Сиротка. Нежная душа - Мари-Бернадетт Дюпюи

— Все наши женщины, но только не я, — с тоской в голосе отозвалась Элизабет. — За двадцать с лишним лет я родила тебе всего четверых!

— Не жалей об этом, Бетти! Я никогда не держал на тебя зла; если так вышло — это не твоя вина. Зато мы смогли купить дом и участок. У нас и так все хорошо.

Элизабет подошла к мужу. Мари, сидящая на высоком детском стульчике, заулыбалась и протянула ручонки к маме. Жозеф как раз кормил ее с ложечки кашей.

— Что ни говори, девочки — это Божий дар, — признался он. — Видишь, Бетти, с нашей Мари я тебе помогаю! Эдмон, помню, вечно залезал руками в тарелку или выплевывал молоко. Слушайся родителей, Мари! Сегодня твой папа принесет из лесу елочку, и мы все вместе украсим ее к Рождеству и новогодним праздникам.

Элизабет положила руку мужу на плечо. Их супружеские отношения всегда оставались прочными, что бы ни случилось.

— Я счастлива с тобой, — очень ласково сказала она.

Он посмотрел на нее с бесконечной признательностью.

— Тебе временами приходилось несладко с моей вспыльчивостью, скупостью и любовью к карибу! Но теперь все будет по-настоящему хорошо! Я тебе это обещаю, Бетти!

Растроганная этими словами, она одарила его лучезарной улыбкой.

— Знаешь, что пришло мне в голову? — добавил Жозеф. — Пускай в поселке почти нет людей, все равно грех забывать о традициях. Нам всем нравятся всякие новшества, особенно Лоре, но мне приятно будет поколядовать с сыновьями 31 декабря. Возможно, Жослин с Тошаном захотят к нам присоединиться. Наденем снегоступы, и, кто знает, может, доберемся даже до домов окрестных фермеров!

— Ты шутишь или… серьезно, Жо? — удивилась Элизабет. — Раньше колядники собирали еду для самых бедных жителей поселка!

— Ну да! Этот бедный Эзеб, как ни старался, не смог выкупить свой дом. Сердце разрывается, когда о нем подумаю — одежда износилась, досыта не наедается…

— Странно, я думала, внучка заботится о нем.

— Иветта? У нее зимой снега не допросишься! Старик умрет, она и не заметит! Теперь, когда она охомутала этого простака Онезима Лапуанта, она и думать забыла о родных. Ее отец уехал из поселка — для нас это плохо. У меня есть повозка и лошадь, и временами появляется повод заглянуть к тележнику.

Внезапное проявление любви к ближнему со стороны Жозефа обескуражило Бетти, однако она была женщиной доброй, поэтому только обрадовалась. И день показался ей от этого еще более прекрасным.

— Когда я буду у Мимин, — а я пойду минут на пятнадцать, не больше, чтобы ее не утомлять, — то поговорю с Жослином и Тошаном, — предложила Элизабет.

— Лучше попроси их зайти ко мне на пару слов, — ответил на это Жозеф. — И поздравь Мимин и от меня тоже. Особенно с выбором имен, добрых христианских имен!

И Жозеф улыбнулся в бороду, подчеркнув тем самым иронию, которую он вложил в свое замечание. Элизабет, в прекрасном настроении, принялась хлопотать по хозяйству. Ближе к двум пополудни она оделась потеплее и приготовилась немного побороться с холодом и снегом ради того, чтобы увидеть наконец Мари и Лоранс Дельбо. С собой она взяла только Эдмона.

— Осторожнее, мама! В такой снегопад уже через час дорожку заметет, — предупредил ее Симон, не выпуская изо рта сигарету.

— Я приду за тобой, — заявил Арман, средний из братьев.

— Я не настолько глупа, чтобы заблудиться между своим домом и домом Лоры, — возразила их мать. — Я же не слепая и пить не собираюсь. Какая разница, заметет дорожку или нет…

Элизабет сияла от счастья. Она была рада, что все ее дети рядом, у нее преданный супруг, хороший дом, в котором тепло и соблазнительно пахнет оладьями.

— До встречи, мои дорогие колядники! — негромко сказала она и улыбнулась: в спальне второго этажа спала маленькая Мари, и мать боялась ее разбудить.

— Колядники? — повторил удивленный Арман.

— Отец вам объяснит, — сказала Бетти и вышла из дома.

Эдмон шел впереди. Потоки снежинок буквально обрушивались на них с неба. Мальчик прыгал, по колено проваливаясь в снег, хотя Симон с Тошаном только сегодня утром расчистили тропинку: молодые и сильные, они скучали по физической нагрузке, а потому прорыли между домами Маруа и Шарденов настоящую траншею.

Элизабет с сожалением посмотрела на фасад монастырской школы. Здание с крыльцом, двойными дверями, балконами и колокольней она находила очень красивым.

«Все мои сыновья ходили сюда на занятия, — подумалось ей. — Сестры были прекрасными учительницами, обучали ребят арифметике и истории, а также прививали моральные принципы, учили уважать ближнего, быть вежливыми. Часто мне представлялось, что эти святые женщины — ангелы в черных платьях и белых платках! Помнится, однажды вечером они нашли меня в почти бессознательном состоянии…»

Элизабет вдруг захотелось плакать. В то далекое время она была очень молода и, хотя ей едва исполнилось девятнадцать, у нее уже был Симон, беспокойный и крикливый малыш.

«Я ждала ребенка, по крайней мере, была в этом уверена, но мне так хотелось увидеть крошечную девочку, которую сестра Мария Магдалина нашла на крыльце монастырской школы, на этом вот крыльце… Какой выдался вечер! Что-то случилось с электричеством, а за пару минут до поломки на фабрике прогудел сигнал тревоги. Я тогда так испугалась! И как сумасшедшая бросилась в ночь, чтобы узнать, жив ли Жозеф. Я не шла, а бежала, несколько раз умудрилась упасть, и у меня случился выкидыш. Если бы сестры не нашли меня и не обогрели, я бы замерзла до смерти. И в тот вечер я впервые увидела этого ребенка, нашу Мимин!»

У нее вырвался тяжелый вздох. Эдмон обогнал мать и теперь, взобравшись на крыльцо дома Лоры, стряхивал с ботинок снег.

— Мама, скорее! — крикнул он. — Я увидел в окно, как Шарлотта наряжает елку! Это несправедливо! У них уже есть елка, а у нас — нет!

— Воспитанные люди не подглядывают в окна, Эдмон! — отчитала женщина сына, но шаг ускорила.

Залаяли собаки Тошана — верный знак, что в доме скоро будут гости. Лора поторопилась открыть и впустить соседку.

— Бетти, дорогая, входите скорее! Если бы вы не пришли, я бы послала за вами Жослина! От девочек просто глаз не отвести — личики розовые, тельца пухленькие! Настоящие куколки! Мы все любуемся ими!

В холле появилась Мирей. Она помогла Бетти снять пальто, отряхнула на пороге снег с ее шарфа и шапочки. Эдмона она попросила надеть гостевые тапочки, и мальчик прямиком направился в гостиную, к Шарлотте.

В жарко натопленном доме пахло свежей выпечкой и кофе. Лора, волосы которой были повязаны белым платком, взяла Элизабет за руку и провела на второй этаж.

— Пока Эрмин в своей спальне, но скоро мы спустим ее в гостиную. Это самая лучшая комната в доме, и там она не будет чувствовать себя одинокой. О Бетти, как бы мне хотелось, чтобы вы отпраздновали Рождество с нами!

— О нет, Жозеф ни за что не согласится! Но вот вечером 31 декабря я могла бы составить вам компанию. Кстати, Лора, у меня есть поручение от мужа к вашему супругу и зятю.

Так, переговариваясь вполголоса, они поднялись на второй этаж. В комнату к Эрмин приятельницы вошли веселые, с улыбками на лицах. Молодая женщина лежала в постели, ее белокурые волосы были заплетены в две косы. Розовая атласная сорочка с вышитыми цветочными мотивами как нельзя лучше подчеркивала нежный цвет ее лица.

— Никогда бы не подумала, что вчера ты родила двух деток! — восхитилась Бетти, подойдя поближе. — Ты такая хорошенькая! И не выглядишь усталой!

— Спасибо, Бетти! В этот раз мне не было больно, — призналась Эрмин. — Ну, почти не было, если сравнивать с первыми родами. Мадам Маргарита сказала, что такое иногда случается у женщин, которые носят двойняшек: живот так напряжен, что потуги почти не ощущаются. Мари родилась всего через пятнадцать минут после Лоранс, родовые пути были открыты. Все случилось само собой.

Элизабет кивнула, но то, как открыто молодая мать говорит о таинстве деторождения, привело ее в смущение. Однако она позабыла о своем замешательстве, стоило ей заглянуть в колыбель, где спали новорожденные, в одинаковых чепчиках из белого ситца. Девочки лежали рядышком, и были видны их крохотные ручки.

— Господи, как же они похожи! — с восхищением выдохнула женщина. — Их будет нелегко отличить друг от друга, Мимин!

— О нет! Им нет еще и суток, а я прекрасно их различаю! Мари иногда сосет пальчик. Я повязала ей на запястье розовую ленточку. Лоранс почти не плачет, она очень спокойная. Они обе — настоящие ангелочки, мои красавицы!

И она улыбнулась, испытывая гордость. Ее вчерашние страхи улетучились, однако чувство стыда осталось. На протяжении многих месяцев Эрмин упрекала себя за то, что думала, будто двое детей — это слишком большая обуза, и что о карьере певицы теперь можно забыть навсегда. Теперь она стыдилась этих мыслей, что только усиливало ее любовь к новорожденным дочуркам, как если бы незначительное проявление эгоизма могло сделать ее плохой матерью.