Исправить (ЛП) - Уилсон Киврин

 Пейдж с опаской смотрит на меня.

Черт возьми! Я потираю губы рукой. Боюсь, что теперь все станет только хуже. Чувствуя, что это мой последний шанс оправдаться, говорю.

— Детка, все уже в прошлом. Думаю, если ты готова простить меня за все остальное, а мне хочется верить, что так оно и есть, то ты можешь простить меня и за это. Иначе ты бы не пришла сюда со мной, не так ли?

— Можешь просто сказать, что ты наделал? — требует она.

Она права. Закрыв глаза, я делаю глубокий вдох.

— Помнишь, когда Эллиоту было чуть больше месяца, я взял выходной и отправил тебя в SPA отдохнуть и расслабиться?

Она хмурит брови. — Помню…

— В тот день я отвез его в клинику, чтобы сделать тест на отцовство.

— Что? — бормочет она, непонимающе распахнув глаза. — Ты… что?

— Мне просто нужно было удостовериться. — я ненавижу умоляющий тон, которым вынужден оправдываться. Ненавижу, что мне вообще приходится оправдываться. — Ничего страшного же не случилось. У него просто взяли мазок изо рта и все…

— Ничего страшного? — ошеломленно повторяет за мной она. — Ты обманул меня, потащил нашего грудного малыша в кишащую микробами клинику, и все для того, чтобы там ему засунули тампон в рот… Чего ради? Чтобы подпитать свою паранойю?

Я качаю головой, а между тем, мое сердце готово выпрыгнуть из груди.

— Детка, я не горжусь этим. Чертовски глупый поступок. Прости.

Я не удивлен, что она не интересуется результатами теста. Конечно, она их знает, как никто другой. Если только ее не похитили во сне и не оплодотворили инопланетяне, вероятность того, что Эллиот не мой, равна нулю.

Впрочем, я тоже это знаю. Теперь.

Я хочу взять ее за руку, но она с отвращением отшатывается от меня.

— Так вот в чем дело? Надеюсь, это все крайности, о которых она упомянула?

Меня так и подмывает сказать: «Да». Но, к сожалению, Шэрон употребила множественное число, а Пейдж слишком проницательна, чтобы не заметить такое.

— Нет, — говорю я, и мне интересно, то спокойствие, которое внезапно охватывает меня, это то же чувство, которое испытывают приговоренные к смертной казни? Принятие неизбежности?

— Результатов теста мне было недостаточно и несколько месяцев спустя… — я крепко стискиваю зубы. — Я нанял детектива проследить за тобой.

Она дергается, как от удара и недоумение застывает на ее лице.

— Ты что, издеваешься надо мной? — она спрашивает так тихо, будто у нее совсем не осталось сил. Затем она, словно получает прилив сил и заходится в крике: — Ты, блядь, издеваешься надо мной?

— Прости. — это все, что я могу сказать. — Прости, прости, мне так чертовски жаль.

Из ее горла вырывается сдавленный звук.

— Кто-то следил за мной? — с недоверием спрашивает она. — Как долго?

— Пару недель. Потом он уверил меня, что ты не изменяешь, и на этом все закончилось.

— Что ты хочешь этим сказать? — Она усмехается и в ее глазах проскальзывает недоверие. — Значит, этот… детектив ошивался поблизости, куда бы я ни пошла? С камерой наизготовку? Готовый поймать меня на месте преступления?

— Да. Именно так и ведется слежка. — Я понимаю, что это прозвучало немного язвительно, поэтому спешу извиниться, натянув улыбку. Как будто это может хоть что-то спасти.

Я идиот. Идиот и мудила. Вероятно, в скором времени еще и разведенный идиот и мудила.

Шэрон, нахмурив лоб, наблюдает за происходящим с молчаливой серьезностью. Просто образец материнской заботы.

— Кто был тем детективом? — внезапно спрашивает Пейдж с подозрением в голосе.

Мой желудок скручивает от боли, и я заставляю себя посмотреть ей в глаза.

— Это имеет значение?

Выражение ее лица становится жестким.

— Кто. Это. Был?

Если я сейчас признаюсь, то собственноручно забью последний гвоздь в крышку своего гроба. Можно начинать играть похоронный марш, потому что я не могу выдавить из себя ни слова.

Да этого и не нужно.

Ей все уже понятно и так.

— Боже мой, — с шумом выдыхает она, и гримаса отчаяния возникает на ее лице, когда она осознает правду. — Как ты мог на это пойти? Блядь, да как ты… посмел. Как… — она почти задыхается. — Скажи мне, кто это был. Мне нужно услышать это от тебя.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я потираю лицо обеими руками и морщусь, когда мне приходится подтвердить ее догадку.

— Это был мой отец.

Зажмурив глаза, я слышу ее прерывистое сердитое дыхание, затем чувствую, как пружинят рядом со мной диванные подушки, когда она срывается с места.

— Ты насквозь испорченный, сумасшедший, лживый и эгоистичный кусок дерьма!

Каждое слово ощущается как удар по яйцам, вызывая агонию, тошноту и головокружение. Никогда прежде мне не доводилось слышать от нее подобного крика, так близкого к истерике. Закрыв ладонью рот, я не отвожу от нее взгляд, но вижу только размытый контур, потому что мои глаза наполняются слезами.

— Пейдж, — пытается успокоить ее Шэрон. — Попытайтесь взять себя в руки.

— Нет, — выплевывает моя жена, и сквозь пелену слез я вижу, как она резко поворачивается к Шэрон и обвиняюще тычет в нее пальцем. — Нет, потому что он и вам солгал. Не пытайтесь заставить меня успокоиться. Я не хочу брать себя в руки. Не надо сидеть там с умным видом и делать вид, что все вокруг нормальные, а это я веду себя неразумно.

— Я этого не говорила, — спокойно отвечает психотерапевт.

— Но это же вы, после того как он признался вам в этом, уверили его, что все нормально? — Пейдж продолжает бушевать. — Что его можно оправдать, потому что его мать изменяла отцу, а потом и вовсе бросила их? Если это так, то вы ни черта ни смыслите в своей работе! Это ненормально. Это не нормально.

Я пытаюсь сморгнуть скопившиеся слезы и когда они стекают по щекам, начинаю раздраженно вытирать их сжатыми кулаками. Наконец я могу довольно четко рассмотреть Пейдж, ее раскрасневшееся сердитым румянцем лицо и то, как она выговаривает Шэрон.

— Только не надо успокаивать меня тем, что все уже прошло. Должен быть предел тому безумию, от которого можно оправиться. И он… — она указывает на меня пальцем. — Намного превысил этот предел.

— Откровенно говоря, — парирует Шэрон, — Я думала, вы вынесете из этого урок и поступите мудрее.

— Без разницы, — огрызается моя жена. — Я получила достаточный урок, чтобы быть уверенной в том, что больше не хочу иметь с ним никаких дел. — затем поворачивается ко мне и гневно бросает: — Между нами все кончено. В скором времени я пришлю тебе документы на развод.

— Пейдж… — пытается остановить ее Шэрон, но моя жена, схватив сумочку с дивана, направляется прямиком к двери. Я не успеваю вставить и слова, как она исчезает.

Я вскакиваю со своего места и замираю на пороге. Должен ли я догнать ее? Будет ли от этого толк? Разве это имеет значение? Разве мне не нужно хотя бы попытаться? Что я скажу, если мне удастся ее догнать и станет ли она меня слушать?

— Она успокоится, — говорит Шэрон. — А пока не трогай ее.

Ее командный голос заставляет меня остановиться, и посмотреть на нее с открытым ртом. Это так отличается от ее обычной манеры общения, что я чувствую небольшое раздражение и это меня впечатляет.

— Вы правы, — соглашаюсь в некотором ошеломлении. — Она все равно в бешенстве.

Шэрон смотрит на меня так, словно ждет объяснений.

Блядь, я и забыл, что мне есть за что перед ней извиняться.

— Простите, что солгал вам, — пытаюсь выдавить из себя улыбку.

Она отмахивается от меня.

— Издержки профессии. Полагаю, ты и сам не раз сталкивался с этим. — затем бросает взгляд на настенные часы: — Ну, у нас еще осталось немного времени, так что, если хочешь, можем продолжить сеанс.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Я задумываюсь, но только на секунду. Конечно же, мне очень хочется поговорить с ней обо всем том дерьме, что свалилось на меня с нашей последней встречи. Например, о смерти моей матери (я ведь так до сих пор и не разобрался что чувствую по этому поводу), или о внезапной новости о сестре. Или о том, что не дает мне покоя, что мой отец, вероятно, был домашним тираном. Господи, помилуй…