СМЕРШ в бою - Анатолий Терещенко

И все же, когда Филатов понял, что к нему приехали не бередить раны, не спрашивать о том, что ему неприятно, не перебирать грязное белье, он неожиданно сам заговорил о своем прошлом.

– Когда суд меня приговорил к «вышке» – расстрелу, то на второй день ко мне в камеру вошел неизвестный человек, – откровенничал вчерашний шпион. – Незнакомец представился сотрудником аппарата Ю. В. Андропова. Он похвалил меня, что благодаря моему сотрудничеству с органами КГБ были пойманы с поличным американские разведчики (супруги Винсент и Бекки Крокет. – А.Т.), а потом успокоил словами – вы расстреляны не будете.

Но все равно год и два месяца я просидел в одиночной камере – камере смертников. Это были самые страшные дни в моей жизни. Обыкновенно люди боятся смерти, а я боялся так жить. Время словно остановилось тогда для меня. От каждого шороха, от любого шага по коридору надзирателя я вздрагивал, – думал, палач идет по мою душу. Месяц я посидел и весь поседел, началось нервное истощение, но я не сдавался. Сила воли, откуда-то взявшаяся, меня держала на плаву жизни. Потом, когда высшую меру наказания мне заменили на 15 лет тюрьмы и плюс 5 годков поселения, – я ожил.

Что касается разоблачения – то военные контрразведчики и другие чекисты сделали все грамотно. Признаюсь честно, – я на них не в обиде. Работа есть работа. На их месте я так же бы поступил, – тут уже включается рубильник служебного долга.

В лагере жил отдельно от осужденных за уголовные преступления. Рядом были разные сидельцы: бандеровцы, диссиденты, чиновники, проштрафившиеся менты и подобные мне типы…

После освобождения из заключения заходил в американское посольство. Попросился встретиться с резидентом ЦРУ в Москве. Вышел ко мне заместитель, фамилию уже запамятовал. Я ему и говорю, помогите материально, я гол, как сокол. Из-за ваших стараний пришлось отсидеть почти пятнадцать лет. Он заметил, что я, мол, не гражданин США, а потому мне ничего не полагается. Тогда я спросил его о накопленной моей валюте в иностранном банке за время активной работы. Ведь «янки» обещали, что на мой счет будет «капать» по шестьсот – восемьсот долларов в месяц. Церэушник мне на это ответил, что Америка ему ничего не должна. Видно, догадались, что при моем участии завалили разведчика ЦРУ на Костомаровской набережной. Не простили, а может, это у них правило. Слышал не единожды, они то же самое говорили и другим провалившимся агентам.

Я вынес из общения с ними, что этот заморский народец жадноват по своей ментальности. Ради денег он готов на все, баксы для американца – это путеводитель по жизни. А те, кто считает, что деньги – это все, без сомнения, готовы на все ради денег. Одним словом, деньги – хороший слуга, но плохой хозяин. Если много денег – не радуйся, если мало – не горюй. У меня было первое и второе…

– Как живете с селянами? Вас они не обижают? – спрашиваю его.

– Нет, это же не город, живу мирно. Тут нет разгула преступности. Максимум – пьяный мордобой из-за пустяковой ссоры или из-за девчат. Со всеми селянами дружу. Часто хожу к местному кузнецу отковать какую-то железяку, нужную для огородного инвентаря или очередного ножа.

– А зачем окна, выходящие на улицу, забиты ставнями из кровельного шифера?

– От лишних глаз, света и шума. Мне неприятен яркий свет, он меня раздражает. Отвык я от него за время тюремного прозябания – я же был «кротом». Достаточно света при моем общении с природой. Я каждый день выхаживаю примерно по 10 километров. К сестре, живущей в родном селе, хожу пешком.

– Далеко малая родина? – поинтересовался я.

– Тридцать километров.

– Тридцать???

– Туда и через пару дней назад, а то и в тот же день. Шесть часов на весь путь. Поэтому у меня нет живота-пузыря, какие носят сегодня даже молодые мужчины. До сих пор лазаю по деревьям, – собираю ведь липовый цвет, а он растет не низко – высоко на ветках крупных деревьев. Как только пчела полетела к липе, значит, появился в цветке нектар. Это сигнал, надо собирать липовый цвет. Зимой как хорошо выпить чая с такой заваркой.

Потом наш коллега-водитель, не раз бывавший у отшельника, завел разговор о крепком напитке, настоянном на травах, которым он его угощал в прошлом году. Филатов предложил попробовать местного самогона, настоянного на травяном сборе. Он поставил четыре маленьких стопки, налил в них не более 30 граммов из старой бутылки своей крепкой настойки и заметил:

– Пью по тридцать грамм каждый день – для здоровья. От этой дозы никогда не сопьешься, а польза есть. Появляется деловой настрой на любую физическую работу. Она в моих условиях основная. А на старость порой приходится злиться не потому, что старею, а потому что не телом, а душой ощущаю себе молодым.

Мы, естественно, пригубили, не чокаясь ни с ним, ни друг с другом. Он понял жест – так пьют только за покойников.

* * *

Затворник оказался совсем не таким, каким представлялся нам при поездке к нему. Он рассказал, что постоянно слушает новости по шести, в разное время купленным, не раз ремонтированным местными умельцами различным радиоприемникам. Телевизор смотрит с использованием трехголовчатой антенны-тарелки. Он обладает широким диапазоном информации. Все основные новости в стране знает.

– Иногда слушаю передачи на французском и английском языках. Правда, без разговорной практики язык усыхает.

– Не скучаете по родственникам?

– А как же, я живой пока. Нередко приезжают ко мне дочь и сын со своими семьями. Тогда радуюсь от души, приятны такие встречи, хочется даже заплакать, когда они покидают меня. К врачам не обращаюсь, – боли и болячки лечу сам травами и движением. Заболит колено, – а я его сразу нагружаю, и боль проходит. Все ведь болячки от застоя. Как и вода в колодце болеет, когда ее не берут, и она стоит без движения. Забиваются, заиливаются роднички. И живой некогда колодезь умирает. Так и человек.

И все же наивными вопросами Андрей Суханов, действительно ни разу не встречавший «живого шпиона», вынудил Филатова показать, как ставились им метки и бросались «письма-прикрытия» в почтовые ящики у станций метро «Площадь Революции» и «Проспект Мира». Он это продемонстрировал на заборе и у калитки возле дома. Были нюансы, но о них знают те, кто этим занимается по серьезному, – сотрудники ФСБ.

О жизни по российским деревням, в том числе и на Саратовщине, он отозвался однозначно – молодежь спивается, большинство коллективных хозяйств разрушены, другие продолжают уверенно идти к своему фиаско, сфер приложения сил для молодых по деревням нет. Вот и появляются пьяные шатуны.

– Умирает российская деревня – это страшно! Правда, наш колхоз в Старой Жуковке еще кое-как держится на плаву, но не знаю, надолго ли сил хватит – цены на дизтопливо, удобрения, стройматериалы разорительны для хозяйства, а молоко и зерно требуют чиновники отдать посредникам за бесценок. Торгаши еще раз накручивают цены. Вот почему литр молока и стоит сегодня на прилавках с запредельной, зашкаленной ценой в 50 рублей и выше. Скоро подпрыгнет до стольника. Страдают самые уязвимые стороны – производитель и покупатель. Удар наносится по детям и пенсионерам – может, они не нужные?! Богатеньких «новых русских» эти цены не укусят.

И главное, – от государства никаких дотаций сельхозпроизводителю не идет, что практикуется во всех других странах. Коров все меньше в колхозе, свиней практически вывели, отказались от картофеля и свеклы. По новостям из ТВ видно, – страна в продовольствии уже на 70 % зависит от заграничного привоза. И это в государстве с такими огромными площадями плодороднейших земель! Что-то не то в нашем королевстве…

Больше на экономические темы он не желал распространяться, да и мы этого не хотели. С горечью и обидой было сказано им, видя конкретную угасающую деревенскую жизнь.

«Значит, живет жизнью страны. Чувствует ее болевые точки и болеет за благосостояние простых людей, – подумал я. – И главное, нет обиды на чекистов, а за «бесцельно прожитые годы» в тюрьме, винит исключительно только себя, но вспоминать о тех страшных для себя временах не желает. Бередить душу не хочет. Что же, получается, – перевоспитался. Мы были правы в своем поступке – навестить вчерашнего врага той страны, которой больше нет. Вот уж истинно, – великодушие, это прежде всего кротко переносить чужую погрешность.

Страшно то, что сегодняшнее наше обезоруженное общество несет на себе страшное тавро равнодушия и потерянности, которое прижгла нам история перестройки и реформаторства. И как результат – многие живут с уснувшей совестью. Для полного счастья человеку надо иметь еще и славное Отечество, которое мы предали в начале 90-х и потеряли. Тяжело это сознавать сегодня в «гордой одинокости» и «цивилизованной одичалости».

Перед отъездом из Старой Жуковки мы по-человечески попрощались с покаявшимся, совершившим когда-то страшный грех. Он был грустен и несколько сконфужен визитом к нему такой команды телевизионщиков вместе с сотрудником военной контрразведки в некогда всесильном штабе по борьбе со шпионажем – Комитете государственной безопасности СССР.