Последний порог - Андраш Беркеши

Однако Эккер ошибался. Когда Вебер неожиданно ударил полковника по лицу, тот так двинул его, что молодой человек полетел на пол.

Нужно было срочно менять тактику. Однако полковник и тогда предателем не стал. Он лишь признал, что действительно принимал участие в организации покушения на фюрера, и высказал сожаление, что оно не удалось. Его задача заключалась в том, чтобы вместе со своими танками разоружить гестапо и захватить руководство войск СС.

— Мы хотели освободиться от Гитлера и его банды, — заявил он. — Мы намеревались спасти честь Германии, однако никакого мира с русскими не собирались заключать. Это ложь. Во всяком случае, мне об этом ничего не известно.

— Вы два раза вели переговоры с Миланом Радовичем. О чем вы с ним говорили?

— Спросите об этом самого Радовича.

Гуттена пытали, однако больше он ничего не сказал. Эккер очень хорошо знал, что нити этого заговора распространились и на венгерский офицерский корпус. Из сведений, полученных из Берлина, выяснилось, что руководство заговора придерживалось концепции, что если покушение удастся, то вермахт потеряет власть не только в самой империи, но и на оккупированных территориях от Франции до Венгрии, от Норвегии до Греции, а это означало, что Гуттен поддерживал контакт с определенными венгерскими кругами.

— Донесение вы уже составили? — спросил Эккер Вебера.

— Разумеется, господин профессор. — Он встал и, выйдя в свою комнату, скоро вернулся с бумагами в руках: — Прошу вас.

Эккер сел к столу и, взяв донесение, начал читать.

«Начальнику германской полиции и рейхсфюреру СС Генриху Гиммлеру. Берлин. XI. Принц Альбрехтштрассе, 8.

С о в е р ш е н н о  с е к р е т н о!..»

Бегло просмотрев донесение, Эккер сказал:

— До сих пор все очень точно. Знаете, Феликс, я иногда думаю, что наша чрезмерная точность подчас вредит нам. Знаю, знаю, что не вы ее придумали, я отнюдь не упрекаю вас. — И он продолжал читать донесение:

«Господин рейхсфюрер, во исполнение распоряжения ВУ-34/1944 докладываю: лица, перечисленные в приложении, продолжают оставаться под нашим наблюдением. Арестованные нами лица подвергаются допросу, однако показания, полученные от них до сих пор, отнюдь не подтверждают той версии, что фигурирующие в списке лица принимали участие в организации покушения на фюрера или же замешаны в заговоре против империи. По имеющимся у нас сведениям, вышеуказанные лица настроены против немцев, однако из-за отсутствия вещественных доказательств я не рекомендую брать их под стражу, учитывая сложное внутриполитическое положение. Дальнейшее расследование продолжается...»

Положив донесение и список перед собой, Эккер долго изучал фамилии фигурирующих там лиц.

— Генерал-лейтенант в отставке Аттила Хайду, — произнес Эккер вслух и, подняв голову, добавил: — Я полагаю, вот где нам следует наступать. Если мы здесь прорвем цепочку, то успех обеспечен. Каково ваше мнение, дорогой Феликс?

Молодой человек поправил прическу.

— Ночью я очень много думал о вашей версии, господин профессор. — Кончиком языка он провел по зубам и сглотнул, как будто у него пересохло в горле. — За нее говорит и то, что генерал состоит в родственных отношениях с полковником Гуттеном, к тому же генерал не просто военный, он еще и дипломат. Я уверен в том, что у него имеются надежные связи с известными английскими кругами, не говоря уже о том, что сам он настроен против нас. Все эти факты свидетельствуют о том, что Хайду не может быть не замешан в заговоре. Вы можете спросить, господин профессор: что мне не понравилось в вашей версии? И это вполне логично. — Упершись локтями в подлокотники, он одной рукой обхватил подбородок, а другой поправил узел безукоризненно повязанного галстука. — Генерал-лейтенант Хайду — кадровый солдат, но у него нет войск. Кому он может отдавать свои приказы? Живет он сейчас в уединении, не поддерживая почти никаких отношений с офицерами. Более того, он даже не желает заниматься политикой. Это подтверждается тем, что он отклонил предложение Хорти и не согласился сесть в кресло премьера. Генерал настроен не только против нас, немцев, но и против большевиков. Я не могу себе представить, господин профессор, такой ситуации, в которой генерал Хайду мог бы начать переговоры с русскими. Я очень хорошо помню о том, что Милана Радовича нам выдал старший сын генерала. Разумеется, я не раз говорил и говорю самому себе, что я очень многого не знаю, да и не могу знать. Моя задача заключается в выполнении вашего плана, а не в его критике. Господин профессор, я жду ваших дальнейших распоряжений.

Эккер понимающе закивал, а сам в этот момент думал о том, упаковала ли Эрика свои вещи. Освободившись от этой мысли, он сказал:

— Я рад, дорогой Феликс, что вы были так откровенны со мной. Ваши замечания вполне убедительны. И все-таки мы кое о чем забыли. — Профессор закурил. — Забыли о том, что мы с вами находимся в Будапеште, в столице Венгрии. А эта страна склонна к крайностям. Венгры, мой дорогой, насколько я их знаю, никогда не руководствуются реальностью, а всегда иллюзиями. Хайду тоже венгр, значит, он идеалист и живет иллюзиями. Если генерала убедить в необходимости большой коалиции и разгрома третьей империи — а двумя полюсами этой коалиции являются Москва и Ватикан, — он станет вести переговоры с коммунистами. — Стряхнув пепел с сигареты, он продолжал: — Если кому-нибудь удастся объяснить Хайду, что американцы и англичане — консерваторы, которые отнюдь не пекутся об интересах Советского Союза, но все же вместе с ним борются против общего врага, так как прекрасно понимают, что они только в этой коалиции и могут надеяться на победу, то Хайду, как дипломат, будет думать и действовать именно в этом направлении, — Вынув платок, Эккер вытер лоб. — Возможно, я и ошибаюсь, дорогой Феликс, однако я все же расколю и этот орешек. Вы знаете, что мы перепроверили данные, полученные от Элизабет Майснер. Известно вам и то, что мы в течение почти двух месяцев регулярно перехватывали передачи их рации.

— Однако, насколько мне известно, особенно важных сведений нам добыть так и не удалось.

— Но я полагаю, что какая-то польза от этого все же есть. Идя по следам рации, нам удалось схватить одного агента. И не здесь, а в Берлине. Его допросы проходят небезуспешно. Он посвятил нас в один план, дорогой Феликс, в очень рискованный, но все же реальный план. — Эккер встал и вновь заходил взад-вперед по комнате. — Суть этого плана заключается в организации на территории империи и оккупированных стран всеобщего восстания. Над осуществлением этого плана работал и Милан Радович. За несколько последних месяцев он встречался и беседовал с большим числом крупных политических деятелей, известив их о том, что западные союзники без Советского Союза не заключают ни одного сепаратного договора с сателлитами империи. Вы понимаете все значение этого шага?

— Думаю, что да, — ответил Вебер. — На базе такого плана они хотят организовать единую акцию, в которой примут участие самые различные группы Сопротивления независимо от их политических принципов.

— Так точно, сын мой. — Профессор остановился прямо перед ним: — А нам необходимо знать, с кем именно встречался и вел переговоры Милан Радович. Если мы это узнаем, то заметно поумнеем. — Повернувшись, он подошел к столу и подписал донесение. — Немедленно направьте это в Берлин и попросите ко мне господина священника.

Увидев профессора Отто Эккера, Эндре сначала не поверил своим глазам. Еще труднее было понять то, что именно он и является штандартенфюрером СС, по распоряжению которого его откомандировали с фронта в Будапешт. Изумление Эндре было столь велико, что он даже не заметил, как профессор взял его за руку и усадил в удобное кресло.

— Я не рассчитывал встретить вас здесь, — пролепетал он. — Мне нужно прийти в себя. Я даже не знаю, что и думать.

Эккер тоже сел, его короткие ноги с трудом доставали до покрытого ковром пола.

— Я думаю, дорогой Эндре (вы разрешите мне так вас называть?), что мне нужно объяснить вам ситуацию. Германская империя, как вам известно, ведет не на жизнь, а на смерть борьбу с большевизмом, — сказал Эккер. — Но сейчас речь идет о существовании не только империи, но и христианской цивилизации. Борьба, которую ведет фюрер, очень сложная борьба, ее не всегда могут понять простые люди, тем более что Англия и Америка ведут в настоящее время борьбу против империи.

Эккер знал, он может говорить что угодно, так как Эндре не сведущ в таких вопросах. Далее профессор заговорил о том, что он лично убежден в необходимости активных действий против большевизма. Его же лично поразила позиция, которую так героически отстаивал он, Эндре. Когда он узнал о том, что его бывший ученик добровольно изъявил желание поехать на фронт, он, Эккер, даже почувствовал угрызения совести.