Стая - Франк Шетцинг

Мы оба невежды. Два комедианта. Два инвалида.

Это проклятое колено!

Кого бы ему расспросить? Джорджа Франка, вот кого!

Это был один из его знакомых вождей. Белые и индейцы не водили тесной дружбы вне работы, не распивали вместе пиво, но и не имели ничего друг против друга. Два невраждующих мира. Джордж Франк был не то чтобы другом, но хорошим знакомым: славный парень и, кроме того, вождь одного из племён ноотка, причём вождь особый, верховный. Институция верховных вождей была чем-то вроде английского королевского дома. Этот ранг наследовался. В повседневности большинством племён правили выборные вожди, но наследные вожди пользовались высшим почётом.

Джордж Франк жил неподалёку от «Постоялого двора Виканинниш». Эневек полистал телефонную книгу и позвонил Франку.

— Итак, ты приехал, чтобы узнать что-нибудь о китах, — сказал Франк, когда полчаса спустя они прогуливались вдоль реки. Вождь был невысокий человек с морщинистым лицом и приветливыми глазами. Под ветровкой — майка с надписью «Лосось идёт домой». — Надеюсь, ты не ждёшь от меня каких-нибудь индейских мудростей?

— Нет. — Эневека обрадовал такой ответ. — Но у Джона Форда есть одна идея.

— У какого Джона Форда? — улыбнулся Франк. — У режиссёра или директора ванкуверского аквариума?

— Режиссёр, боюсь, уже умер. Мы просто ищем ответ где только можно. А вдруг в какой-нибудь из ваших историй есть указание на похожие случаи.

Франк указал на реку. Она текла с гор, местами обмелела и несла с собой ветки и листья.

— Вот тебе ответ, — сказал он и улыбнулся: — Hishuk ish ts’awalk.

— О’кей. Значит, всё-таки индейские мудрости.

— Всего одна. Я думал, ты её знаешь.

— Я не знаю вашего языка. Так, нахватался каких-то крох.

Франк несколько секунд глядел на него.

— Ну, это корневая мысль почти всех индейских культур. Ноотка приписывают её себе, но я думаю, в других местах люди выражают то же самое другими словами: всё есть одно целое. Что происходит с рекой, то же и с человеком, и с морем, и с животными.

— Правильно. Другие называют это экологией.

Франк нагнулся и достал из воды ветку, запутавшуюся в прибрежных корнях.

— Что же тебе рассказать, Леон? Мы не знаем ничего такого, чего бы ты и сам не знал. Я могу ради тебя поспрашивать людей, позвонить кое-кому. Есть много легенд и песен. Но я не знаю ни одной, которая могла бы вам помочь. Вернее, в предании ты можешь найти всё, что ищешь, в этом-то и проблема.

— Я тебя не понимаю.

— Ну, мы воспринимаем животных немного иначе. Ноотка никогда не отнимали у кита жизнь просто так. Кит дарил свою жизнь, это был осознанный акт, понимаешь? Ноотка верили, что вся природа осознаёт себя, — такое большое, тесно переплетённое сознание. — Он шёл по сырой, зыбкой тропе. Эневек следовал за ним. Лес открылся перед ними голой вырубкой. — Взгляни на этот позор. Лес вырублен, дождь, солнце и ветер вызывают эрозию почвы, и реки превращаются в клоаки. Взгляни, если ты хочешь знать, что не даёт покоя китам. Всё едино.

— М-м. Рассказывал ли я тебе когда-нибудь, в чём состоит моя работа?

— Насколько я понимаю, ты ищешь сознание.

— Самосознание.

— Да, припоминаю. Однажды вечером ты мне рассказывал. В прошлом году. Мы сидели, я пил пиво, а ты воду. Ты ведь по-прежнему пьёшь только воду, а?

— Я не люблю алкоголь.

— И никогда не пил?

— Практически никогда.

Франк остановился.

— Да, алкоголь. Ты хороший индеец, Леон. Пьёшь только воду и приходишь ко мне за тайным знанием. — Он вздохнул. — Когда же люди, наконец, перестанут делать друг из друга клише. У индейцев была проблема с алкоголем, у некоторых она и до сих пор остаётся, но есть многие, кто просто с удовольствием иногда выпивают. Однако если белый и индеец вместе выпьют пива, тут же начнётся: ах, спаивают индейцев! Но мы не являемся ни бедными соблазнёнными, ни хранителями высшей мудрости. Кстати, Леон, ты у нас кто, христианин?

Эневек не особенно удивился. Их редкие встречи с Франком всегда проходили одинаково. Вождь вёл беседу, перескакивая, как белочка, с одной темы на другую.

— Я не принадлежу ни к какой церкви, — сказал Эневек.

— Знаешь, я некоторое время был увлечён Библией. Книга, полная высшей мудрости. Там Бог заявляет о себе огнём: вещает из горящего куста. Но как ты думаешь, смог бы христианин таким образом объяснить лесной пожар?

— Конечно, нет.

— Тем не менее, история о горящем кусте для него много значит, если он верующий. Так же и индейцы: верят в своё предание, но твёрдо знают, в какой степени эти истории применимы к действительности. В наших легендах ты можешь найти всё и ничего; ничего оттуда нельзя истолковать буквально, но всё имеет свой смысл.

— Я знаю, Джордж. Но мы в тупике. Ломаем голову над тем, что сделало китов безумными.

— И ты считаешь, что ваша наука бессильна?

— Получается, да.

Франк отрицательно покачал головой.

— Не может быть. Наука — великое дело. С её помощью человек способен на многое. Проблема только в точке зрения. На что ты смотришь, когда применяешь свои знания?

Ты смотришь на кита, который изменился. Ты больше не узнаёшь в нём своего друга. Почему? Он стал врагом. Что подвигло его к этому? Может, ты ему чем-то насолил? Или его среде? Ты ищешь вред, который нанесён непосредственно киту, и ты его находишь. Тут и бессмысленный забой, тут и отравление вод, тут и распоясавшийся китовый туризм, мы разрушаем основы пропитания животных и заполняем их среду шумом. Мы лишаем их мест, где они выращивают своих детёнышей, — разве в Калифорнийском заливе не собираются строить сооружения по добыче соли?

Эневек мрачно кивнул. В 1993 году ЮНЕСКО объявило лагуну Сан-Игнасио мировым заповедником. Она была последней нетронутой лагуной Тихого океана, где серые киты рождали своих детёнышей, и являлась к тому же убежищем для многих видов растений и животных, которым грозило вымирание. Но, невзирая на это, концерн «Мицубиси» строит там теперь соледобывающие сооружения, которые станут выкачивать из лагуны по двадцать тысяч литров солёной воды в секунду, заливая её в испарительные бассейны. Отработанная вода потечёт в лагуну. Никто не знает, какое действие это окажет на китов. Бесчисленные исследователи, активисты и консорциум нобелевских лауреатов тщетно протестовали против строительства.

— Вот видишь, — продолжал Франк, — а это среда китов, насколько тебе известно. Они в ней живут, но ведь среда есть нечто большее, чем просто цепочка условий, в которых киты чувствуют себя хорошо или плохо. Может, проблема вообще не в китах, Леон. Может, киты лишь часть проблемы, видимая нам.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});