Брак по-тиквийски 6. Жизнь после смерти (СИ) - Натали Р.

— Ко мне? — слегка опешил он.

Ей необходима сила для голема. Если из Хэнка не получилась жертва, это еще не значит, что у него нельзя взять силу. Тереза посмотрела ему прямо в глаза.

— Вы ведь этого хотели, Хэнк. Я теперь ничья. Почему бы и нет?

Главное — не растворяйся в удовольствии, учила Шерирайзен Агелфае Деторн. Оставь удовольствие ему, тогда тебе достанется сила. Контролируй процесс.

Фиг тут проконтролируешь! Терезу словно вихрь смёл. Только что они стояли под ливнем — она с ножом, он с монтировкой. Мгновение — и она лежит, придавленная голым животом к не остывшему еще капоту легковушки, Хэнк сзади, и капли не долетают до разгоряченных тел, испаряясь в полете. Она попробовала отстраниться, поменять положение, но Хэнк блокировал все попытки пошевелиться не в нужном направлении, держал ее железной хваткой, словно боялся, что она ускользнет. Ни влево, ни вправо, вот и крышка хваленому контролю. Она застонала. Да гори все синим пламенем! Наслаждаться так наслаждаться.

Вот только где теперь брать силу? Придется тратить свою.

Монтировку так и не нашли. Нож Тереза подобрала, он лежал у колеса. Обтерла, вдохнула-выдохнула, набираясь решимости.

— Одеться не хочешь? — спросил Хэнк.

— А смысл? — Она дернула плечом. — Все равно потом придется одевать мой труп.

— Чего? — У него глаза полезли на лоб.

— Не мешай, Хэнк. И ничему не удивляйся. Просто помоги мне потом.

— Когда?

— Сам увидишь.

Она полоснула себя по ладони. Зачерпнула мокрую глину, обильно полила ее кровью.

— Я, Тереза Ильтен, своим именем даю силу голему и произношу формулу власти…

Могу ли я теперь называть себя Ильтен, мелькнуло в голове. Она отбросила дурацкую мысль. А как еще? Мало ли что диктуют традиции, она не отказывалась от фамилии. Она сосредоточилась на формуле.

Хэнк смотрел завороженно, забыв о том, что хотел найти монтировку. И о том, что мокрая майка нещадно холодит спину. Непонятные слова звучали властно, движения выверены. Того гляди, сейчас разверзнется земля. Ну, или хотя бы дождь прекратится.

Но нет. Воздух слегка задрожал, падающие струи изогнулись, будто охватывая чье-то тело, на глазах обретающее плоть. Тереза вдруг низко наклонила голову, взявшись обеими руками за виски, зашаталась, опустилась на одно колено, не поднимая головы.

Хэнк тотчас оказался рядом. Поддержал, не дал упасть.

— Тебе плохо?

— Нормально, — выговорила она непослушными губами, дрожа от накатившего холода. — Так и бывает.

Он завернул ее в свою куртку, прижал к себе, пытаясь согреть.

— Почему тебе плохо? Что ты сделала?

— Ее. — Она скосила глаза.

Он обернулся и чуть не выронил Терезу, не держащуюся на ногах. Там, на земле, лежала еще одна. Как настоящая.

— У меня больше нет сил, Хэнк, — сказала первая Тереза. — Одень ее, пожалуйста. И посади за руль.

— Она сможет вести машину? — удивился Хэнк. Совсем немного: на сегодня лимит удивления он уже превысил.

— Нет. — Тереза слабо покачала головой. — Она сможет лишь погибнуть вместо меня.

Хэнк крякнул и больше вопросов не задавал. Неумело, но старательно натянул на молчаливого двойника Терезы мокрое белье, платье, плащ, всунул ноги в туфли. Втащил голема в кабину, усадил в кресло, расположил ноги на педалях, а ладони — в захвате на рулевом колесе. Тереза привалилась спиной к легковушке. Стоять не могла — в глазах темнело; Хэнк снял с машины запаску и подтащил, чтобы она села, иначе оставалось бы только свернуться клубочком в грязной ледяной луже. Следуя руководящим указаниям, Хэнк завел внедорожник и дотолкал его до обрыва. Недокрутив последний оборот колеса, джип ухнул вниз, с грохотом перевернулся несколько раз, что-то там заискрило, пошел дым…

— Что теперь? — Хэнк повернулся к Терезе.

— Теперь я еду на дачу, — прошептала она; сил говорить в полный голос не хватало. — Как и собиралась.

— На чем? У тебя больше нет машины.

Она молча указала глазами на легковушку Хэнка.

— Э, это моя!

— И чему это противоречит?

Зохен знает что! Он подал ей руку, но встать не удалось. До машины ее пришлось нести.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Саквояж мой не забудь!

Он сходил за саквояжем, оставленным на дороге, кинул на заднее сиденье.

— Осторожней, — пробормотала Тереза, кутаясь в его куртку, вполне тянущую на короткое пальтишко по отношению к ее размеру. — Там чайник.

Зачем она возит с собой чайник? Хэнк пожал плечами, установил запаску на место и развернул машину. Внизу уже знатно полыхало, пламя боролось с дождем практически на равных. Надо надеяться, вода все-таки одолеет, и огонь не перекинется на рощу.

Внутри машины было тепло — не слишком, но гораздо теплее, чем на улице. А самое главное — почти сухо, если не считать той воды, которую они занесли при раскрывании дверей и с одеждой. Мерно тикал счетчик, зеленовато светились цифры на приборах. Обессилевшая Тереза то ли задремала, то ли провалилась в забытье. Пришла в себя оттого, что Хэнк хлопал ее по щекам, сильнее и сильнее, начиная волноваться — хлопок, вернувший ее в сознание, был практически затрещиной.

— Ну, хвала небесам, — пробурчал он. — Приехали. Выйти сможешь?

Она снова закрыла глаза. Он понял: не сможет. Поднялся на крыльцо, отпер дверь, занес Терезу внутрь. Вернулся за саквояжем с зохеновым чайником — ведь как пить дать, погонит его за своим добром, когда очнется.

— Холодно, — невнятно пробубнила она, не открывая глаз.

Лучше всего была бы горячая ванна, но в ванне ее в таком состоянии не оставишь, утонет и не заметит. Он устроил ее в кресле, обложив подушками, чтоб не упала случайно, завернул в плед. Налил в таз теплой воды, сунул ей под босые ноги.

Она нагнулась, пытаясь нашарить край тазика. Так было лучше — кровь прилила к голове, темные вихри перед глазами немного прояснились. Но пальцы не слушались.

— Сиди спокойно! — шикнул Хэнк.

Она почувствовала, как горячие руки растирают ей ступню и окунают в обжигающую воду, а потом — вторую.

— Водку будешь? — Хорошее средство при переохлаждении; когда доисторическое чудище, названное позже терезией гигантской, перевернуло их лодку, они грелись именно таким образом.

— Нет. — Тереза, не разгибаясь, держалась за виски, словно боясь: отпустит — и изображение в глазах опять пропадет. — Надо поднять давление. Чай, кофе…

Перед губами очутилась кружка крепкого черного чая. Она отпила. Сладкий до невозможности, но это правильно.

— Ты бледная, как смерть. Давай кисти разотру.

Хэнку давно уже было жарко. То машину толкай, то Терезу носи туда-сюда — волей-неволей взмокнешь. Почему она не может согреться? Он сделал еще чаю, подлил в таз горячей воды. Тереза наконец села почти без поддержки, но здоровый румянец никак не возвращался.

— Мне нужно лечь, — проговорила она.

Хэнк снова поднял ее на руки. Вдруг вспомнилось: Анджей до сих пор был единственным, кто носил ее в постель на руках. Она обхватила Хэнка за шею. Силы на нуле, захочет — вывернется. Не захотел, конечно, не совсем дурак же. Рухнул на кровать вместе с ней, освободившейся рукой расстегивая так и не просохшие брюки и раздвигая ей бедра. Быстро стало тепло, и кровь в висках застучала резвее. А силу она опять упустила. Ну никакой возможности избежать наслаждения, когда тебя жестко фиксируют и не дают отползти. Ни с одним из прежних мужчин Тереза не чувствовала себя такой беспомощной. И вроде бы обидно, но, похоже, именно в беспомощности крылась невыносимая сладость. Вот только сил совсем не было. Она уснула прямо в объятиях, не дожидаясь окончания процесса.

— Полдень уже, — сказал Хэнк.

В окне белел дневной свет — не солнце, но и не мрачные грозовые тучи. Хэнк стоял рядом в халате, выбритый и отвратительно бодрый.

— Ты вставать будешь?

— Нет. — Она уткнулась лицом в подушку, облапив ее обеими руками. Теплое тяжелое одеяло заботливо обнимало ее, и вылезать из-под него не было решительно никаких причин и — что полностью с этим гармонировало — абсолютно никакого желания.