Пришелец - Александр Волков

— Да мы ведь, собственно, ничего от них не хотели, — нерешительно начал Эрних, — это они первые начали: накинулись, приковали…

— Да знаю я все, — досадливо отмахнулся тэум, — а нам, думаешь, легче от этого знания! Ведь трагедия в том, что все всегда происходит чуть-чуть не так, как хочется, ну а если что-то уже произошло, то никто, запомни, ни одна сила не может сделать бывшее — не бывшим!.. Остается, правда, Вечность, в которой исчезает все, — но нам-то от этого не легче… Ведь мы пока еще существуем — так или не так?.. Ну что молчишь? Говори, не бойся…

— Я… Я не боюсь, — растерянно пробормотал Эрних, — все это так, вы совершенно правы, но мне-то что делать?..

— А это уж смотри сам, — задумчиво сказал тэум, — по обстоятельствам… Они вон тряпку на палке воткнули и говорят: знамя — поклоняйтесь!

Тэум махнул широким рукавом в сторону дотлевающего кострища, вблизи которого торчал из земли высокий шест, вырубленный накануне вечером в зарослях толстого трубчатого тростника. Срубив твердый суставчатый ствол, гардары оборвали с него листья, натянули по всей длине шеста тонкую двойную бечевку, вкопали шест посреди поляны и, пришив к бечевке широкое шелковое полотнище с тремя вытканными в центре звериными головами в зубчатых золотистых коронах, втянули полотнище на самую верхушку шеста. При этом они безумно ликовали, дули в надраенные до лунного блеска трубы, рукоятками кинжалов отбивали горлышки засмоленных бутылок, извергавших из себя шипящие пенные фонтаны, палили из пистолетов по раскидистым древесным кронам, приводя в яростный восторг стаю пепельно-зеленых мартышек, перескакивавших по раскидистым ветвям и на лету подхватывавших ловкими лапками подкинутые в воздух бутылки.

— И кто им дал такую власть, — продолжал тэум, извлекая из рукава кисточку и нанося на медленно вращающийся шар темные расплывчатые пятна, — кто дал право так уверенно судить ближнего и отделять добро от зла?

Тэум спрятал в рукав кисть, ногтями наскреб в ладонь немного сухой земли и стал мелкими щепотками посыпать поверхность шара. Темные песчинки исчезали в матовых пятнах росы и приставали к бурым, оставленным кистью мазкам, придавая им легкую, едва задевающую взгляд шероховатость.

— Интересно? — вдруг спросил он, подняв голову и посмотрев на Эрниха темными, как черные жемчужины, глазами. — И кажется, что все это так просто, да?

— Не знаю, — завороженно прошептал Эрних, — я, во всяком случае, так не думаю…

— А ты хоть понимаешь, что это? — спросил тэум неожиданно глубоким и чистым голосом.

— Н-нет, — запнулся Эрних, — но я думаю…

— Думаешь? — насмешливо посмотрел на него тэум. — Ну, думай, думай…

Он осторожно взял шар двумя пальцами, остановив его медленное вращение, положил на ладонь, еще раз внимательно осмотрел его, сбивая острым поблескивающим ногтем невидимые песчинки, и поднес к лицу Эрниха.

— Видишь? — спросил он тихим, торжественным голосом.

— Вижу, — чуть разжав губы, пролепетал Эрних.

— А теперь — дунь! — коротко приказал тэум.

Эрних взволнованно облизнул кончиком языка пересохшие губы, набрал в грудь воздуха и осторожно подул на мерцающую поверхность шара, прорвав окружавший его матовый туманный кокон.

— Ну вот и все! — облегченно вздохнул тэум. — А ты боялся…

Он неожиданно засмеялся сухим потрескивающим смешком и, выпустив шар из ладони, слегка подтолкнул его вверх. Шар на какое-то мгновение завис в воздухе, вновь окружив себя сплошным туманным облачком, а затем стал медленно подниматься вверх, заливая поляну и неподвижные фигуры спящих ровным холодным светом, не порождающим теней, но странным образом создающим вокруг спящих причудливые мерцающие ореолы. При этом Свегг продолжал все так же бесшумно переходить от дерева к дереву, держа наготове поднесенный ему шечтлями костяной топорик на длинной рукоятке; привязанные лошади с легким шорохом обмахивались хвостами, сбивая с широких крупов поблескивающие чешуйки ночных насекомых; и только падре, подняв голову над своим сундучком, смотрел на шар неподвижным, зачарованным взглядом.

А он все поднимался, поднимался, продолжая медленно и плавно набирать обороты и даже как будто слегка увеличиваясь в размерах. Редкие ночные бабочки беспорядочно вились вокруг шара, но когда какая-нибудь по неосторожности подлетала к нему слишком близко, шар замедлял вращение, летунья на миг зависала перед ним, мелко трепеща крыльями, а затем сухим листом соскальзывала в матовое облако и растворялась в нем. Воспарив к нижним ветвям плотно сомкнутых над поляной древесных крон, шар замер, словно высматривая проход, а затем описал широкую дугу и стал как бы по спирали ввинчиваться в расходящуюся перед ним листву. Попутно он легким прикосновением слизнул с провисшей лианы сухую корзинку птичьего гнезда, бесследно поглотил задремавшую на обломанном суку обезьянку и, воспарив над лесом, стал ярким стремительным пятном уноситься к едва различимым звездочкам, оставляя за собой широкую ленту бледно мерцающего света.

Поляна вновь погрузилась в густую тьму, и лишь в том месте, где сидел тэум, еще светилось слабое бесформенное сияние.

— Вот так-то, — раздался посвистывающий шепот где-то совсем рядом с Эрнихом, — вот так стараешься, делаешь, — глядишь, что-то из всего этого и выйдет… Правда, тяга слабовата… Слабовата тяга…

— Какая… тяга? — пробормотал Эрних, судорожно сглатывая подкативший к горлу комок.

— Ничего-то вы еще не знаете, ничего, — разочарованно просвистело в отдаленье.

Эрних хотел еще что-то спросить, но вдруг почувствовал на себе чей-то тяжелый пристальный взгляд. Он повернул голову и увидел, что падре бесшумно бродит по краю поляны, собирает сухие сучья и, не глядя, точными движениями бросает их на тлеющие угли кострища. Сучья обугливались, на них сухо лопалась и стружкой завивалась кора, а когда в их густом пересечении вспыхнул первый язычок пламени, падре подошел к костру и, подняв голову, опять молча посмотрел на Эрниха.

— Ну что вы так на меня смотрите, падре? — с улыбкой спросил Эрних. — Лучше садитесь и пишите, пишите…

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Огненная гора

Глава первая

ФОРТ

Утром начали устраивать и укреплять лагерь. С корабля на шлюпке были доставлены железные пилы, лопаты и тяжелые топоры, с одного удара перерубавшие ствол толщиной в человеческую ногу. По работе, с виду неспешной, размеренной, несуетливой, было видно, что гардары знают свое дело и что устройство укрепленного лагеря им не в диковинку. В одном только они изрядно уступали кеттам — в силе. Никто из них не мог так быстро и легко свалить дерево, как это делали Бэрг или Янгор, не говоря уже о Дильсе или Свегге. Оба воина, выбрав себе топоры потяжелее и собрав в пучок на затылке длинные жесткие волосы, высматривали в чаще самые толстые, самые корявые стволы, но, прежде чем нанести дереву первый удар, подзывали Эрниха. Он подходил, плевал на ствол, а потом опускал на глаза широкий кожаный ремешок и срезал кусок коры, обнажая сочную свежую древесину. Затем все так же, на ощупь, откалывал острую щепку и с размаху втыкал ее в подставленную грудь воина. Выступившая кровь стекала по щепке, и когда первая ее капля падала на лезвие топора, воин издавал резкий отрывистый клич и, крутанувшись на месте, глубоко вгонял топор в основание древесного ствола. Вырубив в дереве глубокий, заходящий за середину ствола косой клин, вальщик переходил на другую сторону и врубался в ствол на локоть-полтора повыше.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});