Тридцать один. Часть I. Ученик - Роман Смеклоф

ночь не спал! Волновался! – усмехнулся он.

Я снова кивнул, не поднимая глаз. Боялся не сдержаться. Хотелось броситься на него, вцепиться и разорвать на части. Если бы я мог! У него сабля и убийственное волшебное слово, а у меня тощее тело в ошейнике и бестолковый голем. Я вздохнул.

– Чупакабра на душе скребёт, – закивал архивариус.

– Поспешим! – скомандовал хранитель вкуса. – Раньше придём, толкучку обойдём.

Как только Оливье шагнул на трап, Евлампий засопел:

– Столкни его в воду – начинается отлив, он не выберется.

– Совсем сдурел, – прошипел я. – Пока утонет, тысячу раз скажет Слово.

Я испуганно оглянулся. Притопывающий от возбуждения архивариус даже ухом не повёл, глаза горели, как у зачарованного. Голем пожал плечами и, задумчиво пробурчал:

– И впрямь скажет.

Не знаю, на кого я больше злился. На «доброго дядюшку» – злобного духа, пожелавшего вселиться в моё тело, или на твердокаменного голема с деревянными советами.

– Успокойся, – посочувствовал архивариус. – Не каждый день выпадает такая удача, я тоже фанат, но ты того и гляди взорвёшься. Даже виктатлон этого не стоит!

– Что такое виктатлон? – вырвалось у меня.

Мровкуб уставился на меня, как на новую магическую гильдию.

– Он не выспался, – встрял Евлампий.

– Незнание чего-то – это не невежество! – убежденно изрёк архивариус. – Невежество – это нежелание знать!

– Ты прав, – быстро согласился голем.

Даже спорить не стал. Видать, тоже волнуется. Ещё бы его переживания помогали.

Кроме шхуны корабли на причале не задерживались. Плоские баржи подходили, быстро разгружались и отчаливали, а на их место тут же приставали новые. Грузчики едва успевали закидывать тюки на транспортир, тянущийся вдоль пристани к подъёмнику. Протиснувшись между стеной из ящиков и горой мешков, мы поравнялись с Оливье. Он нагло толкался и орал на матросов.

– Обязан просветить, – воодушевленно зашептал архивариус. – Как говорит судья виктатлона: «Без правил соревнования бессмысленны и пресны». Две команды…

– Билеты недорого!

К нам подлетел растрёпанный человек в кожаной безрукавке на голое тело.

– Возьмите два билета, господа! В полцены отдам! У меня проблемы с погрузкой…

Оливье отмахнулся от него.

– Морякам свой порожняк гони!

– Поглотителям в пасть таких умников! – отпрыгнув, выругался человек в безрукавке и припустил подальше.

Он отчаянно кричал, подскакивая к матросам, но билеты никто не брал.

Деревянные стойки подъёмника уходили вверх и крепились к выпирающему из шара арены широкому пандусу. Два мрачных тролля крутили истёртое колесо, толкающее шестеренчатый механизм.

Когда платформа подъёмника коснулась причала, мы зашли на неё.

– Возьмите два билета, господа! – насмешливо сказал хранитель вкуса, протягивая нам с архивариусом две тонкие монетки из невзрачного металла.

Мровкуб ловко перехватил кругляш и, подбросив большим пальцем, поймал на внешнюю сторону ладони. Монетка растаяла, отпечатавшись на руке архивариуса.

– У тебя какой номер? – с интересом спросил он.

Я положил диск на ладонь и, ощутив приятное покалывание, всмотрелся в проявившийся рисунок. Две кареты, похожие на гвардейские, только с треугольными крыльями по низу борта, сталкивались в центре дороги. Над ними сверкали буквы «Виктатлон» и длинная череда цифр.

– Последняя какая? – уточнил архивариус.

– Девятка, – неохотно ответил я.

– Да ты везунчик! – вскрикнул Мровкуб.

Я отвернулся. Из глаз брызнули предательские слезы. Хранитель вкуса посмотрел и заулыбался, а голем вздохнул.

– Да что такое? – непонимающе пожал плечами архивариус. – У меня вот единица.

– Он не выспался, – срывающимся голосом повторил Евлампий.

Подъемник, скрипя, поднимался вверх. Тёмная шхуна гордо возвышалась над баржами. А меня мучил вопрос: «Увижу ли её снова?». Наверное, нет. Не знаю зачем, но Оливье тащит нас на арену не ради виктатлона.

Я поднял голову, в прямоугольном проёме между стойками серело потемневшее небо. Оно надвигалось и нарастал назойливый шум.

– Я же не закончил, – стукнув себя по лбу, простонал Мровкуб. – Команды стартуют с противоположных скатов арены. Вперёд вырываются «шустрики», они собирают «наговоры» для заклинатиков в лагере. Защитные и атакующие. Лагерь полоса у старта. За ней начинается «побоище». Туда заряженные «наговорами» несутся два «бокалома», а следом «очарователь». Совсем забыл, в команде пять участников…

Я почти не слушал, ведь смерть у порога. Мне будет плевать, как играют в виктатлон, сколько магов в команде и какие правила. А если по-честному, то и плевать будет нечем. Вытерев слезы, я болезненно усмехнулся. Так хочется, чтобы ещё долго-долго было чем плевать.

У пандуса шум превратился в крики, пение и свист.

– Чёрно-желтые, вперёд!

Враг от страха обомрёт!

Сойдя с подъёмника, мы встряли в очередь. Лестницу до ворот арены запрудили болельщики.

Перед нами шутливо переругивались шесть магов в чёрно-жёлтых шляпах с перьями. У четверых на плечах висели яркие обручи. Двое других держали длинные медные трубы. У всех шестерых бороды и лица измазаны лимонной краской.

– У наших новый очарователь! – вякнул один из них.

– В банке болтали, талантливый чароплет, – подтвердил другой.

– Какой там! Свечу не зажжёт…

Перед ними бушевали студиозусы в щегольских желтых костюмах и чёрных сапогах. Они подпрыгивали на месте и хлопали в ладоши, хором повторяя:

– Нас победа ждет всегда

И в пургу, и в холода!

Маг с длинной янтарной бородой усмехнулся:

– Молодежь, – проворчал он. – Артур, покажи класс.

Передав длиннобородому трубу, Артур сложил руки рупором и гаркнул усиленным магией голосом.

– Синие-синие,

Все покрыты инеем!

Им победы не видать!

Тут не надо и гадать!

Они дружно заржали, а студиозусы в щёгольских костюмах зааплодировали.

– Обожаю искреннее веселье и взаимопонимание, – обрадовался архивариус.

Я вздохнул. Чего ликовать? Маги в каретах таранят друг друга. Тоже мне невидаль. Когда император через Черногорск едет, всегда так.

За болельщиками чёрно-жёлтых застыли чародеи в синих накидках с клетками длиннохвостых ультрамариновых птиц. Их бороды украшали многочисленные узлы.

– Верят, что эти удавки в волосах удержат удачу их команды, – хихикнув, прошептал Мровкуб.

Хотелось вдарить по блаженной роже, чтобы брызнула кровь, и он застонал от боли. Я зажмурился до белых пятен, отгоняя навязчивое ведение.

Взявшись за концы сапфировых плащей, фанаты задрали их вверх и, замахали, прикрикивая:

– Чёрный перед, жёлтый зад!

Поломался агрегат!

Он не едет, не летит!

Тихо помер и стоит!

Я вздрогнул. Тихо помер, как я. Вздохнув, взглянул вверх. Сквозь тусклую пелену облаков мелькнул клок голубого неба. Тоненький лучик солнца поманил и спрятался.

Тихо помер? Ни за что! Я мотнул головой. Ни громко, ни по-другому я погибать не собираюсь! Вцеплюсь в жизнь, как оборотень! Заберу с собой проклятущего Оливье. А лучше отправлю вместо себя. Пусть тонет, а я ещё побарахтаюсь!

Я зыркнул на хранителя вкуса. Он, усмехаясь, франтил мимо магов к воротам.

– Отвалите, чаровашки! – громко крикнул он, толкаясь. – Мы в ложу!

Болельщики расступились, презрительно рассматривая нас.

Оливье, задрав подбородок, шагал ко входу на