Муза художника - Паула Вин Смит

Фрейя встала. Им было пора уходить. Она бы предпочла, чтобы Питер не присутствовал на этой встрече. Ей не хотелось сейчас возвращаться в гостиницу в его обществе. В то же время девушка испытывала облегчение, ведь благодаря тому, что она рискнула прийти сюда и задать свои вопросы, никакие факты, подтверждающие ее догадки относительно Северины Риис, не всплыли.

— Я не могу доказать, что это письмо было или что вы им завладели, — сказала она. — Но точно знаю: если я все-таки права, то вы обокрали человека, который прилагал огромные усилия, чтобы вам помочь. Мистер Алстед никогда бы не стал притворно помогать вам, дабы потом просто развернуться и оставить вас в опасности.

— Но вы не правы. Он сделал именно это: оставил меня в опасности.

— Нет. Кое-кто другой вмешался как раз в тот момент и не дал ему вам помочь. Этот человек сообщил куда следует, что, пользуясь своим дипломатическим статусом, посол оказывает помощь и поддержку врагам румынского государства. Мистеру Алстеду было приказано немедленно покинуть страну.

— В таком случае должны быть какие-то доказательства. Вы знаете, кто это был?

Фрейя бросила взгляд на бледное лицо Михая Олтяну и его широко распахнутые в ожидании глаза и поняла, что момент истины наступил. Прошла, как ей показалось, целая вечность, прежде чем она с трудом смогла произнести имя:

— Логан Мур.

Изначально, когда Фрейя планировала обменять эти два слова на информацию о дневнике, ей казалось, что, очистив имя Йона Алстеда, она испытает чувство глубокого удовлетворения. Однако на нее тяжким грузом навалилось страдание из-за причастности ко всему этому отца. Остаться и принять ответ Михая оказалось выше ее сил. Она была эмоционально не готова услышать то, что он мог сейчас сказать о Логане. Фрейя повернулась, чтобы уйти, чувствуя, как к горлу подступает тошнота. Она едва могла вынести звук тяжелых шагов Питера, следовавшего за ней по пятам вверх по лестнице на первый этаж и на улицу.

Они возвращались в гостиницу пешком, и Фрейя вдруг поняла, что шагает вдоль забора, отделяющего дорогу от Королевского ботанического сада. Питер, старающийся не отставать, громко рассуждал у нее за спиной:

— Ну хорошо, выяснить, что двадцать лет назад Холден носил какое-то другое имя, было с твоей стороны довольно умно. Но как же материалы, которые мы собирались у него получить? Ни письма, ни фотографий, ничего. Ты была так уверена, и я стал на это рассчитывать. Раньше ты никогда не ошибалась. Ты знала об этом? О том, что никогда не ошибалась?

— Я по-прежнему считаю, что права.

Держась впереди Питера, Фрейя не сбавила скорость, даже когда увидела, что спешить не имеет смысла: у меняющего цвет светофора на углу им обоим придется остановиться. Она поискала глазами кнопку переключения для пешеходов, но, похоже, те были больше распространены в Лондоне, нежели в Копенгагене.

Конечно, Питер не мог понять, каким испытанием стало для нее противостояние с Михаем Олтяну. Фрейя даже не была уверена в том, что этот человек действительно Михай Олтяну, пока он не ответил на ее румынское приветствие. Да, она установила, что ее подсчеты были верны и Михай мог прочитать дневник в тысяча девятьсот восемьдесят пятом году, но ведь томик задолго до этого мог попасть в руки к какому-нибудь другому «Холдену», получившему его от Грейс ван Дорен. Попытка выудить полезную информацию из Михая Олтяну провалилась. Для сохранения спокойствия Софии Алстед и стоимости ее коллекции это, наверное, хорошо. И по крайней мере одна важная цель достигнута: имя мистера Алстеда очищено от обвинений в предательстве, которого он не совершал. Хотя вряд ли это могло утешить Питера или помочь разобраться с неоднозначными местами в дневнике.

— Да уж, мы в незавидном положении, если он не даст нам хоть что-то, — продолжал Питер, пользуясь возможностью отдышаться, пока они стояли на светофоре. — Этой его работе уже больше пятнадцати лет. Я говорил тебе, что там особо нечего использовать. И Холден вообще утратил авторитет в искусствознании. Поэтому если ты действительно разоблачила его, сейчас это уже не так важно, как могло бы быть несколько лет назад.

— Все еще считаешь, что твоя работа превратит его труд в устарелый хлам?

Фрейя повернула голову и выжидательно смотрела на Питера. Тот неуверенно пожал плечами, страдальческая гримаса исказила его лицо.

— Это катастрофа! — объявил он. — Конференция на следующей неделе. Я так рассчитывал на Холдена. Спасибо, что без устали твердила о всей той бесценной помощи, которую он может оказать.

После всего, через что ей пришлось недавно пройти, для Фрейи это было уже слишком.

— Слушай, Питер, я же только сейчас заметила: телефончик-то твой весь день молчит. Ты что, отключил его?

— Нет. И тебя не касается, что я делаю со своим личным телефоном.

— Подумать только! За все это время — ни единого звоночка. Что, по-твоему, это значит?

— Именно то, что ты так надеешься услышать, — раздраженно сказал Питер. — Что мне придется расхлебывать все это по возвращении.

Фрейя стояла перед бутиком, в витрине которого красовался присмотренный ею костюм. Был вечер, но в это время года небо долго оставалось светлым. Она поймала свое неясное отражение в окне. Ее глаза под темными бровями казались неестественно большими.

В начале лета Логан посоветовал дочери соблазнить Питера, чтобы выведать его секреты. Но единственный до сих пор не раскрытый секрет был как раз у нее, и касался он орхидеи на картинах. Фрейя твердила себе, что одного совпадения вида орхидеи недостаточно, это не убедит художественных экспертов, начиная с Питера, пересмотреть атрибуцию картин. Значит, у нее не было никаких оснований поднимать эту тему, если не считать ощущения — чисто интуитивного, — что Северина Риис послала некое сообщение, однако у них пока не хватает кусочков, чтобы сложить этот пазл. На встрече с Холденом они могли бы получить какие-нибудь дополнительные сведения, но не вышло. Поэтому она с чистой совестью могла оставить свои мысли при себе и двигаться дальше.

И вот в конце дня она очутилась перед бутиком, в котором несколько часов назад примеряла наряд. Ради всего святого! Неужели она хоть раз не может сделать над собой усилие, отложить головоломки и дилеммы в сторону и просто наслаждаться — наслаждаться пребыванием в Копенгагене, где ее мать всю жизнь мечтала провести ночь летнего солнцестояния? Возможно, даже — эта мысль далась ей с трудом — пришло время дать Питеру еще один шанс. У себя в голове она так и слышала голос Маргарет: «Зачем же тогда оставлять костюм в магазине?»