Мургаш - Добри Джуров

правильно.

ГЛАВА ВТОРАЯ

1

— Соте, почему ты танцуешь с моей девушкой?

Сотир делает шаг вперед и отвечает через плечо:

— Откуда мне было знать об этом, Добри? В другой раз ты меня обязательно предупреждай.

В глазах его прячется усмешка. А глаза девушки темнеют, между бровей пролегает морщинка.

Это та самая девушка с Красной поляны.

Впервые я увидел ее в прошлое воскресенье, когда мы устроили встречу вместе с рабочими резиновой фабрики ППД и текстильщиками из Подуяне. На Красной поляне я был в широких морских брюках и в чужом пиджаке. Однако всем, да и мне самому было наплевать на то, как я одет, пока не появилась она, высокая и стройная, словно сошла со страницы журнала мод.

Я посмотрел на нее — она почему-то пряталась за спины подруг. Поймав за руку одну из наших девчонок, я показал глазами на незнакомку:

— Кто такая?

— Она наша текстильщица.

— А чего это она так вырядилась?

— А сам-то на кого похож?

Я посмотрел на себя: хорош! Пиджачишко жмет в плечах. Штаны ширины необъятной. Голова — под нуль. За три дня, до того как нас выпустить, начальник тюрьмы приказал всех постричь наголо.

Я не стал навязываться. Приглашал танцевать ее подруг, а с ней и словом не обмолвился.

Ненка, видимо, заметила это. Улучив момент, подошла ко мне и спросила:

— Что, понравилась наша Лена?

— Кто она такая?

— Наша девушка. Хорошая…

В следующее воскресенье должен был собраться актив подуянских текстильщиков. Должны были присутствовать и наши представители. Собрание предполагалось провести в доме у Ненки и Невены на улице Юндола. Будто невзначай я спросил у Ненки:

— А что, Лена тоже придет?

— Конечно!

В субботу, получив недельную зарплату, я отправился прямо в магазин. Денег хватило только на гольфы и ботинки, но и это было уже кое-что.

На другой день я пришел на собрание одним из первых. Ребята и девчата стали уже собираться, а Лены все не было. Я уже подумал, что она не придет, но как раз в этот момент Лена явилась вместе с Ненкой, которая вела ее за руку, как маленькую. Сотир завел патефон и, пока я раздумывал, уже пригласил Лену танцевать. Тогда я встал перед ними и спросил:

— Соте, почему ты танцуешь с моей девушкой?

Разумеется, это не лучший способ знакомства, но мне почему-то хотелось, чтобы она с первого дня знала, что я думаю о ней, как о своей девушке.

Когда Лена и Нанко отправились вместе в совет профсоюза, Ненка схватила меня за руку:

— Слушай-ка, Добри! Лена совсем молодая, только что вступила в наши ряды. Смотри, не обижай ее, а то как бы нам не пришлось видеть ее здесь в последний раз!

Ненка строго смотрела на меня.

— Ты же сама сказала, что девушка она хорошая, что она наша?

— Ну сказала.

— Так какого дьявола… Ты что меня не знаешь?

2

Из сливенской тюрьмы я вышел 27 августа 1938 года. На прощание товарищи дали мне адрес, заставив повторить его несколько раз: портновская мастерская Ивана Бонева, улица Регентская.

— Придешь к Ивану — тот скажет, что надо делать…

Прибыв в Софию, я отправился по указанному адресу. Мастерскую нашел очень быстро и стал прохаживаться возле нее. В помещении работали две молодые женщины, там же находился какой-то мужчина, видимо клиент. Я решил подождать, пока он уйдет, отошел в сторону, достал газету и начал читать, время от времени поглядывая на дверь.

Потом я вошел в мастерскую. Одна из женщин подняла голову и вопросительно посмотрела на меня.

— Это мастерская Ивана Бонева?

— Она самая.

— А где хозяин?

— Нет его дома.

— А когда вернется?

— Не знаю. Он в провинции.

— Видите ли, я приехал из Сливена и хотел бы передать вашему хозяину большой привет от друзей.

«Из Сливена» в то время звучало как пароль. Там в тюрьме находились почти все политические заключенные.

Глаза женщины подобрели, но она по-прежнему строго спросила:

— А как тебя зовут?

— Добри Маринов…

— А мать?

Вопрос был неожиданным, но я ответил просто:

— Гана.

Тут женщина окончательно преобразилась, мягко улыбнулась, подала мне руку. Голос ее звучал ласково:

— Ну здравствуй, Добри! Милости просим! — Затем она обернулась к подруге: — Боянка, это сын тети Ганы — Добри. — И уже ко мне: — Это моя сестра Боянка, жена Ивана. А меня зовут Иванка.

Мне подали стул. Видя мое недоумение, женщины поспешили объяснить, что зимой по дороге ко мне здесь, у Ивана Бонева, останавливалась моя мать.

— Тетя Гана говорила, что тебя выпустят к первому сентября… А Иван действительно уехал в провинцию. Какой-то тип все крутился около нашего дома. И потому мы решили, что ему лучше уехать на несколько дней. Да и мы, честно говоря, когда увидели, что ты околачиваешься под окнами, решили, что и ты из этих…

Иванка улыбнулась виновато:

— Не сердись… Сам знаешь, какие времена…

Спустя некоторое время мы разговаривали так, будто знали друг друга всю жизнь.

— Что же ты теперь собираешься делать?

Что тут можно ответить? Ведь именно для того я и пришел сюда, чтобы узнать, что мне делать… Перед тем как попасть в тюрьму, работал в вулканизационной мастерской. Но теперь там, конечно, места для меня не было. Да и жить мне было негде.

В этот момент дверь с шумом отворилась, и в комнату вошел черноволосый худощавый парень с живыми проницательными глазами.

— Ты-то нам как раз и нужен! — воскликнула Иванка.

— Карачора всегда на посту, — засмеялся парень и посмотрел на меня.

— Это Добри. Он только что из тюрьмы. Надо ему помочь.

— Здорово! — протянул он мне руку. — Где работал раньше?

— В вулканизационной мастерской.

— Хорошо. А теперь будешь работать у нас на ППД. Хозяин получил большой заказ и сейчас ищет рабочих.

— А как с квартирой? — спросила Боянка.

— В Кантон Вуте.

Дело было улажено. Иван Карачора, по-видимому решив, что все в порядке, уселся на стул и спросил:

— Ну рассказывай, как «там»?

Я стал рассказывать. Говорил целый час. Наконец Иванка встала:

— Ладно, для рассказов еще будет время. Забирай-ка человека и веди устраивать.

Через полчаса мы с Карачорой вошли в большой фруктовый сад. Хозяин построил в саду маленький домик из двух комнат. Сам он жил в городе и одну комнату сдавал внаем: ему и деньги шли, и было кому присмотреть за садом и гонять ребятишек из соседнего квартала, охочих до ягод и яблок. Рядом с домиком стоял кантон — небольшая трансформаторная будка. На стене кто-то нацарапал углем: «Кантон Вуте». Отсюда получил название