Марья - Руслан Смоpодинов

- ... Окружили, знычит, солдаты нас, продолжал прерванную историю бородатый. Куды бечь? Сплошь болота. Однако я убег, а Пахома вот словили. Порвали ему ноздри и на каторгу. А мне только правое стогно прострелили, пред грозою ноет...

И здесь в кружало вошел Иван.

- Бог в помощь, - поприветствовал он присутствующих.

Трое за столом переглянулись.

- Кто таков будешь-то? - спросил бородатый.

- Иваном величают.

- Я тя не о окрестном имени спрашиваю. Откуда идешь и куды?

- Я из Овинищей, а иду свататься.

- Ишь ты!.. Ну иди к нам, весельче будет.

Целовальник как раз принес вина.

- Ну давай знакомиться, али как, - предложил бородатый, когда Иван подсел к ним. - Меня Архипом кличут. Это - Кузьма. А это, - указал он на самого молодого, - Ефим.

Иван сделал поклон головой.

- Ну давай, знычит, за встречу, али как! - Архип разлил зеленое вино по оловянным кубкам.

Выпили.

- Че ж тя, - выпытывал Архип, - к бабе-то потянуло?

От духоты и вина лоб Ивана покрылся крупными каплями пота.

- Я, братцы, вольную получил, - Иван извлек из котомки аккуратно сложенный лист бумаги. - Вот, читайте! сказал он торжественно и развернул документ.

- Мы неграмотны.

Иван убрал листок на прежнее место и продолжал:

- А коли я уже не крепостной, так какого ж черта мне не жениться? Пора уж оседать. Женюсь, дом срублю, детишек наделаю.

- Ну детишек наделать - большого ума не треба!.. А она-то хоть красивая, али как?

- Не то слово! - мечтательно ответил Иван. - Про красоту ее языком не расскажешь. Видеть надо... Я тут и гостинец ей несу, - он полез рукой в котомку и представил на обозрение свой подарок. - Вот - ширинка. Золотой нитью узор делан!

- Хороша! - похвалил Архип.

Если бы Иван повнимательнее вгляделся в глаза собеседников, он бы перестал хвастаться. Но Иван потерял бдительность.

- А еще я подарю ей серебряную панагию. - На ладони у него уже лежало изображение Богородицы. - Как?

- Хороша.

- Да и денег у меня немало! Так что на первое время хватит.

- Давай, Иван, еще выпьем...

... А я от горя в темны леса

А горе прежде век зашел;

А я от горя в почестный пир

А горе зашел, впереди сидит;

А я от горя на царев кабак

А горе встречает, уж пиво тащит.

Как я наг-то стал, насмеялся он.***

В середине 1990 года я женился. Но не прошло и месяца, как моя половина из хорошенькой невесты превратилась в повседневную неприятность, с которой мне по стечению обстоятельств приходилось делить квартиру и ложе.

Ее практичность бесила меня. Она прекрасно знала, что мебель надо подбирать под цвет обоев, но совершенно не умела вести себя в постели. По ее мнению, романы "Князь Серебряный", "Война и мир" и "Петр Первый" написал один и тот же автор, но при этом она отлично разбиралась, какая одежда в моде и какую брошку прикалывают на ту или иную блузу.

Говорить с ней было не о чем. Если я заводил разговор о любви, она выводила резюме, что мой напарник свою жену любит сильнее, нежели я свою, так как "получает на тридцать рэ больше". Если я рассуждал на философские темы о жизни и смерти, она утверждала, что соседи живут лучше нас, потому что купили машину и записались в кооператив на получение квартиры.

Из всех идеалов она выбрала материальные ценности. Все разговоры сводились к покупке той или иной тряпки или сервиза. Она требовала, чтобы я больше работал, а сама не умела даже приготовить нормальный ужин. А в гостях, если, конечно, в беседе не затрагивали интересующие ее темы о шмотках и разного рода безделушках, она скучала, и лицо ее выражало такую гримасу, будто ей хотелось чихнуть. Иногда мне казалось, что у нее не все в порядке с дикцией.

Вот и сейчас, когда я листал газету, она пролепетала что-то невнятное. Однако, пропустив несколько раз через мозговые клетки ее бормотание, я понял, что она звала меня на базар, чтобы купить ей осенние сапоги на каких-то сверхмодных каблуках. Я хотел уже ответить, чтоб она шла одна, как вдруг мой взгляд уцепился за небольшую статью.

"Вчера в психиатрическую клинику города [...] из районного отделения милиции была доставлена странная девушка..." - прочитал я.

Моя жена снова повторила свое требование, и тут моему терпению пришел конец.

- Слушай, мымра! - взорвался я. - Иди на свой базар, скупи там все сапоги с каблуками и без, надень их себе на морду и сдохни от блаженства! Да! не забудь рядом табличку написать: "Жертва босячества"!

Она ушла, хлопнув дверью так, что между косяком и стеной образовалась убедительная щель. Раздражение мое ослабевало и вскоре улеглось вовсе. Я даже пожалел, что не сдержался и вспылил, но, как только вспомнил о недочитанной статье, вся сцена ссоры вылетела из моей головы. Я принялся за чтение: "Вчера в психиатрическую клинику города [...] из районного отделения милиции была доставлена странная девушка. Она ходила по городу в старинном сарафане, рыдала и искала какого-то Ивана.

Документов при ней не оказалось. Единственное, что от нее удалось узнать, ее имя. Девушка говорит, что зовут ее Марией, но это утверждение может быть ошибочным, так как главный врач клиники тов. Грай А.А. признал у нее полный провал памяти. Девушка не может объяснить, откуда она, где ее семья, где учится или работает.

Всех, кому что-либо известно об этой девушке, просим обращаться по адресу: [...].

Ее приметы.

Возраст: 18 22 года.

Рост: 161 см.

Цвет волос: темно-русый.

Особые приметы.

Свежий глубокий шрам на шее".

Ниже статьи был помещен ее портрет...

Да, это была Марья.

Бедная Марья, - плакал я, - тебе и в этой жизни не удастся найти Ивана. Свою вторую жизнь ты проведешь в сумасшедшем доме. Какие злые пророчества свершились над тобой! Нельзя, что ли, было отпустить твою многострадальную душу? Тогда бы нашла ты Ивана там, на том свете. А теперь?.. Кто тебе поможет? Баба Васса год как умерла - не вышла в одну из суббот на свою лавочку во дворе. А мне... мне кто поверит, если я поведаю о твоей судьбе?! Меня тоже упрячут в психбольницу... Бедная Марья!..

Слезы падали и впитывались в газетную бумагу.

Пошатываясь, Иван вышел из кружала.

"Добрые люди! - подумал он об оставленных собеседниках. - Напоили, а деньги взять отказались. Еще и отпускать не хотели".

Кружало находилось у дорожного тракта, и в двух верстах от него - через лесок - было село Красный Яр. Туда-то и направился Иван.

Он шел и насвистывал какую-то веселую мелодию. Ароматные зеленые сосны окружали его.

Ни души.

"Марья-Марьюшка, заждалась небось, голубушка", - прошептал он.

Солнце миновало зенит и направилось на запад. Пушистые облака походили своей формой на сказочных животных. Рядом с дорОгой под старой сосной возвышался муравейник. Иван невольно задержался около него, наблюдая за мирной суетой муравьиного племени.

"Эх вы, неразумные, - улыбнулся он. - Суетитесь, суетитесь, а любви не знаете. Не дано вам".

Иван вышел к мосту и посмотрел вверх. На холме стояла белокаменная красноярская церковь. Любуясь золотыми куполами, Иван не знал, что в двадцати шагах от него за деревьями затаились трое...

- На, - Архип вложил в руки Ефима топор. - Незаметно подкрадешься и ударишь по голове. Только не промахнись!

Зазвонили колокола.

Иван снял картуз и трижды перекрестился.

- Ну вот, - сказал Ефиму Архип. - Даже Бог нам помогает! Из-за звона он тебя не услышит.

Сжав в руках топор, Ефим медленно пошел к стоящему спиной Ивану...

"Красота какая! - глядя на купола, думал Иван. - Божия красота!"

Но вдруг церковь раскололась надвое, и багровый поток хлынул из расщелины, и залил кровавыми тонами грешную землю. Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа. Аминь...

Иван уже не мог видеть, как трое человек окружили его. Один - с окровавленными руками и благообразным лицом - стягивал котомку.

- Ширинку мы враз продадим. Добрая ширинка! - радовался он.

Бородатый суетился:

- Погляди, бумага на месте? Она нам еще пригодится.

- Тута.

- Деньги забери.

Иван уже не мог видеть, как к его шее привязали камень и вместе с камнем бросили его с моста в реку.

- Прими душу раба Твоего - Ивана, - сказал бородатый, и все трое быстро пошагали в сторону леса.

Это произошло в 1992 году. Когда я взял из почтового ящика письмо от бабушки уже тогда недоброе предчувствие овладело мной. После недолгих приветствий она сообщала, что ЗАХАР ЗАСТРЕЛИЛСЯ!!

Далее следовало описание этого происшествия, но и без него перед моими глазами всплывал тот роковой день.

... Молния сверкала на небе огненными шрамами. Разбивая воду подошвами сапог, Захар шел по размытой дороге, и дождь маскировал слезы на его щеках. Ружье было упаковано в непромокаемый чехол. Из-за непогоды улица селА была безлюдна, и это было на руку Захару - не было никакого желания с кем-либо встречаться.

О чем он тогда думал? Наверно, восстанавливал в памяти наиболее яркие моменты своей судьбы, которой он доверял, как слепой поводырю, и которая сама оказалась слепа. Может, прокручивал в голове возможные варианты страшного возмездия, которое он должен свершить за все свои страдания.