Атлантический дневник (сборник) - Алексей Цветков

Витгенштейн, судя по всему, был действительно убежден, что подвел под философией окончательную черту. После смерти отца, одержимый идеей личного аскетизма, он отказался от огромного наследства, о чем любят упоминать биографы, часто забывая добавить, что все-таки он не отдал его прохожим на улице, а отписал брату и сестрам. Затем он несколько лет работал учителем начальной школы в австрийских альпийских деревушках, помощником садовника в монастыре и архитектором на постройке дома сестры, пока ему не пришло в голову, что философия все-таки заслуживает внимания. Возвратившись в Кембридж, он представил свой «Трактат» в качестве диссертации на соискание докторской степени, и, хотя книга не соответствовала никаким формальным требованиям, члены комиссии под председательством Рассела приняли ее, понимая, что имеют дело с гением.

Хотя семья Витгенштейн была католической, она была еврейского происхождения, и с приходом к власти нацистов у сестер философа возникли большие проблемы. В конечном счете, как и в других подобных случаях, нацисты довольствовались выкупом, но в случае Витгенштейнов этот выкуп был огромным, эквивалентом примерно одной и семи десятых тонн золота.

После упомянутого столкновения с Поппером Витгенштейн проработал в Кембридже еще около года, а затем ушел в отставку. Хотя он постоянно писал, «Трактат» так и остался единственной прижизненно опубликованной книгой. Когда врачи диагностировали рак, Витгенштейн отреагировал спокойно и продолжал работу, живя у друзей и знакомых. В 1951 году он умер. Это была, по всем параметрам, невероятно богатая биография, внутренне и внешне, словно позаимствованная из какого-нибудь героического романа. Витгенштейн, судя по всему, понимал это не хуже других и умер, как подобало по сюжету. Его последние слова были: «Передайте им, что я прожил замечательную жизнь».

Карл Поппер, подобно своему коллеге и сопернику, родился и вырос в Вене, хотя в Кембридже встретился с ним первый и последний раз. Он принадлежал к совершенно другому кругу. Его отца, до войны обеспеченного венского адвоката и благотворителя, полностью разорила послевоенная инфляция, в результате чего сыну было нелегко получить хорошее образование. Подобно Витгенштейну, он некоторое время был школьным учителем и параллельно работал над своим главным трудом, «Логика научного исследования». Его еврейское происхождение было куда большим препятствием академической карьере, чем в случае Витгенштейна, – он был сыном выкрестов и, в соответствии с пресловутыми Нюрнбергскими законами, считался евреем на все сто процентов, со всеми вытекающими последствиями. А поскольку Поппер считал приход нацистов к власти неизбежным, эмиграция представлялась единственным выходом.

О Кембридже он мог только мечтать, не обладая, подобно своему сопернику, ни мировой славой, ни богатством, и поэтому, когда представилась возможность получить работу на кафедре философии Кентерберийского университета в Новой Зеландии, он не замедлил ею воспользоваться. К моменту встречи с Витгенштейном он перебрался в Великобританию, где ему был предложен пост в Лондонской школе экономики, и там он оставался до конца своей карьеры.

Что же произошло в тот знаменитый осенний вечер в Кембридже и кто победил в философском противостоянии, если такая постановка вопроса вообще возможна? Ибо не подлежит сомнению, что по крайней мере один из участников конфликта, Карл Поппер, искал его сознательно и до конца жизни сохранил убеждение, что одержал верх.

Возвратимся ненадолго в Вену. В 20-х и 30-х годах здесь действовал так называемый Венский кружок, неформальная группа философов под руководством Морица Шлика, которая находилась под сильным влиянием Витгенштейна и в работе которой участвовали такие крупные мыслители, как философ Рудольф Карнап, математик Курт Гёдель и временами сам Людвиг Витгенштейн. Одной из главных проблем, занимавших их внимание, были виды философских суждений, и именно здесь влияние Витгенштейна было наиболее сильным. Эти суждения бывают двух типов. К первому относятся суждения типа «дважды два – четыре», то есть тавтологические, очевидные, вся информация которых содержится внутри изначально. Сюда можно отнести любые суждения логики и математики, все истины которой неявно вытекают из набора ее аксиом.

Другая группа суждений содержит привнесенную информацию, требующую проверки. По мнению членов венского кружка, а если сказать проще, по мнению Витгенштейна, из числа этих суждений имеют смысл только такие, истинность которых можно проверить и подтвердить или опровергнуть опытным путем. Так, например, если мы утверждаем, что «все грачи – черные», этот тезис легко проверяется наблюдением, и если мы вдруг наткнемся на зеленого грача, то это послужит опровержением. В любом случае такое суждение является осмысленным.

Но существует еще третий класс суждений, которые не являются самоочевидными и не поддаются опытной проверке, например «Бог един в трех лицах» или «материя есть объективная реальность, существующая независимо от нашего сознания и данная нам в ощущениях». Такие суждения Витгенштейн объявил бессмыслицами, лингвистическими ловушками, и именно к этому классу принадлежит большинство философских проблем. А коли так, то реально эти проблемы не существуют, они возникают просто от неряшливости в употреблении языка.

Это, конечно, очень упрощенная картина, почти карикатура, но она, по крайней мере, проясняет суть вопроса. Каковы же были возражения Карла Поппера?

Поппер, никогда не принадлежавший к Венскому кружку, обратил внимание на тот факт, что на практике никакое суждение нельзя подтвердить опытным путем. Так, мы можем утверждать, что все грачи, каких мы видели в жизни, – черные, но у нас нет никакой гарантии, что мы никогда не наткнемся на зеленого. В своей работе «Логика научного исследования» он утверждал, что единственным реальным способом проверки истинности суждения может быть только содержащаяся в нем возможность его опровержения – он назвал этот метод «фальсификацией». Так, если нам хотя бы раз удастся увидеть зеленого грача, то проблема решена и суждение опровергнуто навсегда. Приведенные выше суждения из класса витгенштейновских нелепостей, о Троице или материи, не содержат в себе возможности опровержения и так и остаются нелепостями – трудно представить себе эксперимент, в результате которого будет точно установлено, что Бог един в двух или, скажем, четырех лицах. Но реальные философские проблемы, в первую очередь проблема истинности и неистинности суждений, сохраняют право на существование.

Таким образом, Карл Поппер прямо противопоставил свои взгляды воззрениям как Венского кружка, так и самого Витгенштейна. А поскольку его собственная известность в ту пору резко уступала славе Витгенштейна, его ставка в личном столкновении с законодателем умов была весьма высокой.

В новозеландской эмиграции Карл Поппер работал над другой книгой, «Открытое общество и его враги», которая и принесла ему впоследствии мировую славу. В ней он изобличил доселе неколебимые авторитеты, Платона и Гегеля, как духовных предшественников тоталитаризма. Кроме того, книга содержала острую полемику против Витгенштейна, хотя и вынесенную в примечания.

...

Витгенштейн учит в своем «Трактате», что философия не может выдвигать суждений и что все философские суждения – в действительности бессмысленные псевдосуждения. С этим тесно связано его учение о том, что истинная задача философии – не выдвигать суждения, а прояснять их: «Цель философии – логическое прояснение мыслей. – Философия – не теория, а род деятельности. Философский труд состоит в основном из объяснений».

Возникает вопрос, согласуется ли такой взгляд с фундаментальной целью Витгенштейна, уничтожением метафизики путем разоблачения ее как бессмысленной чепухи?… Я пытался показать, что метод Витгенштейна – это решение лишь на словах, и что он, несмотря на свою кажущуюся радикальность, приводит не к уничтожению… или хотя бы четкому отграничению метафизики, а к ее вторжению в область науки и к тому, что ее путают с наукой.

Витгенштейн к концу жизни стал склоняться к мысли, что философия не вовсе бессмысленна, что за ней сохраняются некие терапевтические функции – она должна служить выводу озадаченных из словесных ловушек. В пору написания «Трактата» он рассуждал о языке как о некоем идеальном орудии самовыражения, но впоследствии осознал, что реальные языки переменчивы и несовершенны. Иными словами, роль, которую Витгенштейн отводил философии, – это разубеждать студентов, желающих ею заниматься.

Когда встал вопрос о публикации книги, Поппер столкнулся с серьезными трудностями, и некоторые осведомленные лица дали ему понять, что трудности связаны именно с атаками на авторитеты, то есть на покойного и живого классиков, Платона и Витгенштейна. Тому, кто хоть немного знаком с личностью и творчеством Карла Поппера, не надо объяснять, что почтение к авторитетам было для него чем-то вроде красной тряпки. Главным предметом философских исследований Поппера была наука, а в науке авторитетов нет – правильная гипотеза, высказанная первокурсником, всегда вернее, чем неправильная, выдвинутая троекратным нобелевским лауреатом. Таким образом, у Карла Поппера была еще одна веская причина атаковать Витгенштейна в кембриджской аудитории.