен, что правильно поставил диагноз и назначил лечение. Я уверен, что вы по-прежнему чего-то боитесь, и вам никогда не избавиться от этого страха, пока вы не повернетесь к нему лицом и не уничтожите его.

Хотя день был теплый и наша гостиная была прямо-таки залита солнечным светом, меня вдруг охватил озноб. Я даже шаль на плечи накинула. Повернуться лицом к моему страху означало повернуться лицом к тому жуткому образу – Ральф верхом на огромном черном коне – и увидеть, как меняется выражение лица моего бывшего любовника от чувственной улыбки самоуверенного выскочки до гримасы попрошайки, изгоя, ни для чего не годного калеки. Нет! Я, как всегда, мысленно отшатнулась от подобной идеи.

– Вы ошибаетесь, доктор МакЭндрю, – негромко сказала я, потупив свои раскосые, эльфийские глаза, чтобы он не заметил, как они потемнели от страха. – Благодарю вас за доброту и заботу, но я ничего не боюсь. Просто я до сих пор оплакиваю своего любимого отца и еще не совсем пришла в себя от пережитого тогда потрясения.

Лицо молодого врача вновь вспыхнуло румянцем. Он подтянул к себе свой саквояж и открыл его.

– Я даю вам это, хотя считаю, что поступаю неправильно, – сказал он, и в ладони у меня оказался маленький пузырек настойки опия. – Это поможет вам спать спокойно, но вы непременно должны соблюдать умеренность. Не более двух капель на ночь и ни одной в течение дня. Надеюсь, так вам будет легче пережить сложный период, связанный с женитьбой вашего брата и вашей подготовкой к путешествию. Как только вы покинете Англию, вам следует отказаться от приема этого лекарства.

– Вдали отсюда оно мне и не понадобится, – заверила я его.

– Вот как? – сказал он, как-то слишком быстро уловив суть проблемы, чем снова нарушил мое спокойствие. – Значит, ваши тревоги, точно призраки, не могут пересекать водные преграды?

Мне вновь пришлось опустить глаза. Этого молодого врача явно хорошо учили: он мгновенно все подмечал и быстро делал соответствующие выводы.

– Просто там будет много нового – и люди, и окрестности, – вот мои прежние тревоги и забудутся, – спокойно пояснила я.

– Ну, хорошо. Больше никаких вопросов я вам задавать не стану, – сказал он и встал, собираясь уходить.

Я протянула ему руку, и он, к моему удивлению, не пожал ее, а наклонился и поцеловал мои пальцы нежным медлительным поцелуем, теплый след которого я чувствовала еще некоторое время. А он, задержав мою руку в своих руках, мягко сказал:

– Я бы хотел быть вам другом, мисс Лейси. Я, разумеется, сохраню ваши тайны – ведь я ваш лечащий врач, – но для меня гораздо важнее была бы возможность говорить с вами обо всем, как с другом. – И он, коротко мне поклонившись, вышел из комнаты.

Я так и рухнула в кресло. Я была удивлена до глубины души и чувствовала, что настроение мое улучшилось всего лишь благодаря звукам теплого, ласкового голоса доктора МакЭндрю. Я встала и посмотрелась в зеркало, висевшее над камином. Когда он поцеловал мне руку, на щеках у меня вновь вспыхнул румянец, в сочетании с которым темные тени под глазами придавали моему облику некую пронзительную хрупкость. Глаза мои ярко горели, в них плясала радость. Нет, меня к нему не тянуло, он был мне совсем не нужен – ведь у него не было Широкого Дола, и он ничем не мог помочь мне его удержать. Но какой женщине не понравится, когда мужчина так на нее смотрит? Я улыбнулась своему отражению в зеркале, охваченная самым элементарным тщеславием; я была счастлива, что родилась столь привлекательной. И когда через минуту в комнату вошла моя мать, я обернулась и улыбнулась ей. Она тоже просияла, довольная тем, что снова видит меня здоровой, и спросила, усаживаясь, расправляя юбки и открывая шкатулку для шитья:

– Это был экипаж доктора МакЭндрю?

– Да.

– Тебе следовало позвать меня, Беатрис, – мягко упрекнула она. – Тебе, право же, не следует встречаться с нашим молодым доктором наедине.

– Он заехал лишь для того, чтобы спросить, как я себя чувствую, – с улыбкой ответила я. – Мне и в голову не пришло послать за вами. Он как раз проезжал мимо, направляясь в Спрингхэмз; там у них кто-то из младших мальчиков заболел.

Мать, сосредоточенно поджав губы, вдевала нитку в иголку и молча кивнула, явно не убежденная.

– И все-таки мне не нравится, что он, врач, заезжает к нам просто так, как к своим знакомым, – сказала она. – В дни моей молодости аптекари приезжали, только если за ними посылали, да и входили они в дом с черного хода.

– Ах, мама! – воскликнула я. – Доктора МакЭндрю вряд ли можно назвать аптекарем! Он – врач, получивший образование в университете Эдинбурга. Нам действительно очень повезло, что он решил поселиться здесь, неподалеку от нас. Теперь не нужно будет каждый раз посылать за врачом в Лондон, если кто-то плохо себя почувствует. Это может показаться мелочью, но на самом деле это весьма существенное преимущество. Кроме того, он настоящий джентльмен, так что с ним гораздо проще беседовать на любую тему.