Очевидность и построение . Материалы для критики исторической догматики - Ральф Девидсон

Вся история кажется странной. Список пожеланий папского секретаря, затем случайная находка в монастыре, и затем прошло еще 25 лет, пока кодекс не прибыл в Италию, где его папа позволяет печатать. Само собой разумеется, что здесь одновременно исчезает также оригинал рукописи. Некоторое время позднее инквизицией казнится Чеччо д'Асколи, потомок Альберто д'Асколи. Хотели ли его как последнего свидетеля привести к молчанию?

Никто нам не объясняет нам, почему рукописи Тацита в течение 1500 лет оставались неиспользованными. Плиний[29][29] (видимо, речь идет о Плинии младшем, хотя при критическом взгляде можно обратить и на двух Плиниев—ВП), хоть упоминает его имя, но ничего более, и Кассидор цитирует Тацита согласно Теме Бернштайну (или шаблон, согласно которого он подделывался), добросовестно, как известного «Cornelius» (M.Grant) (Его полное имя—Cornelius Tacitus—ВП). Давайте вспомним о том, что «немцы», должны были полностью обладать Европой как франки с 8 столетия. Ключевое слово: «Карл Великий»[30][30], «Священное Римское государство немецкой нации», «каролингский ренессанс». Если бы действительно нашелся текст Тацита в монастыре Герсфельд, то он был бы наверняка во время каролингского ренессанса храним, используем и копируем. Если тогда еще наступили, конечно же, еще Отто и Оттонский ренессанс, то был тогда и Фридрих II Штауфер[31][31], которого называли философом на троне императора. Никогда не удавалось открыть Тацита до тех пор, пока римские папы об этом деле не позаботились.

Или ли не должен был каролингский ренессанс таким образом испытывать радость к образованию? Современное историческое исследование, тем не менее, подтверждает интересную, открытую интеллектуальную атмосферу раннего средневековья. Например, Филипп Депро—в работе «Buchersuche und Buchertausch im Zeitalter der karolingischen Renaissance am Beispiel des Briefwechsels des Lupus von Ferrieres» («Поиск книг и обмен книг в век каролингского ренессанса на примере переписки Люпуса из Ферре (Люпус фон Ферре)»), AKG (Archiv fuer Kulturgechichte («Архив для истории культуры»—немецкий журнал), в 1994—не оставляет никакого сомнения в том, что это было, естественно, в то время, когда кодексов было немного. Он говорит о «правиле, согласно которому тот, который набросился на новое дело, должен также других принести к знанию». Депро указывает затем, что Люпус от Ферре, который владел примерно 94 книгами, с помощью каталога в Фульде совершенно точно знал, например, какие книги были в Зелигенштадте. Если это так, то кажется совсем невероятным, что такой текст, как Тацит, не мог наблюдаться в каролингском ренессансе.

Ганс Клофт занимался предысторией Тацита. Он установил, что в 1457 году архиепископ Майнца подал жалобу кардиналу Сьены (Siena) о финансовом угнетении немцев со стороны курии. Кардинал Сьены (сененский), позже ставший папой Пием II[32][32], подчеркивает в ответных письмах слаборазвитое состояние германской цивилизации. Он утверждает, что германцы стали известны ранее варваров, что они облачались в звериные шкуры и не знали ни вина, ни зерна. (Следовательно, в письме предвосхищается, миссия для тех времен, когда Тацит еще не был переоткрыт). И что касается пересылки денег из Германии в Италию: деньги не делают счастья, что итальянец немецкому епископу ставит в упрек. Наоборот, деньги военные способности размягчают. Именно этот же папа Пий II должен тогда согласно Гансу Клофту[33][33] решающим образом поспособствовать в опубликовании рукописи Тацита.

Итак, вероятно, что итальянцы хотели сознательно унизить германцев, представив их как полудиких. Но, на удивление, от этого текста немцы пришли в восторг, так как они ничего против полудикости не имели. Принятие текста давало, во всяком случае, возможность, «проявить собственный национальный романтический стиль. Деятельный Конрад Гельтес (1459-1508) начал уже в 1497 году в Вене гротескную филогерманскую компиляции истории (Geschichts-klitterung)». (Hunger, 542). Это в традиционной исторической науке называется, что «итальянские гуманисты с начала XV столетия выслеживали по возможности как можно больше хороших и старых работ руки античных писателей и тогда пытались размножить копии». Но странно: итальянцы копируют «старых латинских» писателей, возможно, не со старых итальянско-латинских текстов античной культуры, но с рукописей, которые писались во время каролингского ренессанса во Франции. (!) Рукописи, появившиеся во время итальянского ренессанса, оказываются результатом эксперимента, который имитировал шрифты каролингского ренессанса: каролингский минускул (тип строчной буквы—ВП).

Так как никто не знал, как должен был выглядеть античный подлинник, придерживались каролингских документов. Следовательно, пытались фактически воспроизводить латинские оригинальные рукописи тем, что использовали каролингские тексты. (!) При этом были, очевидно, обеспокоены тем, что их подражание поразительно похоже, так что только при проявлениях отдельных анахронизмов, таких, как точка над i, круглые «r» и «s» в середине слова или «v» в начале слова, можно было отличить рукописи XV столетия от рукописей X или XI столетий. «Мы находим здесь ситуацию, похожую на ситуацию с теми архаизированными греческими рукописями от XII до XVI столетия, которые понимаются как подражание почерку XI и XII столетий», кратко помимо этого фиксирует традиционная историческая наука (Hunger, 143).

Очевидно, что мы в позднем средневековье можем воспринимать, как в Италии, так и в Византии, филологический метод, который честно удален из современной филологии. Цезарь[34][34] прибывает 2000 лет назад на Рубикон, и мы якобы еще сегодня совершенно точно знаем, что он тогда говорил: «жребий брошен». Мы знаем, что он говорил о Риме: «Пришел, увидел, победил». Таким образом, имеется любое количество цитат из греко-римской истории, которые мы должны в наибольшей степени относить в область фикции. Знает об этом также традиционная наука, но она говорит об этом неохотно. Такое текстовое производство античных текстов, важнейшим источников которых является, вероятно, бурная фантазия, приводит, с одной стороны, к тому, что оно позволяет иметь много исторических пробелов, а, с другой стороны, принудительно приводит к тому, что фиктивный характер такой историчности становится отчетливым.

Если бы источники систематически сравнивались, вместо того, чтобы рассматриваться изолировано (весьма основательно, но полностью), то мы бы столкнулись с большим количеством противоречий. Мы хотим назвать только один пример: имеется точный текст речи, которую произносит Цезарь перед офицерами перед битвой с ариовистами. Он записал ее, конечно, в «Bello Gallico» («Галльской войне»). И мы имеем эту же речь также во втором варианте, который дает нам историк Дион Кассий. Однако обе речи не имеют ничего общего друг с другом. «Again, the speech which Dio makes Caesar deliver to his officers before the battle with Ariovistus has almost nothing in common with the address reported by Caesar himself». («Снова, речь, которую Дион описывает как произнесенную Цезарем перед офицерами перед битвой с Ариовистусом, не имеет почти ничего общего с речью, записанной самим Цезарем») (Earnest Cary, Dio's Roman History. («Римская история Диона»), Лондон , 1975. S. XVII). Дион Кассий является для многих утверждений немецкого историзма единственным свидетелем. Впрочем, Дион был полностью неизвестен Дион в античной культуре и был открыт только византийцами (!): «Dio exerted no appreciable influence on his immediate successors in the field of roman history. But among the Byzantines he became the standart authority on the subject». («Дион не оказал особого влияния на своих непосредственных последователей в области римской истории. Но среди византийцев он стал обычным авторитетом по предмету»)(S. XIV).

Теперь традиционная историческая наука утверждает, что папы и прежде всего итальянские бенедиктинцы с их многочисленными монастырями являются «главной заслугой в сохранении (получении) (переводчик специально дал здесь два значения слова Erhaltung—ВП) и передаче античной литературы». Это полностью недостоверно уже с той точки зрения, что, конечно же, папская библиотека вообще существует лишь с XV столетия. Но давайте рассмотрим типы шрифтов обоих учреждений, а именно беневентанский (beneventanische) шрифт и шрифт папской курии (куриал). Если бы бенедиктинцы и папы были решающими силами при сохранении(получении) античной цивилизации, то тогда наверняка также вводили бы в оборот все виды шрифтов. Но: «Только в Нижней Италии основанный в 529 году монастырь ордена бенедиктинцев в Монте Кассино создает особенный вид южноитальянского полукурсива позднего VIII столетия, который распространился в далеких областях. Это так называемый беневентинианский шрифт пережил с X до XII столетие время процветания и был вытеснен только более поздней готической строчной буквой». (Hunger, 124). Это сформулировано с оговорками, но означает, что распространение шрифтов бенедиктинцев не могло превосходить распространение каролингской строчной буквы. С другой стороны, шрифт бенедиктинцев вытеснялся готической строчной буквой. Это является отчетливым указанием на достоверное культурное значение ордена (вероятно, только на юге Италию и только от X до XII столетия был сильным, резким (virulent)).