Тайны пустоты (СИ) - Елисеева Валентина

– Согласен, но я бы не говорил о бесчувственности наурианцев столь категорично. Пониженная эмоциональность – не синоним отсутствия чувств. Никто и никогда не сомневался, что наурианцы искренне любят своих детей. Любовь проявляется в их неусыпной родительской заботе, в беспокойстве за счастье и здоровье своего ребёнка, в безусловном принятии его таким, каков он есть, в стремлении не терять близкой связи с ним и после того, как он стал взрослым. Отсутствие эмоциональной привязки к детям многие приравнивают к отсутствию любви, но это в корне неверно. Чувство долга, ответственности, патриотизма, любознательности и многие другие присущи наурианцам в полной мере! Я бы сказал, что интеллектуальные и нравственные чувства свойственным им даже в большей степени, чем другим расам, зато буксует эмоциональное взаимодействие с окружающими их людьми. Примечательно, что эта особенность не мешает ни наурианцам, ни окружающим: все давно привыкли к внешней холодности своих близких соседей по галактике, а те в свою очередь – к ненормально повышенной эмоциональности других гуманоидов. Как ни странно, затруднения случаются только в тех случаях, когда наурианец начинает больше походить на других, когда у него просыпаются эмоции.

Все эти рассуждения Таша слушала вполуха, слишком взволнованная сообщением Оррина. Ничего нового психотерапевт ей не поведал, а насколько всё плохо она поймёт сама, увидев Стейза. Она заставляла себя вслушиваться в пространные изъяснения специалиста, чтобы сообразить к чему он клонит, и еле удерживалась от просьбы сказать ей всё прямо и без долгих вступлений. Пока же вступительная часть имела место быть и затягивалась...

– Любые травмы – в том числе психологические – непременная часть жизни, и чем раньше человек научился справляться с ними, тем лучше. Беда наурианцев в том, что жизнь не учит их справляться с эмоциональными потрясениями, они доживают до взрослых лет ни разу не испытав достаточно сильных эмоций, я уж не говорю про различные нервные расстройства. Большинству представителей их расы такой пробел в опыте ничем не грозит, но тем редким исключениям, чья эмоциональность оказывается разбужена сокрушительными внешними факторами, приходится нелегко.

– Что вы именуете сокрушительным внешним фактором? – Таша вскинула взгляд на радушное и участливое лицо психотерапевта.

– Они бывают разные, но в случае с Первым стратегом роль такого фактора, безусловно, сыграли вы. И когда обстоятельства сложились так, что эмоциональное напряжение Стейза дошло до взрывного пика, включились защитные реакции рассудка, желающего сохранить себя. Согласитесь, это вполне оправданное желание.

– Согласна, – устало кивнула Таша, которая хотела лишь одного: дождаться, когда её пропустят к Стейзу.

– Бессознательный механизм сопротивления сработал, как предохранитель, и отключил все эмоции без разбора: и потенциально опасные – такие как ярость и ненависть – и все остальные заодно. Эта обычная проблема психологических защитных реакций – они отключают разрушительное наравне с полезным.

– Я видела в бюллетенях о состоянии Стейза строки про эмоциональное выгорание и давно полюбопытствовала, что это такое, – не выдержала Таша.

– Понимаю, но проблема усугубилась тем, что защитные механизмы сочли нужным стереть из памяти всё, что привело к эмоциональному напряжению. В первую очередь – воспоминания о том самом сокрушительном внешнем факторе и взаимодействии с ним. – Психотерапевт сделал паузу, всмотрелся в лицо Таши и укоризненно покачал головой: – Военный стратег рассказал вам об амнезии. Ему не следовало делать это.

– Что конкретно Стейз не помнит? – сухо спросила Таша. Если бы не Оррин, она бы успела с ума сойти от переживаний и массы предположений в процессе длительных разглагольствований специалиста!

– Он хорошо помнит первые встречи с вами, потом воспоминания становятся всё менее чёткими по мере того, как развивалась его эмоциональность. Период времени от момента взрыва сверхновой стёрт из памяти полностью до момента возвращения стратега в сознание в медицинском блоке.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Он совсем не помнит наше пребывание на Земле?!

– Увы, именно так. С точки зрения памяти стратега он почувствовал дикую боль ожогов и через миг очнулся под взглядами наших врачей. Всё, что ему известно о выпавших из памяти днях, ему рассказали другие люди и поведали ваши рассказы, которые он неоднократно прочитал. Он сам абсолютно ничего не помнит.

– Вы бы и не хотели, чтобы вспомнил? Во избежание ремиссии эмоционального перенапряжения?

– Напротив, как лечащий врач я желал бы вернуть пациенту всё богатство его жизненного опыта. Кроме того, провалы в памяти тяжёлым гнётом подспудно давят на психику человека и невольно выводят его из равновесия. Люди бессознательно постоянно силятся всё вспомнить, подозревая, что в провал угодили крайне важные, основополагающие для них моменты, без знания которых рискует обрушиться всё их будущее и настоящее. Стейз полагает также.

В паузе, явно сознательно сделанной и намеренно продлеваемой, Таша старательно "держала лицо", не желая, чтобы её сугубо личные переживания считывались мастером распознавания эмоций. То, что происходило в домике ненецкого посёлка, касается только их со Стейзом, и они сами всё вспомнят и обсудят! Сами решат, насколько для них важно то прошлое и насколько оно затрагивает настоящее! Она молчала, предоставляя психотерапевту возможность договорить то, что он намерен ей сказать, и наконец-то дать ей разрешение на встречу со Стейзом. Намёк был понят: её собеседник вздохнул и заговорил сам.

– История о том, как вы столкнулись в подпространстве с Брилсом и к каким выводам пришли в итоге, стала настольной книгой стратега. Скажу по секрету: он разрабатывает новую теорию пустоты, основываясь на ваших мнениях и рассуждениях о её особенностях. Стратег тщательно изучил все имеющиеся стереозаписи с вашим участием, в основном это хроники ваших работ в транспортных туннелях: спасение лайнеров, уничтожение опасных участков, прокладывание новых путей, а также записи, сделанные экологами. Единственная информация, которую он по понятным причинам не смог отыскать – сведения о событиях, происходивших с ним на вашей родной планете вплоть до момента прибытия на неё галактической полиции, и сведения о ваших личных отношениях с ним. С первых дней прихода в сознание Стейз порывался встретиться с вами, но я решительно пресекал все такие порывы.

– Я понимаю, вы опасались, что столкновение с "сокрушительным внешним фактором" приведёт к ещё одному эмоциональному срыву и придётся заново начинать процесс реабилитации.

– Никакие срывы Стейзу сейчас не грозят по причине невозможности испытывать яркие эмоции как таковые, – возразили ей. – Но я обязан брать в расчёт не только психологический комфорт моего пациента, но и ваше душевное состояние. Таша, я замечаю, как вы посматриваете на часы, нервно сжимаете ладони в кулачки и недовольно морщитесь в начале каждой моей фразы – вы желаете, чтобы я поскорее замолчал и проводил вас в комнаты Стейза. Вам кажется, что вы сами во всём разберётесь, как только увидите его, что вы морально готовы ко всему и сможете принять все изменения в близком вам мужчине, но истина состоит в том, что к шоку подготовиться невозможно.

– Но вы пытаетесь сделать именно это – подготовить меня к ожидаемому стрессу? – хмыкнула Таша. Её начала раздражать профессионально приветливая улыбка психотерапевта и мужчина, словно почувствовав это, резко перестал улыбаться и максимально серьёзно сказал:

– Нет, я не настолько заносчив, чтобы пытаться сотворить невозможное. Я хочу убедить вас в том, что вам не нужно биться с призраками сомнений в одиночку, что будет правильным решением прийти ко мне, когда первый шок несколько притупится. Таша, как бы вы ни настраивались сейчас на спокойное восприятие ситуации, у вас не получится реагировать на всё взвешенно и логично. Знаете, если бы достижения современной медицины позволяли на время сделать вас наурианкой, я бы очень советовал так и поступить. К сожалению, вы обречены действовать на эмоциях, и я хочу изречь прописную истину в надежде, что она вспомнится вам позже: оценки, суждения и решения, принятые людьми в состоянии нервного напряжения, в подавляющем числе случаев в корне неверны.