Сердце Абзалета - Ойзин Макганн

— И еще! Отправьте на рассвете в лагерь мьюнан отряд карателей, и пусть прихватят с собой парочку шаксов. Я хочу, чтобы деревню сровняли с землей. Это будет наша месть!

— Так точно, ваше превосходительство!

Котч-Бомен оглядел свою рваную и закопченную ночную сорочку. Увы, весь его гардероб погиб в огне. Теперь придется довольствоваться формой какого-то кнутобоя. Большее унижение трудно себе представить!

— Эй, кнутобой!

— Слушаю, ваше превосходительство!

— Лично проследите, чтобы вместе с деревней сожгли весь этот мьюнанский сброд.

— Так точно, ваше превосходительство!

* * *

Тайя и Локрин затаились в ветвях дерева неподалеку от двора, где происходил этот разговор. Еще ночью, чтобы получше рассмотреть происходящее, они пробрались сюда и теперь боялись пошевелиться, так как в нескольких шагах солдаты заделывали пролом в стене, заменяя сгоревшие колья новыми. О том, чтобы проскользнуть незамеченными, нечего было и думать. Близился рассвет, а у маленьких мьюнан не было при себе никаких магических инструментов, с помощью которых они могли менять внешность. В таком унизительном и беспомощном положении они не оказывались еще ни разу в жизни. Единственное, что было в их силах, — маскироваться под цвет листвы, меняя оттенки кожи.

— Интересно, сколько они еще будут заделывать ограду? — прошептал Локрин.

— Они уже почти закончили… А что они делают около фургона?

— Просто разговаривают. Похоже, один из них собирается заняться его починкой.

— Мартышкин труд!

— Еще бы!

На их глазах погибли Сиена и Уэстрам. До сих пор они не могли оправиться от шока. Казалось, это был всего лишь дурной сон. Придет утро, они снова отправятся в школу, где Уэстрам будет учить их подражать пению птиц, а Сиена тонкостям перевоплощения в деревья и кусты. Просто не верилось, что их больше нет!

Ни Тайя, ни Локрин не догадывались, насколько важно было уничтожить генератор. Ради этого Уэстрам пожертвовал жизнью. Но если норанцы смогут его починить, дети немедленно должны сообщить взрослым.

— Ты видел летучего паука? — прошептала Тайя.

— Конечно! Это был дядюшка Эмос. А парсинанин, который громил норанцев на сторожевой вышке, — наш старый приятель Дрейгар.

— Зачем они сюда пробрались?

— А ты как думаешь? — усмехнулся Локрин. — Затем, зачем и остальные!

Едва солдаты закончили починку ограды, как к ним подбежал еще один и начал что-то торопливо объяснять, показывая в сторону леса. Солдаты поспешно собрали инструменты и со всех ног бросились обратно в поселок, закрывая за собой ворота.

Облегченно вздохнув, Локрин уже собрался соскочить с дерева, но Тайя схватила его за плечо. Она сидела немного повыше, и ей было хорошо видно, что фургон с шаксами, неожиданно подрулив к закрывающимся воротам, выехал за ограду. Дверца фургона распахнулась, несколько пар шаксов спрыгнули на землю, и фургон вернулся в поселок. Ворота наглухо захлопнулись. Шаксы, принюхиваясь, потыкались мордами в землю, а затем разбежались в разные стороны.

— Ах, черт! Теперь никак не слезешь! — проворчал Локрин.

— Не понимаю, как они собираются загонять этих тварей обратно в фургон? — задумчиво проговорила Тайя. — Что-то не похоже, чтобы они были дрессированными. А может, их отпустили насовсем?

— Есть такой наркотик — из морского болиголова, — объяснил Локрин. — Его добавляют шаксам в пищу, и у них вырабатывается наркотическая зависимость. В общем, если они вовремя не вернутся и не получат свою дозу, у них начнется ломка: головная боль, судороги и все такое…

Тайя рассеянно рассматривала свою руку на фоне дерева: ее цвет более или менее напоминал древесную кору. Впрочем, для мьюнан способность изменять окраску, подобно хамелеонам, была не только вопросом выживания и маскировки. Соплеменников, не умевших искусно менять цвет, считали некрасивыми и дурно воспитанными.

— Хотела бы я знать, когда у них начнется эта самая ломка, — вздохнула девочка.

— Может, скоро узнаем.

Едва забрезжило утро, на одной из укромных лесных опушек стали собираться участники ночного рейда на поселок рудокопов. Некоторые были ранены. Но большинство просто перемазаны сажей и углем. Когда пришла весть о гибели Уэстрама и Сиены, людьми овладела глубокая скорбь.

Найялла и Микрин узнали, что, кроме Уэстрама и Сиены, погибли еще три человека — из числа тех, кому поручили поджечь частокол. Люди едва не падали с ног от усталости. Но особенно безутешен был Микрин. Он то и дело прокручивал в памяти подробности случившегося и пытался понять, можно ли было спасти друзей. Ах, если бы он оказался проворнее и сумел опередить Сиену, когда та бросилась на верную гибель, или успел втащить Уэстрама на крышу фургона, пока на того не набросился еще один шакс!.. Найялла, положив голову на плечо мужа, как могла пыталась его утешить, но не находила слов.

Собравшись и пересчитав потери, маленький отряд направился обратно в лагерь, где уже все должно было быть готово к экстренному отступлению в Гарранью. Кто знает, сколько еще в здешних краях будет полыхать война! Прежде всего нужно отправить в безопасное место детей и стариков. Пока самых слабых не спрячут в надежном убежище, о возобновлении военных действий не могло быть речи. Никто не сомневался, что норанцы жаждут крови и не упустят случая поквитаться. У поселка рудокопов оставили лишь нескольких наблюдателей — чтобы быть в курсе, сумеют ли норанцы починить машину.

Утром все в лагере было готово к эвакуации: шатры разобраны, лошади запряжены, повозки нагружены домашним скарбом. К Найялле и Микрину подбежала взволнованная женщина, одна из старейшин племени по имени Тиния.

— Тайя и Локрин куда-то пропали, — сокрушенно сообщила она. — Дети говорят, они собирались пойти посмотреть, как норанцам устроят засаду. Я в отчаянии! Мы обнаружили их пропажу, только когда начали паковаться… Ах, мы так виноваты! Нужно было не спускать с них глаз. Мы уже послали их искать…

У Найяллы, невольно бросившей взгляд на гору, вырвался стон отчаяния, а Микрин был вынужден присесть на бревно: его не держали ноги.

— Норанцы выпустили шаксов, — проговорила Найялла, словно разговаривая сама с собой. — Скоро сюда нагрянут каратели. Неужели уже ничего нельзя сделать?

— А у них даже нет инструментов… — хрипло выдохнул Микрин.

— Как так? — удивилась Тиния.

— Мы их сами отобрали у детей, — дрожащим голосом объяснила Найялла. — В наказание, что они лазили в поселок рудокопов. Нам казалось, что без них они носа на улицу не сунут…

— Нужно вернуться и найти их, — сказал Микрин, снова поднимаясь на ноги. — Пойдем только мы с Найяллой. Остальных вы отведете в горы. Когда племя будет в безопасности, мы встретимся с вами в условленном месте.

— Успеха! — кивнула Тиния, обнимая обоих. — Мы будем за вас молиться.

Прихватив с собой только самое необходимое, Найялла и Микрин повернули назад — навстречу солдатам, таксам и Священной Горе.

* * *

Шакс почуял добычу. Шаря носом по земле и опавшим листьям, он старался обнаружить след. В примитивном сознании шакса все живое подразделялось на две категории: съедобное и несъедобное. Ночью шаксу уже довелось отведать необычного мяса. Оно было немного странным на вкус. Раньше не приходилось пробовать ничего подобного.

Шакс возбужденно рыскал туда-сюда, но никак не мог понять, куда спряталась жертва. На мелкую добычу он не обращал внимания. Ему хотелось именно этого — нового, странного на вкус мяса.

* * *

Локрин затаил дыхание. Шакс находился как раз под ними: нюхал землю, тер лапами морду, словно у него все время чесался нос. Потом зверь поднял морду и издал протяжный, похожий на скрежет вой, эхом пронесшийся по лесу. Тайя спряталась за спиной брата, как можно крепче прижавшись к стволу. Способность менять цвет кожи никак не могла помочь им спрятаться от полуслепого шакса, для которого главным были звуки и запахи. Вот наконец отыскав добычу, он издал торжествующий вой. Когда отзвуки пронзительного крика затихли, шакс уверенно двинулся прямо к дереву, на котором сидели дети. Вот он охватил ствол лапами со страшными когтями, собираясь карабкаться вверх… Но тут что-то отвлекло его внимание. Поводя мордой из стороны в сторону, он продолжал принюхиваться. И вдруг, нагнув голову, нырнул в кусты и снова затаился.

Дети увидели между деревьями высокого сутулого мьюнанина с седыми до плеч волосами и синим треугольником на щеке — дядюшку Эмоса. Он наткнулся в лесу на след племянников и теперь разыскивал их. Дети едва не завопили от радости. К счастью, оба вовремя сообразили, что стоит им выдать себя, и стремительный хищник в считаные мгновения настигнет их на дереве. С другой стороны, если они не подадут дяде Эмосу какой-нибудь знак, тот попадет прямо в засаду чудовища. Тут Локрина осенило. Сконцентрировавшись, он напрягся и резко изменил цвет кожи, сделавшись от головы до ног ярко-красным. Тайя улыбнулась и в свою очередь стала ярко-оранжевой.