О театре, о жизни, о себе. Впечатления, размышления, раздумья. Том 1. 2001–2007 - Наталья Казьмина

11 декабря

Телеканал «Культура», документальный фильм о цензуре.

Среди прочих опрошенных, конечно, «больше всех пострадавший» А. Смелянский. Говорит даже вдохновенно и с некоторым пафосом: «Когда нет цензуры, становится сразу ясно, кто разговаривает с Богом, а кто (пауза) занимается своими земными делами». Судя по всему (раз позволяет себе это говорить), он причисляет себя к первым? Как-то он поблек даже в устных выступлениях, которые когда-то казались блестящими. И были. С его умением насмешничать, держаться свободно, ввернуть вовремя редкую цитату… Правда, если ты его слушал часто, понимал, что цитаты те же самые, и шутки записные. А сейчас он очень провинциально выглядит. И говор, и пафос, и даже вроде бы ироничность – все, как у преподавателя Горьковского пединститута. Не более того. Куда уж ему до П. Маркова, В. Виленкина или Е. Радомысленского, чьи места он занимает и занимал.

* * *

Телеканал «Культура». Передача о реж. А. Могучем перед показом его «Школы дураков» по роману С. Соколова (Театр-фестиваль «Балтийский дом» и «Формальный театр»).

Парадоксальное – простодушное даже – невежество, почти как у Серебренникова. В спектакле, может, поэзии чуть больше. «Я сначала стал делать свой театр, а уже потом начал становиться режиссером». «Какая цель у вашего спектакля?» («ORLANDO FURIOSO» по роману Л. Ариосто). – «Нам надо было выехать в Европу».

Сделан спектакль абсолютно прагматично. Чтобы продать себя, продвинуть. Это поколение, во всяком случае, по работам судя, не знает боли. Или боли – мелкие. В его представлении «наша эпоха адекватна эпохе Возрождения» (?). По тому, что показали, «Орландо» – спектакль, сделанный обыкновенным режиссером массовых зрелищ, только образы иные, чем в советские времена, но столь же громоподобные. Огня много, дракон летающий, одна большая экспозиция. Они все на первый придуманный образ тратятся, а дальше дыхалки не хватает. «Школа для дураков» – явное влияние «Зеркала» Тарковского, «Умершего класса» Кантора. Спектакль озвучен голосом ребенка. Это трогательно: ребенок и кошка в театре – сильный, хотя и опасный прием. Не только Могучий, но и Бутусов, и другие, музыкально прилично образованны. Но ни своего языка, ни своей идеи нет.

* * *

«Фауст», реж. Б. Юхананов (российский режиссёр. С 2013 года – художественный руководитель электротеатра СТАНИСЛАВСКИЙ), в помещении театра А. Васильева.

Перед занавесом типичный клоун в черном котелке и длинноносых ботинках показывает публике фокусы и вытаскивает людей из зала. Из шариков-сосисок делает фигурки. Ощущение, что метод физических действий (камень преткновения для его учителя) ему не знаком: текст идет отдельно, паузы обставлены с подобающей торжественностью: художник все-таки – Ю. Хариков. Голубой шар, вроде как земля, на четырех подпорках, наверху кадильницы и ладаном пахнет нестерпимо (подстава учителю; см. реплику Фауста о «несносном ученике», школяре). Ангелы с бутафорскими крылышками (нелепые, толстые и маленькие люди, чрезвычайно серьезные, отчего создается комический эффект), в золотистых париках. Хор девушек в левой кулисе. Торжественная замена голубого шара на черный плюшевый. Земля погрязла в грехах?

Масса не разгадываемых, вызывающих недоумение символов, чувство ненужной многозначительности. Бог является на велосипеде, обсиженном кошками, почти Куклачев да еще говорящий с одесским акцентом (в «Вишневом саде» он играл Яшу). С помощью все того же клоуна кошки тоже показывают фокусы: кувыркаются, лазают на столбы, ходят через ноги – «воротики». Мефистофель появляется тоже на велосипеде (повторять прием, то есть жевать – типичный фокус Юхананова, всегда длинно, но невнятно), да еще в спортивных тапочках с белой подошвой. Да! У всех грим на лицах, набеленные – это самое простое, есть желтые и синие, у Мефистофеля – цвета родимого пятна. Много монологов сохранено – но не играют, а читают сидя. Для этого тогда уж потребен актер масштаба Козакова, чтобы это было не скучно.

Все монологи Фауста – сидячая лекция о том, как надо жить. Статика полная, жестикуляция дилетантская. «Жалок тот, кто копит… хлам». Метод физических действий у него не работает: действие отдельно, а текст – отдельно. Посреди действия (повтор из «Сада») у кого-то в зале звонит мобильный. Человек говорит громко, сначала выходит за кулисы, потом на сцену. Тут только мы понимаем, что это подсада. Христос, увидев это, «какими б горькими слезами перед толпою зарыдал».

Чувство эстетического, желание стиля Юхананову знакомо, но иногда – такая безвкусица. Ощущение, что он не способен через театр выразить свои мысли. Омоложение Фауста – пластически изображенная трепанация черепа, потом разрезание грудной клетки. При этом Мефистофель бегает мыть руки и напевает «А я иду, шагаю по Москве». Смешно. Но совсем непонятно.

* * *

«Облом off», автор и реж. М. Угаров, Центр драматургии и режиссуры А. Казанцева.

Когда назовешь болезнь, становится легче. Диагноз Обломова: «Илья Ильич в последней стадии». Диагноз не только поставлен, но и исход болезни ясен. Наверное, восприятие этого героя будет меняться от времени. От жесткости игры В. Скворцова. С балкона – беспомощная мелодия аккордеона. О. в шерстяных носках. В 1-м акте – в самурайском халате, во 2-м – в белье. Сидит под столом, у него там домик. «Я в домике. Нечестно меня салить». «Я не мужчина, я – Обломов». Длинная смешная сцена с «волчком», препирательства с Захаром на тему «что ты сказал?». Здесь обыгрывается фраза «а х… его знает».

Таганковская стена в рытвинах, освещенная светом. О. размеренно говорит: «Дроби придумали арабы». Тоска от полученного из деревни письма. «Что такое “щел”. Должно быть, смерть». О Захаре – «азиатская душа», может, поэтому в костюме намек на восток. На вопрос Штольца: «Как жизнь?» следует ответ: «Жизнь трогает». «Где человек? Где его цельность? Ни у одного – покойного взгляда». Допытывается у Ш., его посыльный спит в жаре или холоде. Ш. объясняет, что личное его не касается. «Нужно знать только свое дело. Чтобы завтра было похоже на вчера». «Добрые люди живут, зная себя».

Обломов (у Ольги) похож на невоспитанного ребенка, дерзит, препирается. Не умеет притворяться. После «Каста дива» вдруг совершенно меняется, пробуждаясь к любви. Описывает ее так – сухость во рту, щемит сердце, приметы точные. Человек живет на диване. Воли к жизни нет. Не видит смысла в суете. Депрессия? Ольга: «Вас как будто гонит кто-то». – «Стыд». Самое смешное, что доктор включился в игру про «домик», вспомнил, про игрушечного коня у себя в шкафу.

Обломовщина заразительна. Душевные болезни заразны. «Я уже прошел то место, где была жизнь». Тоскующий взгляд, трет переносицу. Его занимают странные вопросы: зачем все исполнилось? А как знать, чего желать? Не может поверить даже в свое счастье. Глаза на мокром месте. «Встретился нечаянно, попал по ошибке» к Ольге. Захотел – и на тебе, это не для русского человека. Лучше довольствоваться малым и жить тоской о главном – несовершенном. Называет себя ошибкой. «Любовь, привитая, как оспа». Его чухонка, в отличие от Ольги, приняла его таким, как есть. Он получил покой, но какой унылый. Сцена, когда чухонка толчет корицу в ступке с пестиком. Просто-таки эротическая сцена. Умирает «как будто бы украдкой».

В финале диагноз облатынен: «тотус» – цельный человек, «остальные ни-то, ни-се». Но это не позволяет выжить. «Такой жить не может». На стуле О., разбитый параличом. Длинная сцена, когда жена, раздражаясь, кормит его из ложечки, моет, он неопрятен. Глаза С. наполнены слезами. Хороним лучшее в себе. Его выход не выход. Когда кончается спектакль, Ш. и доктор делают над головой домик – в память о друге. То же делает и кое-кто в зале – в знак солидарности.

2003

«Ощущение бороды» К. Драгунской, реж. О. Субботина, Центр драматургии и режиссуры А. Казанцева.

Смешная и остроумная аллегория современного мира на примере одной отдельно взятой деревни. Много примочек типа сообщения «Радио России» о сестрах-близнецах – Жене Григорьевой и Лене Морозовой, интересующихся судьбой Долорес Ибаррури (с 1942-го – руководитель Компартии Испании, 1895–1989). Студийная нечеткость почерка. Но – нет многозначительности, есть теплота и юмор, сострадание к людям. Аллегория жизни, которую, как трафарет, можно наложить на любую современную ситуацию. Это и есть ощущение бороды.

В тексте зашифрованные цитаты, в частности, чеховские: раздается странный звук, похожий на вой, и продвинутая литераторша из Москвы спрашивает, не звук ли это лопнувшей струны или сорвавшейся в шахту бадьи. Можно разминать эти смыслы К. Драгунской (автор пьесы) в свое удовольствие, тем более, что Субботина понаставила колышков по дороге. Ориентиров масса. С одной стороны, первое ощущение, что перед нами бедный студийный реалистический театр, потом – абсурдистская драма. Играют вместе с чтением ремарок, то есть, легкое проживание роли и тут же взгляд на себя со стороны. История о том, как из ничего началась гражданская война в одной отдельно взятой деревне.