Бог-без-имени (СИ) - Кокоулин Андрей Алексеевич

— Прыгай! — крикнул незнакомец.

— Да-да, — кивнул Фьольвир.

Но ноги больше не шли. Они казались чужими, неподъемно-тяжелыми и не желали гнуться. Фьольвир переступил ими и свалился на задницу.

— Все, незнакомец, — сказал он. — Прости.

В ответ безликий спутник Фьольвира пожелал ему частых совокуплений с темными порождениями Хэнсуйерно, потом предложил убираться к вахенам и что есть силы застучал топориком по остаткам бляшки.

Фьольвир раскинул руки.

Под звон топорика и костяной хруст он смотрел, как из завитков тумана над ним проступает лапа чудовища, как нацеливает прямо в грудь свой загнутый коготь, как слегка оттягивается, чтобы набрать стремительную силу. Дальше смотреть было незачем. Фьольвир закрыл глаза. Здравствуй, Тааливи…

— Ф-фууу! — сказал незнакомец, шумно опускаясь рядом. — Успел!

— В смысле? — спросил Фьольвир, не спеша открывать глаза.

— Добрался до нервного узла.

— И что теперь?

Незнакомец хлопнул спутника по животу.

— Плывем, арнасон! Плывем на Коггфальтаддире, крушителе кораблей, морозном ужасе, одном из созданий Хэнсуйерно. Правда же, он был в дурном настроении, когда делал это чудище. Глупое, жадное животное.

— Хэнсуйерно?

— Чудище, арнасон. А ты, честное слово, хуже вахена, хотя хуже их некуда. Почему перестал прыгать?

— Устал, — сказал Фьольвир.

— Ты же вроде ватангером плавал, — сказал незнакомец, — тяжелая работа, насколько я знаю.

— Это другое.

— Ну да, ну да, тебе бы в Тааливисто. А я думал, что мы договорились. Не хочется мир спасать?

— Я же помогаю.

— Эх, арнасон, — вздохнул незнакомец, — знал бы ты с мое, вприпрыжку бы по воде за кааряйнами побежал. Понимаешь, все, все умрет.

Фьольвир помолчал. Он хотел сказать, что не чувствует себя живым и поэтому ничего не понимает в ценности жизни, но спросил другое:

— А этот Коггфаль…

— Коггфальтаддир?

— Да, он. Он за нами сюда приплыл? Ну, то есть, убить нас?

Незнакомец фыркнул.

— По-моему, более очевидных закономерностей не бывает. Мы плывем, что-то плывет нам навстречу.

Фьольвир открыл глаза.

— А сейчас он не тонет?

— Нет, течение как раз отнесет его туда, куда нам надо.

— Это куда? — чуть повернул голову Фьольвир.

Незнакомец повернул голову в ответ. На пустом лице проступила улыбка.

— К Хельматьйодифьорду. Оттуда до земель кааряйнов будет всего день пути.

— Они ведь не просто к нам пришли?

— Нет.

— Из-за тебя?

Незнакомец не ответил. Туман редел. Сквозь него то и дело проглядывало небо в лоскутах высоких серых облаков. Само небо было цвета старого одеяла, как-то выданного из запасов Фьольвиру и Хейвиске, как молодой семье. Многажды стиранное, сотни раз битое о камни, он растеряло весь свой изначальный цвет и имело странный изжелта-голубоватый оттенок. Вот и небо было таким.

— А как тебя зовут? — спросил Фьольвир.

— Никак, — ответил незнакомец.

— Не может быть.

— Унноме. Так меня звал Йорун. То есть, безымянный. А когда был в хорошем настроении, звал Унномтюром. Безымянным богом.

— Почему?

— Настроение хорошее.

— Нет-нет, — сказал Фьольвир. — Почему тебе так и не дали имени?

— А я был никто.

— Даже не бог? — удивился Фьольвир.

— Какой там бог! — хмыкнул незнакомец. — Был бы я богом, хотя бы самым мелким… Но, знаешь, не свезло. Хранитель, слуга, бойцовая кукла…

— Это как?

— Это когда на тебя натягивают доспех, и ты бегаешь от Йорунова копья или Стергрунова меча, покуда удачи хватит. Такое не часто происходило, конечно, Офнир так вообще не любитель, но перепадало мне хорошо. Иной раз до Тааливисто в глазах. Сейчас вот думаю, может и хорошо, что не бог.

— А могли убить?

— Не знаю, — сказал незнакомец. — У меня, собственно, и тела-то нет. Это вот, — он приподнял руку, — чужое.

Они помолчали. Где-то внизу поплескивала вода. Было на удивление тихо, покойно. Фьольвир похлопал чудовище по твердым пластинам под собой.

— А Коггфальтаддир — сын Хэнсуйерно и Оккима-Лаити?

Безымянный незнакомец хохотнул.

— Что ты! Сыновья у них нормальные. Ну, по-своему. А это так, создание.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Неживое?

— Почему? Живое. Но не рожденное. Здесь большая разница.

— И как же его… ну…

— Создали? Очень просто. Берешь первоматерию, обжигаешь светом и тьмой и лупишь по ней молотом, что есть силы. Шучу. Там немного другой процесс. Но у Йоруна очень даже хорошо получается, а у Хэнсуйерно, честно говоря, не очень. У него сознание засмертным миром испорчено, все какая-то жуть выходит.

— Я сражался с некоторыми, — сказал Фьольвир.

— С кем?

— Ну, когда на эйке копил, мы с отцом много где работу искали. Нас часто брали охраной в обозы. Арнасонов охотно нанимают, мы — хорошие воины.

— По тебе не скажешь.

— Я действительно не лучший воин, — улыбнулся Фьольвир, вспоминая. — Не люблю мечом махать. Вот Эртин-щитолом или отец… Но ведь не спаслись. Почему ты не взял их

вместо меня?

— Только в тебе теплилось немного жизни, арнасон, — глухо ответил незнакомец. — Я брал, что есть.

— Как свое тело?

— Да.

— А знаешь, кто такие — эггвельснаке? Мы однажды сражались с эггвельснаке.

— Ни разу не слышал. Наверное, создания макафиков и прочих слуг. Йорун не очень-то следил за тем, что у вас творится. Он, в основном, по балансу. За мелкую нечисть отвечали местные божки, вот как твой Аттитойне. Не всегда они, конечно, могли справиться с бедой, и тогда в дело вступали боги постарше. Правда, понятия времени у богов с людьми разные. Вам — день, им — минута. Вам — год, им — несколько часов.

— А боги когда-нибудь отступались? — спросил Фьольвир.

Незнакомец вздохнул.

— Тебе соврать, арнасон?

— Нет.

— Боги любят все пустить на самотек. Увы. Даже самый упорядоченный Стергрун. Понимаешь, для баланса кроме уровней ответственности Йорун придумал героев. Какой-нибудь из людей получал толику божественной силы и навязчивый объект ее приложения. У того иного выхода не было, как пойти и навалять местному нарушению баланса. И если герой погибал, возникал новый с той же задачей. Так все решалось. Постой!

Незнакомец сел.

— Что? — спросил Фьольвир.

Поборов боль в ногах, он сел тоже.

— Я же недорассказал тебе про Телеотта! — сказал незнакомец и пробарабанил по шкуре чудовища. — На чем я остановился?

Фьольвир пожал плечами.

— Не помню.

— Про то, как Телеотт Фенлиль в шкатулку спрятал, рассказывал?

— Да, — кивнул Фьольвир и подтянул к себе мешок с уцелевшими продуктами, — кажется, в конце концов, шкатулка досталась Йоруну.

Он вытащил из мешка луковицу, соскреб ногтями верхние листья и вонзил в нее зубы так, что сок брызнул на бороду.

— Войца-пекку! — подскочил незнакомец. — Я тоже так хочу!

— Есть мясо и хлеб, — сказал Фьольвир.

Он подкинул мешок спутнику, а сам скрутил пробку с горлышка баккеля. Вода была студеная и, кажется, даже с кристалликами льда.

Какое-то время они подкреплялись, передавая друг другу хлебные ломти и куски жирной свинины. На пустом лице незнакомца сверкали глаза и проступали надувающиеся, набитые мясом щеки.

Туман скоро сошел на нет. Ледяное поле осталось позади, и простор северного моря открылся спутникам. Черная вода окружила Коггфальтаддира. Правда, по правую руку нет-нет и виднелись зубцы скалистого берега. Фьольвир посмотрел вниз с пупырышка головы, и увидел, как толкутся впереди чудовища остатки лодки. Волны словно пытались вонзить их в складки гигантского живота.

— Что там? — спросил незнакомец.

— Ничего, — ответил Фьольвир.

— Так вот, о шкатулке, — встал рядом незнакомец. — Когда Йорун на одной из пирушек рассказал о ней собравшимся, некоторые сразу положили на нее глаз. С просьбой одолжить эту шкатулку на время кто только к Йоруну не подходил. Начистоту: верховному богу прочим богам, пожалуй, и предложить нечего, у него все есть, а нет, так будет. Но, знаешь, все равно предлагали, и себя, и чудеса, и диковины, и людей, и земли. Как ты понимаешь, во многих божественных головах сложилась простая комбинация — поместить всех в шкатулку и править единолично и безудержно.