Сердце Дракона. Предпоследний том. Часть 1 - Кирилл Сергеевич Клеванский

в целом, этот край почти ничем не отличался от любого другого в Безымянном Мире.

Кстати о детях — их наличие здесь было в чем-то логичным, но все же — несколько удивительным для Хаджара. И пристальный взгляд генерала, обращенный к детворе, не укрылся от Харлима.

— Это создания чистой энергии, — бессмертный улыбкой проводил стайку щебечущих малышей, уносящихся куда-то сквозь ряды прохожих. — Оба родителя отнимают от себя частицу своих энергий, те смешиваются и создают нечто новое. Затем это новое длительное время впитывает энергию Реки Мира и появляется на свет Бессмертным.

— А…

— По-разному, — уловил вопрос Харлим. — Есть бессмертные, что слишком долго пробыли в регионе смертных либо лишь недавно попали сюда и их женщины оставляют новорожденный сгусток энергии в себе и вынашивают, чтобы сделать вид, что рожают. Пусть это и лишь внешнее проявление — но так спокойней их разуму.

Сказанное немного не укладывалось в сознании Хаджара, но, если признаться самому себе, то так можно было сказать в принципе про все, что его окружало.

— А другие, — продолжил Харлим. — что уже достаточно долго здесь пробыли, идут другими путями.

— И какими же?

— О, — широко улыбнулся старик. — Я видел разное. Видел, как дети рождались из бутонов Радужных Лотосов, с камней гор Элагоса, из облаков Штормовых Путей и… чего только не придумают наши люди, в попытке дать ребенку небольшое преимущество.

Хаджар решил не сыпать вопросами дальше, потому как Харлим, видимо, и так понимал, что именно у него собирались спросить. Скорее всего генерал далеко не первый смертный-новичок, которого Харлим встречал на своем пути и этот разговор был для него обыденным.

— Видишь ли, Хаджар, у бессмертных детей есть одна небольшая проблема, — старик, походя, потрепал голову одного из детишек, а тот низко поклонился в знак благодарности. Вообще, как заметил генерал, все горожане, кто замечал старца, расступались перед ним и искренни кланялись. — Они уже рождены таковыми и не знают страданий и мытарств смертной жизни. Да, они сильнее большинства обитателей Безымянного Мира, но не знают об этом, ибо не видели слабости. И их воля и путь — они очень шатки. Обычно те, кто рожден в третьем регионе, никогда из него не выбираются. И лишь единицы второго региона пробуют подняться выше. Их путь развития практически отсутствует, и они просто… существуют. В бесконечной веренице дней, отсеченных от граней времени.

Прозвучало это все очень поэтично и высокопарно, но что еще ожидать от старика, возраст которого не было никакого смысла измерять в тысячелетиях. Только расплывчатое понятие эпох могло хоть как-то очертить пределы существования Харлима.

— И потому родители, — продолжил старик. — пытаются дать какой-то стимул детям. Но не у всех, далеко не у всех, это получается. И, бывает, что века, проведенные зачатком до своего рождения…

— Века? — не удержался Хаджар.

— Насколько я помню, — кивнул Харлим. — смертные женщины вынашивают своих детей девять месяцев?

— Да, все верно, — ответил генерал.

Старик остановился и посмотрел, но игравшуюся детвору.

— В нашем краю нет таких четких временных границ, — произнес он немного тише. — бывает, что зародыш развивается век, бывает десять, а бывает, что и тысячу лет. Все зависит от того, насколько насыщена энергией та зона, где он обитает и, разумеется, от того, насколько он предположен к типу энергии и… Впрочем, не буду утомлять тебя, мой юный знакомый, этими пространными объяснениями.

Хаджар еще раз посмотрел на то, с каким теплом Харлим взирал на детей и на то, с каким истинным, не поддельным уважением ему кланяются абсолютно все люди. Без всякого страха — лишь с благодарностью.

— Это то, чем занимается ваш дом, — протянул Хаджар. — Дом Золотого Неба… вы помогаете бессмертным рожать детей.

— Рожать детей… — повторил Харлим. — Мы создаем новые жизни, генерал. И помогаем тем, кто отказывается от пути развития, найти новый смысл в их бесконечном существовании.

И тут, наконец, все стало понятно.

— Дом Ярости Клинка — он был против этого, — мысли забежали в сознании Хаджара едва ли не табунном встревоженных коней. — Тень в Балиуме рассказывал, что бессмертный не должен иметь детей, что единственный путь — это развитие и… они убивали младенцев?

К этому моменту они с Харлимом уже пресекли городок, вышли с его северной стороны, и становились около старинных развалин, едва проглядывавшихся полуразрушенными остовами и колоннами сквозь зеленый покров молодой травы.

— Если бы это было так, то их бы уничтожили еще до гнева Короля, — тяжелым тоном произнес Харлим. — Но в общих чертах ты верно догадался. Дом Ярости Клинка был против того, чтобы бессмертные создавали потомство. И они уничтожали Семена — так мы называем будущих детей, пока те находятся в стадии поглощения энергии для будущего рождения.

Хаджар не знал, что думать на этот счет. Для него не было разницы между тем, что озвучил Харлим и… детоубийством. И не было в мире, не важно — смертном или бессмертном, большего греха, чем детоубийство. Двери дома праотцов даже не откроются перед лицом того, кто покрыл себя этой грязью. И вечное забвение ждет имя подобного отступника.

Но в то же время…

Тот Бессмертный, вернее — его тень в Балиуме, он ведь не был бесчестен и путь его был прям и верен себе. Он не был похож на детоубийцу. Да и сам факт того, что Пепел уничтожил Дом Ярости Клинка не так давно (по меркам бессмертных, разумеется)… нет, что-то здесь было не чисто.

Глава 1826

— Я не ожидал, что ты, Хаджар, дашь клятву поклониться стеле, — продолжил Харлим. Старик стоял на границе развалин, не ступая на территорию, как несложно догадаться, Дома Ярости Клинка. — несмотря на то, что это довольно распространенный обычай. Большинство теней бессмертных просят об этом тех, кто получил их Наследие, дабы слава дома не прерывалась.

Хаджар шел среди высоких трав, касаясь ладонями шероховатых поверхностей каменных остовов. Он без труда определил тренировочную площадку, где еще остались развалины големов, запечатлевших на себе порезы мечей.

В прошлом, при взгляде даже на самый мимолетный, не скрытый времен порез, оставленный здесь эпохи тому назад, Хаджар немедленно погрузился бы в длительную медитацию — настолько глубокие мистерии застыли на кромке лезвий тех, кто тренировался здесь.

Да чего уж там — если бы не три сотни лет тренировок на пути до Врат Бессмертных — и Хаджар тоже бы если бы и не начал медитировать, то нашел бы оттиск вдохновения.

Теперь же и сам генерал обладал силой меча, превосходящей многие и многие ступени мастерства даже тех, кто обитал в стране Бессмертных.

Он миновал останки домов, безмолвными скелетами легшими на землю, укутанные эфемерной почвой, лишь старающейся казаться рыжей землей, обрамленной лентами трав. Хаджар миновал простой общий дом, далекий от помпезности дворцов и богатых крепостей. За столько веков жизни, генерал научился отличать здания даже по их фундаменту.

Ему не требовалось видеть Дом Ярости Клинка воочию, чтобы ощутить ту скрупулезную аскетичность, что пестовалась здесь в идущих по пути Дома.

Детоубийцы? Те, кто раз за разом уничтожал Семена, что заботливо взращивал дом Золотого Неба, снискав славу и уважение по всей стране?

Почему-то это не укладывалось в разуме Хаджара. Та Тень бессмертного в горах Балиума… она не только отринула устои и пожертвовала собой, чтобы обучить Хаджара и передать тому свои честь и достоинства, но и скрыла все детали и факты от своего ученика, что могли бы столкнуть того с намеченного пути.

Генерал не встречал того Бессмертного при жизни и даже не знал его имени, но за свою жизнь он мог на пальцах пересчитать сколько еще он встречал столь же достойных воинов.

Хаджар продвигался все глубже, пока посреди руин не увидел осколок скалы, явно поставленный здесь в столь давние времена, что даже в краю, где песок из часов никогда не опускался в нижнюю чашу, этот осколок скалы покрылся мхом и вереницами щербатых морщин.

Генерал подошел ближе и, присмотревшись, увидел сотни и тысячи порезов от мечей, сабель, кинжалов, топоров. Они сплетались в сложной паутине отметин, оставленных каждым из тех, кто когда-либо носил эмблемы дома.

Хаджар подошел ближе и дотронулся ладонью до камней и тут же резкая вспышка боли взорвалась где-то около