Кассиопея - Ханна Ким

минуту и допивает чай одним глотком.

– Ты над этим так долго думал?

– Нет, – Тэён подпирает лицо рукой; его взгляд начинает блуждать по кухне, – над тем, где я спать буду, потому что я не Чонхо и в кровати вместе с тобой не помещусь.

– Боже, – начинает хрипло смеяться Мингю. Даже легче как-то становится.

Через час Тэён уходит в кофейню по соседству и возвращается с двумя огромными стаканами американо, которые они пьют целую вечность. Тэён безбожно клюет носом даже после изрядной дозы кофеина, а в одиннадцать все-таки вырубается полусидя на кровати Мингю, который чуть не пинает с досады его свешенные ноги. Удерживается, конечно, – знает, что тот устал. Знает, поэтому осторожно забирает из его рук пустой стакан из-под кофе и поднимает его ноги, укладывая их на кровать. Тэён мгновенно разворачивается лицом к стене и просовывает между щекой и подушкой сложенные ладони.

Мингю садится в компьютерное кресло и крутится в нем, пока не начинает кружиться голова. В ушах гудит, тело гудит, весь мир гудит, и так нестерпимо хочется послать все к черту, что Мингю замирает невольно вместе с креслом и вглядывается в потолок, за мысль эту хватаясь обеими руками. Сминает пальцами, пытается слепить нечто новое, но быстро сдается. Глядит на спящего Тэёна, включенный компьютер с открытой вкладкой вакансий. Закрывает глаза.

И открывает их в следующий раз черт знает спустя сколько времени. За окном опять шумит проклятый дождь, Тэён развалился на кровати подобно Чонхо и свесил вниз одну ногу, а Мингю таращится на настенные часы, которые показывают начало второго ночи. Воздух в комнате электризуется, будто гроза бушует не снаружи, а прямо в этой комнате, и Мингю шумно вздыхает, принюхиваясь. Сезон дождей не хочет отпускать столицу, пронзая водяными каплями-стрелами каждый клочок города.

И клочок чьего-то сердца – все, что от него осталось.

Мингю подходит к окну и проверяет, закрыто ли оно. Задергивает шторы плотнее, хлопает по ним руками, словно это как-то может помочь выстроить более прочную стену между ним и шумом беснующего ливня.

И застывает, слыша характерный щелчок минутной стрелки часов.

Он оборачивается, глядит на настенные часы, показывающие час тринадцать ночи, и медлит. Не хочет переводить взгляд на зеркало. Не хочет отвечать на взгляд оттуда. А он зовет. Тычется Мингю в висок куда-то, по щеке стекает, капает с подбородка на грудь, пропитывает собой футболку. Но Мингю игнорирует, сжимает челюсти до хруста, гипнотизирует секундную стрелку часов.

Порыв ветра бьет в окно с такой силой, что дребезжит стекло, и он вздрагивает, теряет свою картонную сосредоточенность и спускает тормоза случайно. Смотрит.

И видит себя. Мингю глядит в зеркало и видит себя, но не себя. У его не-отражения черные волосы, легкая кофта из мягкой ткани, хлопковые брюки. У его не-отражения до жути перепуганный взгляд – наверное, еще больше, чем у самого Мингю. Он разворачивается к зеркалу целиком, делает пару шагов вперед, боясь моргать. Ему снится это? Или он сходит с ума? Крышей тронулся, да?

Другой Мингю отшатывается, запинается обо что-то, поднимает ногу и с болью на лице хватается за ступню. Но взгляда не отводит.

Что? В смысле? Это шутка такая?

– Тэён, – осипшим голосом зовет Мингю, и со стороны кровати слышится сонное мычание. – Тэ… – Он замолкает, потому что другой он в зеркале подходит вплотную.

Ему будто петлю на шею набрасывает. Тянет вперед. Шаг за шагом, метр за метром. Мингю не может сопротивляться – просто идет вперед, медленно, настолько медленно, что каждый свой шаг всем нутром успевает прочувствовать. И шаги эти цепями звенят на руках, ключ от которых дождь за окном проглотил.

Он встает точно перед зеркалом. Таращится на свое не-отражение, открывает рот, чтобы снова Тэёна позвать, но не может. Плотно сжимает губы, наклоняет голову вбок, смотрит другому себе за спину и видит ту самую комнату с бледно-голубыми стенами, что явилась ему вчера. И ведь не только комната. Не только она.

Они разглядывают друг друга до того внимательно, что рябит в глазах. Мингю цепляется взглядом за каждую деталь и чувствует, что с ним проделывают то же самое. Он бы, наверное, поразмыслил над тем, какого черта происходит и насколько сильно он успел тронуться умом за последние несколько дней, но сейчас в голове была лишь одна-единственная мысль: «Какого черта?»

Судя по всему, другой он в зеркале думает о том же самом, потому что Мингю видит в его глазах такое замешательство, что оно того и гляди отдельной жизнью жить начнет.

Его присутствие Мингю чувствовал все это время? Его взгляды ощущал через зеркало с самой первой ночи? Они смотрели друг на друга?

Другой он немного отстраняется и прижимается одной ладонью к зеркалу с обратной стороны. Цепь звенит, тянет руку Мингю вверх, заставляет сделать то же самое. Он скрипит пальцами по зеркалу, не спешит прижимать всю ладонь целиком, медлит как может. Беспокойством внутри чувствует, что так делать нельзя. Что после этого полетит все вверх тормашками и потонет где-то в разозленном небе, из которого на город дождь льет, пронзая водяными стрелами ночь.

Медлит как может.

Но все-таки делает это.

Они оба секунду всего успевают прожить до того момента, как по зеркалу опять проходит уже знакомая рябь, волна за волной, а мир вдруг закручивается в бешеный водоворот и съеживается до размеров точки.

А затем все исчезает.

Первое, что Мингю чувствует, – влажные касания чего-то шершавого к своему лицу. Он хмурится, не открывая глаз, и не спешит заполнять свой мир красками обратно, но когда до него доходит, он подрывается с места, отлетая к стене. Смотрит на пушистого корги у своих ног, который тяжело дышит, высунув язык, будто бежал сюда через весь город, и откровенно охуевает от одного только вида этой собаки, потому что ты откуда вообще взялась? Ты чья, псина?

Мингю сжимает ладони в кулаки, сгребая пальцами ворсинки пушистого ковра, и снова замирает. У него нет ковра на полу. Он моргает, отводит взгляд от приторно – радостного корги и смотрит по сторонам. Бледно-голубые стены. Легкие полупрозрачные шторы на окне. Постель с белым пледом с рисунками мультяшных сов. Несколько рамок с фотографиями над кроватью.

Мингю смотрит. Не двигается. Корги подступает ближе и лижет его руку. Мингю все еще не двигается.

Какого. Блядь. Хуя.

Он поворачивает голову и таращится на свое – свое – отражение в зеркале. Том самом. Точно таком же, что стояло в его комнате. Том самом, которое настолько