Омар Хайям - Шамиль Загитович Султанов

им с новой силой. Суфизм вдохнул в него религиозную веру. Аль-Газали пережил «крушение личности» и почувствовал необходимость изменить свою устоявшуюся жизнь.

Передав кафедру в Низамийя своему родному брату Маджд-ад-Дину Ахмеду аль-Газали, он отказался от высокого общественного положения, богатства и втайне от близких покинул Багдад в одежде дервиша. Одиннадцать лет аль-Газали провел в странствиях, ища в добровольной бедности и аскетической жизни средство для душевного мира и утверждения в своем новом миросозерцании. Он посетил Мекку, Иерусалим, Дамаск, Александрию и другие места. Два года прожил отшельником в горах близ Иерусалима. Ведя уединенную жизнь, аль-Газали в эти годы написал главные свои труды.

В 1106 году аль-Газали вернулся к активной деятельности, стал преподавать в Дамаске и Багдаде. Через некоторое время по приглашению того же Фахр аль-Мулька (с которым сотрудничал Омар Хайям) он начал читать лекции в Низамийя в Нишапуре.

В этот период аль-Газали и Омар Хайям скорее всего неоднократно встречались. Об одной такой встрече пишет аль-Бейхаки. Причем, судя даже по одному этому эпизоду, отношения между двумя крупными фигурами своего века складывались довольно сложно:

«Однажды к нему (Хайяму) пришел имам «Доказательство истины» Мухаммад аль-Газали и спросил его об определении полярной части небесной среды среди других частей, в то время как все части неба подобны… Тогда имам Омар стал многословно говорить; он начал с того, что движение является какой-то категорией, но воздержался от углубления в спорный вопрос, таков был обычай этого властного шейха. Так продолжалось до тех пор, пока не наступил полдень и муэдзин не призвал к молитве. Тогда имам аль-Газали сказал: «Истина пришла, и исчезла нелепость» и встал».

Через некоторое время аль-Газали оставил преподавание и с несколькими учениками затворился в ханаке в родном городе Тусе, где и умер в декабре 1111 года.

Обращение аль-Газали к суфизму произвело большое впечатление на многих его современников. Однако некоторые его противники высказывали сомнение в искренности кардинального поворота аль-Газали. Если он, говорили они, мог в молодые годы вести полемику с исмаилитами и другими «еретиками», не веря в то, что писал, то и в последующих его писаниях искренность закономерно должна вызывать сомнение. Высказывались предположения, что его отречение от мира и бегство из Багдада могли быть подсказаны политическими мотивами. В 1095 году султан Беркьярук победил своего дядю Тутуша, соперника в борьбе за престол. В Багдаде аббасидский халиф Мустазхир поддерживал Тутуша. Поэтому аль-Газали, занимавший видное место в окружении халифа в качестве приближенного советника, мог обоснованно опасаться мести со стороны султана. Между прочим, аль-Газали и вернулся в Багдад уже после смерти Беркьярука.

Аль-Газали стал значительнейшей фигурой во всей мусульманской теологии и схоластике. Он дал каламу апробированные логические методы, ввел в него изощренную философскую терминологию. Но еще большую услугу он оказал умеренному суфизму, окончательно примирив его с классической мусульманской теологией и провозгласив интуицию и «внутренний опыт» важнейшим, хотя и не единственным средством постижения истины. Таким образом, он существенно укрепил статус суфиев в мусульманской общине.

Авторитет аль-Газали как крупнейшего теолога был признан в суннитской среде уже в последние годы его жизни. За ним утвердились почетные звания «Обновитель веры» и «Доказательство истины». После смерти его влияние расширилось еще больше, затмив славу прежних суннитских теологов. В конце XV века известный мусульманский ученый, толкователь Корана Джалаль ад-Дин Суйюти говорил: «Если бы был возможен после Посланника Аллаха еще пророк, то им бы был, несомненно, аль-Газали».

Вместе с тем система аль-Газали стала предметом и острой критики со стороны его оппонентов. «Что касается до сочинений шейха Абу-Хамида, — писал современник аль-Газали арабский мыслитель ибн Туфейль, — то он, применяясь к обращению своему к народу, в одном месте связывает, в другом разрушает, то не признает одни вещи, то их исповедует. Между прочим, он обличает философов в неверии в книге «Ниспровержение» за то, что они отрицают воскресение тел и признают награду и наказание исключительно для душ. Затем, в начале книги «Весы», он категорически говорит, что это мнение есть мнение шейхов суфиев; далее в сочинении «Предохранитель от заблуждения и толкователь состояний экстаза» он утверждает, что его мнение подобно мнению суфиев и что он остановился на нем только после долгого исследования. И многое в этом роде может увидеть в сочинениях его, кто будет читать и углубляться в исследование их».

«Выдвигать такие софистические аргументы, — писал Ибн Рушд в своем талантливом произведении «Опровержение опровержения», — низко, ибо можно подумать, что он не заметил всего этого. Всем этим он хотел угодить своим современникам, а подобное поведение не имеет ничего общего с моралью тех, кто стремится выявить истину».

В своей работе «Избавляющий от заблуждения», написанной в последний период жизни, аль-Газали выделяет, как и Хайям, четыре типа «искателей истины»: «…у меня сложилось мнение, что категории искателей истины сводятся к четырем группам: 1. Мутакаллимы, выдающие себя за авторитетных и компетентных лиц. 2. Батыниты (исмаилиты), заявляющие, что они поборники учения, особенностью которых является то, что они перенимают знания у непогрешимого имама. 3. Философы, утверждающие, что они поборники логики и доказательства. 4. Суфии, притязающие на особую способность присутствовать при обнаружении истины, притязающие на то, что они — люди непосредственного созерцания, люди обнаружения истины».

Принципиальные противники Омара Хайяма, обличению и осмеянию которых он посвятил значительное количество своих рубаи, — это традиционные, чаще всего невежественные ортодоксы, вообще отрицающие возможность какого-либо познания, помимо прямого буквального истолкования Корана и хадисов. В своем трактате аль-Газали также косвенно выделяет эту группу, но очень осторожно, с оглядкой: «И я сказал себе: «Истина не противится этим четырем категориям; ведь они шествуют по пути поисков истины, и если она ускользает от них, то, значит, постижение ее — дело безнадежное. Не возвращаться же обратно к традициям после того, как ты уже распрощался с ними! Традициям человек может следовать лишь при том условии, если подражание авторитетам у него носит бессознательный характер. Но стоит ему осознать это, как предмет его подражания подобно стеклу дает трещину и рассыпается на мелкие осколки».

И далее аль-Газали формулирует свою задачу, причем так, как вполне мог это сделать и Омар Хайям: «Трещину заделать невозможно, собрать и соединить между собой осколки нельзя — значит, остается только переплавить все это в огне и вместо прежнего предмета создать другой, совершенно новый». И аль-Газали это удалось.

Один из ключевых принципов творческого человеческого мышления — осознание парадоксальности мира и места мышления в мире. В этом контексте диалектика — это своего рода выпуклая логика парадоксов. В то же время достаточно забавным аспектом