Горы дышат огнем - Веселин Андреев

покраснел. Здравко обругал его потом в землянке:

— Почему ты не врезал ему как следует? Таких простачков среди крестьян больше нет! Только враг мог задать такой вопрос.

Про Здравко говорили, что у него язык как бритва. Симпатичный, подтянутый, Здравко был невысокого роста, крепкий, с усиками на небольшом лице. В Этрополе он чем только не занимался: был вратарем футбольной команды «Ботев», артистом в самодеятельном театре, музыкантом в духовом оркестре, парикмахером. Потом все бросил и вместе с женой Соней, ремсисткой, отправился в горы...

Атмосфера была самой сердечной и простой. Партизаны и крестьяне быстро нашли общий язык.

Смолчане знали приказ: если придут партизаны — скрываться по домам, иначе расстрел! Они знали, что потом придут каратели... Но можно ли расстрелять все село?..

Бачокировцы пели так, будто честь их отряда зависела именно от этой песни...

Не знаю, действительно ли мир возник из туманности, но вот что может наделать туман, мне известно... Туман сгущался. Лишь ветер внезапно разрывал его, образуя просветы, и все село тогда просматривалось до поворота шоссе. Народ давал нам дорогу. Бачокировцы шли мимо толпы селян. Стефчо, Коце и Мильо перешептывались о чем-то в здании управления. Телефонная связь здесь не была перерезана, иначе в околии сразу бы поняли, что на село напали партизаны. А так при проверке дежурный успокаивал начальство: все в порядке. По нашему приказу дежурный полицейский начал кричать по телефону так, будто говорил с другим миром... Он просил старшего в Миркове прислать подкрепление, чтобы схватить четырех партизан, скрывающихся в сарае. Полицейский говорил так убедительно, что, казалось, сам верил своим словам, а трое партизан стояли рядом и улыбались... Услышав, что старший обещал прислать подкрепление, партизаны разбили аппарат, похлопали полицейского по спине и покинули село.

Туман то рассеивался, то сгущался.

Бойцы четы наугад спустились к реке, а потом взобрались на холм. Из них только Цоньо бывал раньше в Смолско. Если даже он и помнил дорогу, то ориентироваться в этом молочно-белом хаосе было просто невозможно. Дозорные шли в стороне от тропы. Ноги бойцов вязли в липкой грязи. Наконец какой-то крестьянин указал путь.

У кручи над Беровым долом туман рассеялся, и слева внизу стал виден поворот дороги.

План был предельно прост: половина бойцов располагается на склоне одного холма у крутого поворота, другая — на вершине противоположного холма, и, как только появится грузовик, все открывают по нему огонь...

Коце со своими людьми отправился к вершине противоположного холма. Стефчо и другие остались по эту сторону.

Внезапно раздался гул мотора. Мы опоздали!

Появился грузовик. Он двигался к повороту, а никто из нас еще не занял намеченных позиций. Те, кто находился в грузовике, заметили бойцов группы Коце и открыли огонь прямо из кузова, накрытого брезентом.

Стефчо скомандовал «Огонь!», но в это мгновение грузовик исчез из поля зрения: дорога проходила под нависающей скалой. Но вот он вновь появился. Выстрелы Стефчо, бай Михала, Цоньо, Мильо, Храсталачко, Ванюши, Брайко заставили грузовик остановиться.

Находившиеся в грузовике «охотники» и полицейские, всего человек тридцать, залегли у дороги и открыли стрельбу. Открыли огонь и бойцы группы Коце.

В бою время измеряется мгновениями выстрелов, а каждый выстрел — настоящая вечность: настолько мучительно ожидание его результата — попал или не попал в цель? «Охотники» и полицейские сначала чувствуют себя уверенно: в ответ на свои автоматные очереди они слышат лишь одиночные винтовочные выстрелы. Старший из них подал команду «В атаку!», но никто из полицейских не решился броситься по склону вверх, туда, откуда партизаны посылали в них больше ругательств, чем пуль.

Однако нашим нельзя затягивать бой: выиграют от этого только враги.

Стефчо поднимает руку. На фоне темного неба вырастает атлетическая фигура бай Михала с винтовкой над головой, громовым голосом он командует:

— В атаку, товарищи! Ура-а-а!

И бросается вниз. Вслед за ним остальные бойцы четы. Они бегут вперед не сгибаясь, во весь рост. Вот они выскочили на шоссе. Атака выглядела немного неорганизованной, но в этой спонтанности была и своеобразная гармония.

Агенты и полицейские пустились наутек.

Переднее стекло грузовика пробито пулей. Шофер забился под кузов. Кто-то из партизан направил на него винтовку, и тот замер, недвижимый. Хорошо, что его не убили: ведь он оказался знакомым нашим товарищам из Челопеча и его насильно мобилизовали.

— Чуть было не подох я, братишки, как собака, чуть было не подох! — со слезами на глазах говорил он, обнимая бойцов.

Преследование врага продолжалось. Агенты и полицейские пересекли ручей, скрытый в ивняке, и вверх по холму бросились к густой дубовой роще. Партизанские пули не давали им ни минуты передышки. Со стороны дороги преследованием врага руководил Стефчо.

Я иногда думаю: как из этого плотника из Чурека, закончившего только прогимназию, получился такой командир?.. Впрочем, многому его научила жизнь. За распространение листовок его бросают в тюрьму. Оказавшись на свободе, он устраивает у себя на квартире подпольную типографию. Ее обнаруживают — снова тюрьма. Не успел он выйти из тюрьмы — как в его доме обыск. Находят листовки, но на этот раз он скрывается от полиции, переходит на нелегальное положение. В конце концов полиции все же удается схватить его, но на суде он отвергает все выдвинутые против него обвинения и его оправдывают. В марте 1942 года он попал в опасное положение: кто-то из солдат воинской части, где Стефчо вел пропагандистскую работу, выдал его. Позже, в отряде, он расскажет об этом Лазару очень просто, без тени рисовки: «Надоело мне таскаться по тюрьмам и участкам. Я решил, что бы ни было, все отрицать. Вызывали на очную ставку — все отрицал. Били — все отрицал. Запугивали — опять отрицал. Иногда везет человеку. Может, потому, что следователь был не очень опытным, но в моем досье появилась такая запись: «Данных о том, что участвовал в подпольной работе, нет». Это позволило мне избежать тюрьмы, но осталась угроза ссылки. Не знаю почему, но меня вдруг отпустили. Не удача ли? Тогда я решил — больше полиции не попадусь!..»

Среднего роста, плотный, с надутыми щеками (будто всегда его разбирает смех), русоголовый, со светлыми смеющимися глазами, Стефчо всегда умел оставаться самим собой и никогда не пытался возвеличить себя. А командир он был удивительный! Все у него получалось как-то легко, будто он и не прилагал никаких усилий.

Стефчо знал, когда подняться в атаку первым. Сейчас он совершенно неожиданно остается у грузовика, чтобы руководить боем на расстоянии. Это труднее: приходится сдерживать свой порыв, а он