Кассиопея - Ханна Ким

на занятия сегодня не ходил, что ли? – Последняя тетрадь оказывается поверх стопки.

– Нет, – честно отвечает он.

– Ты же… – парень перед ним теряется окончательно, – ты же никогда не пропускал. Мингю, в чем дело?

Он молчит. Собирает волю в кулак, подходит ближе. Садится на стул, прячет руки под стол и сцепляет их в замок. Возможно, стоит хотя бы попытаться вести себя нормально, но он понятия не имеет, что в этом случае может быть нормальным. И, если быть до конца откровенным, Мингю плевать с Сеульской башни на то, что может подумать этот левый (или не совсем?) парень, потому что какая, блядь, разница? Ему бы разобраться в том, что происходит. В том, где он сейчас находится. Почему очнулся в комнате, которую видел в зеркале.

И как вернуться обратно.

Он выдыхает шумно через нос и бросает взгляд на чужие тетради. Смотрит на имя, написанное в самом углу. И видит там аккуратное «Пак Чонхо».

Пак Чонхо.

Перед ним – Чонхо.

Которому он был нянькой целый год подряд когда-то давно. Которому мороженое покупал и в «Лотте Ворлд» водил на последние деньги. Которому двенадцать, но сейчас как будто на десять лет больше. Перед ним Чонхо, что выше его на полголовы, а на самом деле он должен быть ниже на голову.

Перед ним взрослый Пак Чонхо. А Мингю смотрит на него и думает, что вот этого он точно не хотел знать никогда в этой жизни.

Того, что знакомые дети спустя десять лет могут быть настолько красивыми.

2

Ситуация складывается довольно щекотливая. То есть щекочет нервишки она скорее Чонхо, а Мингю просто сидит и выжигает взглядом знакомое имя в углу тетради, совершенно не зная, что делать дальше и как вообще себя вести теперь. Но если Чонхо просто плавает в непонятках, которые вполне себе можно пережить и найти им объяснение, то вот Мингю не плавает, его утянуло камнем на самое дно, и он сидит там на днище этом и пузыри пускает, забыв совершенно, что кислорода осталось максимум на минуту.

– Пак Чонхо, – зачем-то читает вслух, хотя в голове своей произнес уже раз двадцать кряду.

– Что? – И в вопросе этом совсем нет желания поинтересоваться, а, собственно, зачем зовут и чего хотят, в нем скорее чуть ошалелое «я прошу прощения, но какого хрена».

– Что? – на автомате реагирует Мингю вопросом на вопрос.

– Нечасто я слышу, как ты зовешь меня по имени. – Чонхо хмурится так сильно, что того и гляди брови вниз уедут.

– Предпочитаешь все привычное и обыденное? – находится Мингю, всеми возможными силами увиливая от прямого вопроса. Прямые вопросы – то, чего он должен избегать. Это то, что может выдать его с головой быстрее, чем неоднозначное поведение и резко изменившийся внешний вид.

– Может, мне просто нравится, когда меня хёном зовут, – хмыкает Чонхо неодобрительно и сбрасывает рюкзак со стола на пол.

Все, Мингю думает, пиздец, приехали. И откровенного изумления в нем настолько много, что он даже перестает сверлить взглядом тетради на столе и смотрит прямо на Чонхо. Хёном, значит. Хёном. И так сразу много слов и фраз во рту набирается (начиная от «да какой из тебя хён» и заканчивая «я скорее поверю в то, что Тэён перестал складывать фантики от конфет за кроватью»), но язык отказывается ворочаться, намертво прилипнув к небу. Сказать хоть что-нибудь все равно очень хочется, сказать что-нибудь надо, но Мингю молчит только и никак не может никуда в своей голове приткнуть мысль о том, что этот Чонхо его старше.

Самым верным поступком сейчас видится скоропостижное самоликвидирование своего тела с территории, где стремительно начинает повышаться градус, что Мингю и делает, бросив быстрое «я буду у себя».

Он честно старается идти в комнату спокойным, уверенным шагом, но у самого порога срывается и хлопает дверью не к месту громко, потому что контролировать себя выходит не очень сейчас – руки и те дрожат, как с похмелья после недельного запоя. Он стоит, прислонившись спиной к двери, считает до десяти, двадцати, ста. Сердце бьется медленно, но неровно, каждый третий удар выбивается из ритма, дробит некогда слаженное сердцебиение на соты и стреляет куда-то в горло.

На ста сорока двух Мингю выпрямляется и выходит на середину комнаты. Прислушивается настороженно, боится, что Чонхо все-таки решит последовать за ним, чтобы выбить признание. Но чего именно? Того, что и почему с ним (с ним разве?) творится, или же?..

Чонхо следом не идет. Мингю слышит его шаги за дверью, слышит хлопок дверцей холодильника и шум чайника, тявканье собаки и чужой приглушенный голос. Он расслабляется немного – самую малость, – позволяет себе обернуться вокруг своей оси, чтобы получше рассмотреть помещение. Взгляд сразу же упирается в зеркало, стоящее в самом углу комнаты, если честно, чем-то напоминающей комнату самого Мингю, но не интерьером, а тем, как стоит мебель: кровать головой к окну, рабочий стол у противоположной стены, сбоку – шкаф. И зеркало. Проклятое зеркало.

Он делает к нему решительный шаг, но сразу же останавливается. Сомневается в чем-то и не знает, в чем именно, – просто под сердцем тревога вдруг нефтью начинает разливаться. Оставляет масляные следы на легких, и вдохнуть – уже никак. Мингю отворачивается. Хочет найти что-нибудь тяжелое, чтобы разбить свое отражение на мелкие осколки. Смеется беззвучно этой мысли, пополам почти сгибается, когда осознает, какой дурак. Он о многих своих импульсивных поступках жалеет, но знает отчего-то, что предела своего так и не достиг. Может, попробовать? Мингю оборачивается и снова смотрит на свое отражение. Попробует, но не прямо сейчас, пожалуй. Сейчас пока…

Он запрыгивает на кровать и смотрит на рамки с фотографиями. Кто же ты такой, Ли-не-Мингю? Фото на стене мало совсем, всего пять штук, и он вглядывается в каждое из них так, будто где-то там, на заднем плане позади людей, спрятаны ответы на самые насущные для него вопросы в данный конкретный момент.

Ответов Мингю не находит, разумеется, зато находит совместную фотографию не-себя и Чонхо – она первой бросается в глаза. На ней у Чонхо карамельного цвета волосы, у Мингю – черные, что не удивительно, если вспомнить слова первого о том, что тот волосы красить якобы не собирался никогда. Они стоят на маленькой пристани на фоне искусственного дерева, чьи железные ветви забавно закручиваются в сердечки, а позади них виднеется море. Мингю узнает это место – побережье в городе Сокчхо. Они были там вместе с Тэёном около двух лет назад, когда обоим вдруг приспичило провести