Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Изящные домики-усадьбы в 2–3 этажа, утонувшие в цветах и зелени, домики из папье-маше, уплотненного до твердости железа, обшитые алюминием. Дома слили свои плоские крыши, перекинутыми воздушными кружевными мостами в гигантскую, бесконечную террасу, обсаженную ровными рядами деревьев, с зелеными лужайками, с фонтанами, с павильонами. Кой-где высятся громады университетов и общественных зданий, сверкающие золотом и лазурью своих куполов и шпилей.
А внизу — тротуары и мостовые из папье-маше — вся земля зашита в плотную непроницаемую броню.
Но во всемирном городе, в бронированных улицах, так же легко дышат, как когда-то в лесах. В бесчисленных химических заводах вырабатывается озон. Он струится по сети труб на улицах и насыщает воздух.
На широкой площади — огромное круглое здание с голубым прозрачным куполом. Университет. По ступеням в широко распахнутые двери льется народ. В легких одеждах из светлой ткани. Мужчины и женщины одеты одинаково. Головы без волос, лица — бриты: сильно развитой череп, ярко выразительные лица; подвижные, бойкие глаза радостны и налиты энергией. У женщин лица тоньше, формы тела округлее, стройнее, мягче.
К куполу причаливают воздушные машины. Они бесшумны. Ни моторов, ни крыльев. Это воздушные корабли с поршнями. Особые аппараты поглощают шум поршней. Сгущенная внутри-атомная энергия приводит в движение небольшой двигатель. Корабль юрко-проворно и быстро скользит по воздуху. Прилетевшие на кораблях спускаются в зал на лифтах.
Огромный круглый зал охвачен подковами скамей и пюпитров. В центре возвышение, и на нем, на помостах, стоят две огромные гробницы. У длинного стола, перед гробницами, сидят несколько пожилых человек. В зале совершенно тихо. Около десяти тысяч человек в зале — и ни звука.
Звонкий удар колокола. Шелест движения десяти тысяч человек. Все прикладывают к вискам две крошечные чашечки, которые присасываются к коже. Присоединяют провода, идущие от чашечек к штепселям, укрепленным в пюпитрах. От штепселей провода убегают вверх, к куполу, к системе цилиндров. Этот прибор — чашечки, провода, цилиндры — представляет собой идеограф, передающий человеческую мысль, идеи, душевные переживания. Идеально чувствительная пластинка в чашечке идеографа отражает малейшее колебание нервного вещества в мозгу и переносит эти колебания толчками к слушателю, вызывая у него те же идеи, мысли и представления.
Встает старик Стерн. Он мысленно произносит:
— Друзья! Я начинаю свою лекцию.
Идеограф переносит его мысль в сознание десяти тысяч слушателей. Больше того: от купола университета бежит вниз и дальше по подземной трубе кабель. В каждом доме всемирного города находится аппарат идеограф. Десятки тысяч людей в разных концах мира присоединяют к кабелю идеограф и слушают лекцию Стерна.
И в тысячах тысяч голов одновременно вспыхивает идея:
— Он начинает лекцию.
Стерн мысленно возвращается на полстолетия назад. И в сознании тысяч и тысяч людей возникает мысль:
— Пятьдесят лет тому назад…
— Пятьдесят лет тому назад, — чеканит мысль Стерн, — при установке кессона, у северо-восточных берегов Америки, были найдены эти две гробницы. Они застряли в подводных камнях, обросли водорослями и морскими слизняками. Гробницы были извлечены из океана.
— Кто не знает истории открытия и извлечения этих знаменитых гробниц! — мысленно прерывают слушатели Стерна.
— Все знают об этих гробницах, — отпечатлевается в уме лектора.
Стерн не останавливается больше на этом, тем более, что времени осталось мало:
— Вам известно, что в гробницах находятся в анабиотическом сне два древних человека — мужчина и женщина. Их сон длился двести лет. Ровно через десять минут вскроются крышки гробниц. Вам известно, что газ замечательного ученого Морана опасен. Наденьте противогазные маски.
Шелест. Все надевают принесенные с собой маски. Удары колокола отсчитывают минуты:
— Бом! Бом! Бом!
Звонкий треск. Над гробницами взлетает облако пыли. Голубой газ, пронизывающий холодом до костей, наполняет зал. Но зал слишком велик, и мороз мгновенно спадает. Десятки электрических вентиляторов тотчас же выгоняют газ наружу.
— Маски можно снять, — мысленно диктует Стерн. — Слушайте!
Президиум встает с мест. Взбирается по лесенкам внутрь гробниц.
В умах тысяч и тысяч идеограф рисует картину: на дне гробниц две фигуры в красной шелковой ткани. Президиум рвет шелк. Белеется нагое тело. У левого бока, у сердца обоих людей, часовой механизм с лезвием, занесенным над каучуковой трубкой, проникающей в артерию. По трубке из бидона, стоящего в углу гробницы, бежит оживляющая жидкость. Лезвие медленно опускается на каучуковую трубку…
Во все концы мира идеограф несет отражения этой картины и переливает впечатление тех, кто на дне гробниц наблюдает ее, в головы, стиснутые чашечками идеографа.
Стерн прикладывает к сердцу фигур слуховую трубку и диктует:
— Слушайте! Слушайте!
Тысячи тысяч человек ощущают отраженные идеографом слабые, робкие толчки двух пробуждающихся сердец. Тук-тук-тук — стучится воскресающая жизнь. Тук-тук — слышат ее биение в разных концах мира. Шум воздуха, врывающегося в оживающие легкие.
— Слушайте!
Тупой стук. Лезвие обрезало трубки. Рычажок закрыл ранки.
Стерн прикладывает к вискам Викентьева и Моран чашечки идеографа:
— Слушайте! Слушайте!
— Но они мыслят на своем языке. Как же мы поймем? — несется со всех сторон к Стерну.
Стерн укоризненно качает головой:
— Разве вы забыли все, чему вы учились? Что такое мысль? Это, во-первых, химический процесс — преобразование нервного вещества. Это, во-вторых, физическое явление — перерождение клеточек мозга, колебание молекул, атомов, электронов. Слова — это облачка, надстройка над всеми этими процессами. Значит, идеограф, передающий все эти колебания и изменения и вызывающий соответствующие явления в вашем мозгу, срывает оковы языка с мысли. Идеограф передает мысль на языке движения. Итак…
Стерн обрывает свою маленькую лекцию:
— Слушайте! Слушайте, о чем думают, что чувствуют пробуждающиеся от двухвекового сна!
Викентьева несет куда-то вверх, потом в сторону, качает, зыблет. И вдруг остановилось. Звон в ушах. Голова наливается звоном. Тело точно не свое, деревянное, омертвевшее. Потом теплее, теплее, как будто кто-то тепло дышит на голову, на плечи, на грудь, на живот.
Ах, какая жгучая боль у сердца! Отчего? Да, да! Профессор Моран. Белый операционный стол… Сладко-терпкий запах хлороформа. Не надо! Викентьев хочет жить! Не надо анабиоза!
Светлые пятна плывут в глазах. Что-то горячее вливается в тело, проникает во все его поры…
Дрожание закрытых век Викентьева. Из-под ресниц блестит светлая полоска белков, потом вычерчиваются зрачки, мутные, тусклые, без мысли.
Над Викентьевым наклонились две лысые головы с черными чашечками на висках.
— Как вы себя чувствуете? — мысленно спрашивает Стерн.
— Как они себя чувствуют? — спрашивают по идеографу тысячи и тысячи людей.
И, отраженный идеографом, вопрос возникает одновременно в уме Викентьева и Евгении Моран:
— Как я себя чувствую?
Как они себя чувствуют? Звон в голове не перестает. Слабость. Хочется есть, ужасно хочется есть.
Викентьев подымается на локтях и, напрягая все силы, садится. Стерн и его товарищ поддерживают его. В другой гробнице приподнимают Евгению Моран. На них набрасывают легкотканную одежду.
Ведут по лесенке вниз, на эстраду. Вот они, вот они, люди старины! Волосатые существа с грубыми, топорными линиями лица. Вот они!
Тысячи глаз впились в Викентьева и Евгению Моран. Тысячи голов вспоминают историю этой эпохи.
В то время, когда они жили, гении трудились над изобретением орудий для истребления людей. В их время были отвратительные бойни. В их время было рабство. Миллиарды людей не имели права на сытость, на радость, на жизнь. Горсточка людей владела их трудом, их богатствами, их мыслями, их жизнью. Это правда? Вы, очевидцы, современники — расскажите нам.
У Викентьева и Евгении Моран бьются в голове тысячи мыслей… отраженных идеографом:
— …Волосы… У нас волосы… Мы люди старины…
— …Люди убивали людей… Бойни… Машины для убийства…. Ужас!
— …Кучка людей… грабила труд миллиардов других людей… Проституция… голод…
Поток мыслей! Голова болит от мыслей. Зачем этот голубой зал? Кто эти странные люди с проводами у голов? И несется со всех сторон по идеографу ответ:
— Мы люди двадцать второго столетия, граждане всемирной коммуны.
Викентьев и Евгения Моран почти теряют сознание от усталости и потрясения. Стерн отнимает чашечки идеографа от их висков. Сразу гаснет в их головах фейерверк мыслей. И только одна радостная мысль бьется в них:
- С нами бот - Евгений Лукин - Социально-психологическая
- CyberDolls - Олег Палёк - Социально-психологическая
- Говорит Москва - Юлий Даниэль - Социально-психологическая
- Раньше: Красная кнопка - Иван Перепелятник - Научная Фантастика / Социально-психологическая
- «Если», 2002 № 01 - Эдвард Лернер - Социально-психологическая
- Рок небес - Мэри Робинетт Коваль - Космическая фантастика / Социально-психологическая / Разная фантастика
- Плоская катастрофа - Анна Кутковская - Русская классическая проза / Социально-психологическая
- Три года на планете Марс - Альберт Дейбер - Космическая фантастика / Научная Фантастика / Социально-психологическая
- Уплыть за закат. Жизнь и любови Морин Джонсон. Мемуары одной беспутной леди - Роберт Хайнлайн - Научная Фантастика / Социально-психологическая
- О дивный новый мир [Прекрасный новый мир] - Олдос Хаксли - Социально-психологическая