Предатели - Ирина Костевич

— И что, — кулон?!!

— Тот самый. «Шомэ». Сердечко со шнуровкой.

Глава 10

Оказывается, Светке не нужно было по магазинам. Это она меня в ювелирный для наглядности завела. Уходить с пустыми руками из салона, где нас угощали, было неловко.

— Давай хоть… ну, пакетик у них купим…

— Пакеты отдельно не продаются. Ты кого стесняешься? Они — обслуга. Это их работа. Ты что, обслугу стесняешься, что ли?

В моем активном лексиконе нет слова «обслуга». И мне всегда неловко. Вот почему я не люблю ювелирные магазины и прочие «непростые» места.

Притормозив у кофейни, Света роется в сумочке:

— М-м… Карточку забыла. А налички нет. Ты кофе хочешь?

А, похоже, про путевки в Малайзию — брехня. Как-то попроще стало.

— Пойдем, угощаю.

— Хотя кофе здесь не айс… но, ладно уж, с одного раза не отравлюсь!

— Что дальше-то было?

Дальше Светка рассказывала путано и уклончиво, все время упоминая подписку о неразглашении. По наводке юной помощницы полицейских подвал под фитнес-клубом проверили, каналы, по которым кулон попал к девушке-уборщице, пробили.

Выяснилось, что земляк с другом попросились пожить. Отказывать землякам не принято, тем более, где десять, там и двенадцать. «Братья» приносили сахар, масло и макароны. Ну, а «сестренке» подарили от щедрот какой-то кулончик. Девушка очень удивилась, когда в полиции ей сказали, что это золото, но только белое.

Преступников вскоре поймали. Душегубы, гнушаясь низкооплачиваемой работой, грабили и лишали жизни даже за малость. Их рук делом оказалось и убийство пожилого человека из-за старого мобильного телефона.

А с владелицы кулона они сняли дорогую норковую шубу, драгоценности, вырвали из рук сумку. Жертва закричала, стала звала на помощь, и это решило ее участь. Непонятно, что делала несчастная в этом, чужом для нее, районе ночью… но — что случилось, то случилось.

— По крайней мере, ни детей, ни мужа… И то хорошо… — завершила Света.

— Страшно как… Ну, и тебя в полиции наградили…

— О, да! И на руках носили, и коньяком поили, местным — мэ-эрзость. «Светочка-Светочка, наша Света лучше всех!» И ведь, что характерно, правы!

— Слушай… а почему эта марка, «Шомэ», такая считается?..

— Так ведь еще жене Наполеона основатель марки, ювелир по фамилии Шомэ, украшения делал!

— А жене Гитлера не делал? — вырывается у меня помимо воли.

— При чем тут?

Эх, ладно уж:

— Ее звали Ева Браун…

Молчит. Долго молчит. Потом лупит со всей дури кулаком по столику, кофе выскакивает из чашек…

— Убью гадов!

Потом хмыкает:

— Но вот что в минус — фитнес-клуб закрыли. За нарушения. И деньги за абонемент теперь с них фиг выбьешь. Я так чувствую.

* * *

Маму я застала во дворе нашего дома за таким делом, которое даже от мамы не ожидала. Она стояла на табурете и меланхолично отмывала кованую решетку окна нижних соседей. Если прибавить, что мы с соседями не ладим из-за того, что иногда их подтапливаем, картина выглядела не то что дикой — абстрактной.

— Мам, ты чего?

— Они злятся. Говорят, голуби все испачкали.

Теперь понятно. К нам на подоконник прилетают обедать (завтракать и ужинать) голуби. Мама их различает, дала имена. Есть Какао и его жена Мраморная башка. Прилетал одинокий голубь Рентген, антрацитово-серый, с белесыми размывами на кончиках крыльев. Недавно познакомил нас со своей молодой изящной супругой. Голуби никогда не меняют пару, хранят верность всю жизнь. А еще у этих птиц строгая иерархия — молодым не дают есть те, кто старше, бьют и прогоняют. И то ласковое «гуль-гуль», что мы слышим из-под крыш, вполне может быть звуковым оформлением жестокой драки. Маме все это очень интересно. А о страданиях соседей она как-то не задумывалась.

И вот соседи возмутились, решетку велели вымыть, а голубей больше не кормить.

— Все равно кормить буду, — бурчит мама. — Обыватели! Зато я рассказ хороший написала.

— Про голубей?

— Нет, про поселок.

Вот те на! А я думала, у нее уже прошло. Мы даже договорились с Борькой не напоминать — нам сейчас и Калининграда хватает…

— Неси табурет домой. Я уже все. Сейчас рассказ читать буду!

— Есть хочу!

— Что за люди! Одним голуби мешают, другим муки голода жить не дают… Иди, там цыпленок с тимьяном в духовке.

Вы не поверите: когда мама разделывает на кухонном столе какую-нибудь очередную уточку или курочку, голуби, столпившись на подоконнике и жадно вытянув шеи, наблюдают сквозь стекло за процессом. Прямо студенты-медики в анатомичке. Сначала мама стеснялась птиц, потом махнула рукой:

— Уж таков наш безумный мир!

Но все же, открыв форточку, торжественно пообещала голубей без крайней нужды не есть.

* * *

Внезапно вернулся папа, и они с мамой умчались заполнять какие-то там анкеты на выезд, которые в одиночку не заполняются. А потом домой приплелся из школы Борька в весьма дурном настроении.

Когда я ему сделала замечание, вякнул:

— Что, дура, депрессию подняла?

Тут же получил за неуважение к старшим «сушняка» в плечо.

Включил все телевизоры, комп, магнитолу, микроволновку, лампы по всей квартире и вообще все, что только можно, и стал проводить опыт. Поспорил с одноклассником. Тот хвастался, что живет в новом доме и там надежная электропроводка. И дразнил Борьку, что в нашем «сарайчике» чуть что, и пробки вылетают. Братец решил доказать, что дом у нас хороший.

Пробки вылетели. Мы сидели в сумерках, а Борька продолжал заунывно гундеть:

— Все равно. И дом хороший. И район. И город. И республика…

Ну, не хочет уезжать человек. А я, даже если мне что-то здесь нравится, стараюсь найти в этом и негатив. Я не буду мучиться от тоски в далеком Калининграде! Пусть уж лучше здесь будет плохо и еще хуже — мне это только на руку. И если этот придурок выбрал себе подружку — очередного «сантехника» в розовой куртке «Адидас» и с рэпчиком в наушниках — то так ему и надо!!!

Кстати, если когда-нибудь его встречу, надо сделать такое сочувственное лицо и сказать: «Ну, вот, видишь — даже ты, и то хоть кому-то пригодился».

Братец утверждает, что знает, где надо что повернуть, и свет в квартире загорится вновь. Но я запрещаю ему подходить к счетчику — боюсь пожара.

Главное, и родителям не позвонишь: единицы кончились. Ладно, дождемся. Хотя Боре не завидую…

— А давай песни петь! — предлагает он.

И вот мы уже поем-поем, и про «две собаки под окном», и «моя любовь на пятом этаже», и даже гимн республики на казахском… Начинает лупить чем-то железным по батареям злобная соседка снизу.

— Что это?! — вздрагивает братик.

— Баба Валя бесится.

— Не-ет, на кухне…

— Что… что на кухне? — я перехожу на шепот, так как, кажется, понимаю…

— Две-ерца от буфета…

Я подскакиваю на диване и визжу от страха.

Довольный кабан Боря потирает шкодливые копытца.

Глава 11

Все-таки идею съемок фильма о городе жаль. Еще сильней жаль, что у меня нет камеры — давно бы сняла сама. Зато есть Интернет! Пишу: «Кто с камерой? Давайте сделаем киношку о городе». Игнорю Юлю, сообщившую «заборчиком»: «КаМеРа ЕзТь!»

Неожиданно объявляется Виктор. Тот самый, друг этого… Предлагает помощь. Точно, как же я о нем не вспомнила, он и на репетиционку с камерой однажды приходил. К тому же, с Виктором будет весело.

Договорились на ближайшее воскресенье. Снимем шесть моих любимых объектов и шесть — его. Надеюсь, дождя не будет.

Насчет любимых объектов решила посоветоваться с родными. Но… Борю спрашивать бесполезно: «Мой родной город — самый лучший! Весь!» Мама сегодня не слишком уравновешенна. Находится в режиме «инопланетянки».

— Таня, конечно же, наши церкви. А что еще? Не барахолку же снимать…

Я разозлилась. Мама бывает совершенно разным человеком. Вполне вероятно, что вчера она властно сказала бы «Горы. Исключительно — горы!», а завтра может весело пропеть: «Зеленый базар, „Сити-центр“ и Metro. Обожаю!»

А вот папины вкусы не меняются. Я точно знаю, что он любит. И еще уверена, что, если уж заведет сагу про уничтоженные «мамбетами» (так у нас называют агрессивных и бескультурных выходцев из сельской местности) места своего детства, то остановится нескоро.

Вот и думай — а стоит ли советоваться?

Но что хочу снять я? Вспоминала-вспоминала, и сама удивилась. Оказывается, именно то, что, как считала, наскучило до мозолей на глазах.

Свою улицу. Да весь квартал, где мы так весело проводили время с друзьями детства. Магазин, в котором ежедневно что-нибудь покупаем. Дорогу в школу. Даже саму школу! И, конечно, нашу квартиру. Но сначала подъезд, эти деревянные ступеньки, такие высокие и странные, что их (по маминой, конечно, наводке) даже для одного фильма художественного снимали. Но кино — это кино, а то, что сниму я — другое дело.