Тайник 21 - Марина Тихонова

Иногда кажется, что все, что ты говоришь – правда. Ты убежден в этом так сильно, как только можно быть, потому что убежден в себе. А потом оказывается, что это была ложь, и даже винить себя не получается – просто не было момента ее проверить. Наверное, рано или поздно случай приходит, но иногда перед этим случается в конец завраться. Странно, если говорить одними прошедшими испытание словами, я бы и трех предложений не произнес вслух.

– Посмотрим! Что же ты будешь делать? – отступает, поглядывает в мою сторону с опаской.

У Киры округлились глаза. Он весь как-то сжался, и сейчас я бы ему даже четырнадцати не дал. Из леса к нам приближаются двое. Ростом меньше убитого и моложе. Один из них направляется прямо ко мне. Снова со временем какие-то неполадки. Мне удается схватить Сашкин клинок, вскочить на ноги и увернуться от первого удара, но совершенно не получается подумать.

Я не узнаю чувств, внезапно охвативших меня. Похоже на радость, к которой примешан и страх, и гнев. Дикое, неудержимое желание жить, словно проснувшееся после вековой спячки, пронизывает тело электричеством, и что-то темное, такое же страстное и яростное, идет вместе с ним. Желание жизнь отнять. Я пытаюсь еще удерживать контроль, но, увидев оскал своего противника, забываю о нем. Это больше не к чему. Он не человек. Клыки как у матерого волка. Звук, с которым они щелкают, хватая воздух, пробегает холодом по моей спине.

С Саниной помощью, мне удается подгадать момент и перерезать оборотню горло. Кровь вырывается горячей струей и лишь мельком попадает на меня, но сразу исчезает все, кроме страха, а разгоряченные вены покрываются льдом изнутри. Я опускаюсь на колени, подкатывает дурнота. Желудок пуст, только судорога проходит по телу.

– Вот ты не умеешь им пользоваться! Видел бы себя со стороны, – Сашка, как ни в чем не бывало, вытирает лезвие о траву.

– Что, и этому с ногой не повезло?

– Да все уже, не ной! – поднимает Кирилла за шиворот и ставит на ноги, – а? не, у этого с глазами были какие-то непорядки – сам не знаю, куда он смотрел?

– Ну да.

– Да.

– Саш…

– Чего? Кира, е-мое, нечего сопли развозить, собери иди их вещи! – внимательно изучает одного.

– Я… хотел сказать, – сглатываю слюну, отворачиваюсь, но повсюду в глаза лезут мертвые, – тот, ну которого я… Мне кажется, я его знаю.

– Шутишь?

– Нет, он напомнил мне Беорна. Сейчас, – останавливаю нетерпеливое восклицание, – в общем, я когда маленьким был, любил всякие истории про викингов читать, и просто – сказки разные, ну бывало и сам сочинял, когда нечего было делать. Он, – я кивнул на тело, – именно таким я представлял Беорна, которого сам же и придумал, а потом по ночам боялся. Сидел при свете, пока не засыпал.

– И долго?

– Что?

– Долго ты его боялся?

Я нахмурился.

– Оружие я себе заберу, советую поступить также со своим Беорном, да пребудет память о нем в веках…

– Пошел ты! Придурок!

Рев мотора нарушил только что набравший силу ход моих мыслей. Спустя несколько минут на поляну выехал Альберт. Остановился, раскрыл дверцы. Урчит, видимо, сытый.

– Я же сказала, от дороги не уходите! Мы с Бертом уже час вас ищем по лесу, что вы тут делаете? – веселый, но недовольный голос.

– Пошли, еще придет сюда, – Сашка, схватив вещи, бежит к Проводнику.

За ним торопится Кира, тоже с сумкой. Он, наверное, ничего не упустит.

Я иду следом, но что-то тянет обратно, держит меня. Не знаю, может, предчувствие. Удивительно, клинок Беорна не кажется мне тяжелым. Короткий, против Сашкиного. Я заталкиваю его в кожаную сумку, а оттуда идет дух вяленого мяса. В миг скрутило живот от голода.

– Денис!

Альберт рычит, выбрасывая комья земли из под колес.

– Да поехали без него, чего копается! – Сашке надо бы починить голову.

С дороги мы сбились, но Юла говорит, что Альберт все равно не заблудится. Забавно, она теперь почти всегда знает, чего он хочет и что чувствует. Так и заявила, стоило нам сесть:

– Берту не нравится ваш запах.

На комментарий Сани по этому поводу с просьбой обосновать, что именно не нравится, ответила, что пахнет кровью.

Лес изменился. Ветви стучат в окна, иногда Альберту приходится продираться через них с помощью зубов. Весь оставшийся день петляем в зарослях. Замечаю, что время от времени Берт возвращается на какое-нибудь место и ныряет в другую сторону.

Ночь опускается быстро, здесь и днем-то сумерки. Альберт зажигает фары, впереди одни деревья. Я перестаю смотреть в окно и пытаюсь заснуть. Бесполезно. Стоило только поесть, Сашка сразу отключился. Храпит. Юла просит перенести Кирилла на заднее сидение, чтобы мы не мешали им разговорами. Снаружи неуютно, я быстрее сажусь на Кирино место и с завистью прислушиваюсь к слаженному сопению за спиной. Молчим. Мы не мешаем им разговорами. Нисколько.

Раньше у них было много общих черт, с короткой стрижкой и в джинсах Юлу можно запросто перепутать с Кириллом, но сейчас, мельком взглянув на нее, я сомневаюсь в этом. Что-то в ней меняется, будто заостряется, становится тоньше, а глаза совсем темные, я стараюсь в них не смотреть.

– Расскажешь потом, что у вас произошло?

– Все как Сашка сказал, так и было.

– Ладно, как хочешь. Я вот что заметила, пока мы с Бертом плутали одни, эти листки, – кивнула на бардачок, – от них очень странное ощущение, я не могу сказать точно, но похоже, знаешь, что-то неправильное в них. Все такое, гармоничное, единое что ли, вокруг, понимаешь? А они – фальшивая нота.

– Угу.

– Угу и все?

– Есть немного. То есть, я тоже так думаю, а еще от этих звездочек и «dream fiction».

– Точно. Почему мы здесь, Дэн?

– Откуда мне знать! Юль, я не хотел, не знал, что все так получится.

Смеется.

– Конечно. Если б ты знал, ты бы пошел один. Не расстраивайся, я не хочу назад. Сашка, мне кажется, вообще рад происходящему. Он чокнутый немного, не думаешь?

– А Кира?

– Что Кира? Ему там было не лучше, это точно. Нет, я действительно не хочу, сначала – да, страшно было… А теперь поняла – это шанс для меня. Как тебе объяснить… Там, скорее всего, я бы не справилась. Мне бы не хватило решимости поступать, жить… так, как я считаю правильным, как я бы хотела. Ты, наверное, не знаешь, что я трус до самых ногтей, всего боюсь на свете. В основном, ерунды какой-то, не важных вещей, а глупостей. Смешно, правда? Я в последнее время много думала об этом. Это все равно что предавать себя, в мелочах даже, пока в мелочах, потом….потом все перейдет в мелочи. Категории такие условные. Дэн, ты меня вообще слушаешь? У тебя было такое, чтобы ты знал, как надо поступить, а сделал наоборот? И потом даже вины не почувствовал – ничего, пустота. Только она накапливается, и ее набирается так быстро и так много… Я все думаю – как, как другие с ней живут? Я не знаю! Здесь мне почему-то кажется, что я сумею сделать правильный выбор, если придется. У меня предчувствие. Только не вороти нос, как Сашка! Он всегда меня на смех поднимает с моими предчувствиями! Хотя все равно, очень страшно….

– Ты не говорила.

– Да, я не говорила, – опять смеется, – теперь не так уже. Только кое-что беспокоит. Надо свернуть с пути.

– В каком смысле?

– В прямом, надо повернуть. Это маршрут, ты же знаешь, которым нас ведут, каждый шаг запланирован кем-то. А куда? Вот чего я боюсь. Той силы, которая направляет нас. Так что при первом случае, я сворачиваю с шоссе, а вы как хотите!

Лес не кончится никогда, как и ночь. Не думал, что без сна ее бывает так трудно пережить.

– Денис?

– А?

– Мне кажется, или ты отворачиваешься от меня?

Небо светлеет медленно. Альберт приглушил фары и летит во весь опор. Но, завороженный неторопливым отступлением ночи, я удивляюсь, почему мы еле плетемся, почему сразу не запрыгиваем в утро. Если время – это река, то такая могучая, что, разогнавшись в полную силу, мы все равно движемся лишь со скоростью течения. А странно. Чувство такое, что она вот-вот сорвется и понесется вместе с нами, забурлит, вспенится и разобьется о скалы. И тогда уже не будет ни нас, ни времени.

Из сумерек снова выступает лес, правда, какой-то странный. Не пойму, где мы едем. Не видно земли, стволов деревьев. Как будто мы посреди шелестящей густой кроны. Между веток и листьев блуждают клочки тумана. Альберт мягко разрезает это море, притихшее перед новым днем, кажется, не сломав при этом ни одной ветки.

Наконец, кругом разливается первый утренний свет. Юла зажмуривается и осторожно, словно это запрещено, улыбается.

– Дэн…..Че за дела? А ты проснись! – Кирилл недовольно заныл, – зачем вы его сюда посадили, а? Твоя была идея? Альберт, остановка!

– Саш, ну ты как маленький, – не может удержать смех.

– Маленький, маленький, заберите его только от меня по-хорошему, – дверца открывается со скрипом, и через секунду Саня начинает вопить и ругаться, – сидите, блин! Говорю, внутри оставайтесь, е-мое…. – залезает обратно с таким видом, словно ходит по канату высоко-высоко над землей.