Бог-без-имени (СИ) - Кокоулин Андрей Алексеевич

— Знаешь ли, — наконец произнес он, — когда-то давно для спасения мира в локальных концах света, которые в большей степени происходили от самих же богов, Йорун придумал героев, которые были плотью от плоти этой земли, только наделялись некоторыми особыми способностями. Я уже объяснял, но ты, видимо, туговат на ухо. Бывает. Эти божественные способности давали героям возможность предотвратить обрушение сущего во тьму и избавляли Копьеносца от того, чтобы все исправлять самому. Ну, и всех остальных избавляли тоже.

Фьольвир лег снова.

— А почему Йорун не желал или не хотел спасать мир сам? — спросил он.

— В защиту Йоруна я скажу, что он не то, чтобы не желал или не хотел кого-то спасать, а в большинстве случаев просто не мог этого сделать.

— Он же бог, — сказал Фьольвир.

Незнакомец легко стукнул его по голове.

— Ты сначала дослушай. И не перебивай. Что может Йорун, если он с вахенами воюет? Что могут его братья, если они там же? Но ты-то требуешь спасать мир здесь и сейчас, и тут же крик поднимаешь, если это «здесь и сейчас» не происходит.

— Я не… — начал было Фьольвир, но незнакомец воздел руку с растопыренными пальцами, призывая к тишине.

Снег падал, ветер сносил его в сторону. Дурная птица над Коггфальтаддиром нарезала широкие круги, словно следила, чтобы он не повернул обратно к острову.

— Я не про тебя конкретно, — сказал незнакомец. — Но мольбы и обращения к Йоруну, думаешь, до него не доходят? Ведь хуже чесотки! То стоны, то упреки! Помоги, Йорун! Убереги, Йорун! Как же так, Йорун? Ну и проклятия, само собой. В сердцах, понятно, но приятного все равно мало. Да. И я вот думаю, что все мелкие божки были измыслены Йоруном, чтобы по всяким пустякам на вас не отвлекаться. Им молились, с них и спрашивали. Это я, кажется, тоже уже говорил.

Он помолчал.

— Да. А Йорун как бы над. Ну, не отвечать же ему, в самом деле, за неурожай где-нибудь в Йолендолле или за лавину, не вовремя закупорившую перевал в горах? Согласись, с божественной высоты Йоруна это не стоит даже взгляда мельком. Какой-то неурожай и какая-то лавина! Его уровень — это…

— Баланс.

— Хм. Баланс… Да, баланс и глобальные проблемы.

— Как вахены?

— Как вахены. Как изначальная тьма. Или как Хэнсуйерно с его периодическими попытками извести весь род людской. Могу тебе сказать по секрету, что Хэн спит и видит, как количество мертвецов в его армии превышает количество живых воинов в армии Копьеносца.

Незнакомец фыркнул, видимо, находя это смешным.

— Так мертвых и так больше, чем живых, — сказал Фьольвир.

— Нет, мой дорогой арнасон. Большинство мертвецов э-э… мертвы, пока их помнят те, кто живы. Для таких, конечно, существует и Тааливисто, и общее место, и пиршественные столы. Потом… Потом случается потом.

— Мертвецы умирают совсем?

— Увы. Превращаются в пепел, в золу, в песок, в первоматерию. В общем, в материал, из которого Хэнсуйерно выпекает своих чудовищ. Так что мертвецов мало, арнасон. Ты-то всех ли своих людей помнишь?

Фьольвир задумался.

— Всех, — твердо сказал он. — Детей, может быть, не всех. Но взрослых — всех.

— Это пока.

— Погоди, — сел Фьольвир, внезапно осипнув от страшной догадки. — Значит, если я умру и помнить обо мне станет некому, то я не попаду в Тааливисто?

Снег на лице незнакомца разъехался кривой улыбкой.

— Ты — кто, арнасон? — спросил он.

— Фьольвир Маттиорайс, — ответил Фьольвир.

— Пффф!

Звук, изданный незнакомцем, говорил о том, что Фьольвир хоть тысячу раз может повторить свое имя и фамилию, но ни на шаг не приблизится к пониманию, кто он такой.

— Я — Фьольвир Маттиорайс, — нахмурился Фьольвир.

— Дубина ты, — беззлобно сказал незнакомец. — Ты — герой. А у героев свои отношения с посмертным миром. Не беспокойся. В Тааливисто ты точно попадешь. О героях, видишь ли, и боги помнят.

— Только что ты говорил, что не знаешь, герой я или нет, — пробормотал Фьольвир.

Спутник потянул его вниз, заставляя опять устроиться во впадинке. Когда Фьольвир лег, тот надвинулся и, словно делясь секретом, перешел на шепот:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Я, вообще-то, надеюсь, что ты герой. Но здесь как? Некоторые условия соблюдены, а некоторые нет. Остается надеяться, что ты все-таки герой. Мы должны попытаться. Хотя боги… ну и божественная поддержка…

Вглядываясь в пустое лицо, Фьольвир зашептал тоже:

— Меня убьют в первой же стычке. Я не слишком опытный воин. Против одного может и выстою. Но если двое или трое… или топор и щит…

— С этим я помогу.

— Как?

— Вселюсь в тебя, арнасон. Все-таки биться меня учили Йорун и Стергрун.

— Ты сказал, что они били тебя.

Незнакомец кивнул.

— Это тоже учеба, арнасон! И по поводу вмешательства или невмешательства Йоруна. Вот представь, что тебе в палец впилась заноза. Чтобы избавиться от нее, у тебя есть игла и есть молот, которым, в лучшем случае, ты оттяпаешь палец вместе с занозой, а в худшем случае — лишишься кисти. Так вот игла — это герои. А Йорун — это молот. Молотом, знаешь, если бить от всей души, можно сковырнуть города и поселения, даже этого не заметив. Так что нет, оставим Йоруну — Йоруново. У него — свои задачи и вахены. У нас — свои. Все? Я удовлетворил твое любопытство?

— А кааряйны? — спросил Фьольвир.

— Они сейчас под властью Мтага, — сказал незнакомец. — Я как раз хотел объяснить, а ты меня сбил. Да, хотел объяснить. А! Вот что. Области, где скоро появятся герои, как бы известны загодя. Это можно ощутить. Это как затишье перед бурей, понимаешь? Еще ничего не произошло, а Утойя уже вывела нить судьбы. Я это чувствовал, Мтаг это чувствовал. Четыре места было, где я мог найти героя, и всюду Мтаг был первым. Ихиль, Мегмо-Эсса, Джавараххан и твой Бьеннтестад. Всюду слуги Мтага прошли мечом, предупреждая появление героя. Ведь если все люди в селении мертвы, некому стать героем. Ничего не рождается из пустоты. Необходимо хотя бы зерно. Так что миру повезло с тобой, арнасон. Только ты спать не хочешь.

— Но ведь если…

— Спи!

Спи. Легко сказать. Фьольвир посмотрел в спину незнакомца и отвернулся сам. Шкура Коггфальтаддира затемнела перед глазами. Вблизи она вся была в трещинках и серой шелухе. Фьольвир от нечего делать подцепил отставшее пятнышко ногтем и неожиданно оторвал целую ленту омертвевшей кожи. Тьфу, гадость! Это напомнило ему о собственных ранах, и он, задрав везинг, долго водил ладонью по правому боку, по рубцам, а потом через штаны пытался угадать, где сидела стрела. Даже ногу переменил, потеряв уверенность. В этой сидела? В той? Ничего уже не чувствовалось.

Он вдруг подумал, что умер. Кааряйны все же убили его. Подумал, что не все в Тааливисто попадают на лодке. Некоторым, и ему, в том числе, видимо, уготован окольный путь. На чудовище. С сопровождающим. То есть, с проводником. Знать бы только, в чем причина его провинности.

Или это награда?

В историю со шкатулкой Телеотта Фьольвир не то, чтобы верил. Предполагал, что нечто подобное могло быть. Только незнакомец зачем-то выставил богов недалекими, обуреваемыми страстями существами. Один от жены бегает, другой мировую злобу затаил из-за проигранного соперничества. Люди-то понятно, но боги? Боги! У них вахены в дверь стучатся.

В сказаниях, конечно, тоже странностей хватало. Стергрун вот скалу расколол зачем-то. Йорун в борова превращался. Супруга Хэнсуйерно спала с тремя сотнями воинов. Еще птицеголовых истребили из-за того, что они служанку, ваэ-кири, из дворца украли. Украли двое, и чуть ли не по любви, а истребили братья в великом гневе всех. Теперь хоть обыщись птицеголовых, вряд ли найдешь.

Но то сказания, в них люди богов себе ближе делают, а поступки их, в силу скудного ума, как поняли, так от старших к малым и передают. Может, правды в сказаниях не осталось уж вовсе, все переврано и переиначено. Надо бы, пожалуй, расспросить спутника, что было и чего не было. Так ведь тоже…

Фьольвир стер с лица сыпнувший из-за складки снег, пожевал губами, съежился, чувствуя холод. Так ведь тоже, продолжил он мысль, не очень-то любит своих хозяев Унномтюр. Шпыняли его, наверное, почем зря. Хотя вот отец Фьольвира шпынял, гонял, один раз даже так палкой по лбу треснул, что дерево удара не выдержало, и ничего. Фьольвир готов хоть сейчас родителю в ноги упасть.