Россия в канун войны и революции. Воспоминания иностранного корреспондента газеты «Таймс» - Дональд Маккензи Уоллес

выехать в четыре часа; а поскольку мне хотелось бы немного поспать до этого момента, я вынужден попросить вас немедленно удалиться. Вы имели право остановить меня на границе, но вы не имеете права приходить и беспокоить меня здесь, и я непременно доложу о вас куда следует. А свой паспорт я не отдам никому, кроме законной полиции.

Далее последовали долгие дебаты о правах, привилегиях и вообще о жандармерии, в ходе которых мой оппонент постепенно смягчил свой командный тон и попробовал убедить меня в том, что уважаемый орган власти, к которому он принадлежит, – это всего лишь обычная ветвь администрации. Должен сказать, что, несмотря на его явное раздражение, он ни разу не вышел за рамки вежливости и, казалось, сам был не вполне уверен в том, что имеет право препятствовать моим передвижениям. Когда же он убедился, что не в силах уговорить меня отдать паспорт добровольно, он ушел, и я снова лег отдыхать; но около получаса спустя меня вновь потревожили. На этот раз явился офицер регулярной полиции и потребовал мои «документы». На мои вопросы о причине всей этой суматохи он очень вежливым и извиняющимся тоном ответил, что ничего не знает о причине, но получил приказ арестовать меня и вынужден подчиниться. Я передал ему свой паспорт при условии, что мне выдадут расписку и разрешат телеграфировать британскому послу в Санкт-Петербург.

На следующее утро я телеграфировал послу и весь день с нетерпением ждал ответа. Мне разрешили гулять по деревне и в ее ближайших окрестностях, но я этим разрешением особо не воспользовался. В деревне в основном жили евреи, а они в этой части света обладают поразительной способностью собирать и распространять информацию. Уже к раннему утру там, пожалуй, не осталось ни единого мужчины, женщины или ребенка, которые бы не слышали о моем аресте, и многие из них испытывали вполне естественное любопытство и желание поглазеть на пойманного полицией злоумышленника. Не очень приятно, когда на тебя смотрят как на злоумышленника, поэтому я предпочел сидеть у себя в комнате, где не без удовольствия проводил время в компании моего друга, который любезно оставался со мной и подшучивал над хваленой свободой британских подданных. Самым неприятным во всем этом деле была неизвестность – кто знает, сколько дней, недель или месяцев я мог просидеть под стражей, и насчет этого даже полицейский не решался строить гипотезы.

Арест мой прекратился раньше, чем я ожидал. На следующий же день, то есть примерно через тридцать шесть часов после ночного визита, полицейский принес мне мой паспорт, и в то же время телеграмма из британского посольства сообщила мне, что центральные власти приказали меня освободить. Впоследствии в ответ на мои настойчивые просьбы объяснить причину столь бесцеремонного обращения министр иностранных дел заявил, что власти располагали сведениями о том, что будто бы примерно в то же время границу должен был пересечь человек с таким же именем, как у меня, и большим количеством фальшивых банкнот, и меня задержали по ошибке. Должен признаться, что это объяснение, хотя и данное официальным лицом, показалось мне скорее изобретательным, чем убедительным, но я был вынужден принять его за неимением лучшего. Позже мне опять не посчастливилось привлечь к себе внимание тайной полиции, но об этом случае я пока помолчу до тех пор, пока разговор не пойдет о моих отношениях с революционерами.

Судя по всему, что я видел и слышал о жандармерии, я склонен полагать, что тамошние служащие по большей части вежливые, хорошо образованные люди, которые стараются как можно безболезненнее выполнять свои малоприятные обязанности. Однако надо признать, что обычно к ним относятся с подозрением и неприязнью даже те, кто сам боится революционной пропаганды, обнаруживать и пресекать которую входит в особые обязанности жандармерии. И это не должно нас удивлять. Очень многие убеждены в необходимости смертной казни, но при этом мало кто не испытывает сильной антипатии к палачам.

Единственное эффективное средство против чиновных злоупотреблений – это поставить администрацию под контроль общества. Это многократно доказано в России. На протяжении многих поколений все усилия царей по противодействию злу при помощи хитроумных бюрократических приемов оказались совершенно бесплодны. Даже железной воли и колоссальной энергии Николая I не хватило для достижения этой цели. Но когда после Крымской войны произошло великое нравственное пробуждение и царь призвал на помощь народ, глубоко укоренившееся, упрямо цепляющееся за жизнь зло сразу же сошло на нет. Какое-то время мздоимство и вымогательство практически исчезли, да и с тех пор так и не восстановились в прежней мере.

Нельзя сказать, что сегодня административное управление безупречно, но оно несравненно чистоплотнее, чем в былые времена. Хотя общественное мнение уже не так влиятельно, как в начале шестидесятых, все же оно достаточно сильно, чтобы пресекать множество злоупотреблений, которые во времена Николая I и его предшественников встречались так часто, что уже примелькались. По этому поводу я еще выскажусь ниже.

Если в империи царей процветают административные злоупотребления, то не из-за недостатка продуманных законов. Пожалуй, ни в одной стране мира нет более объемного законодательства, и в теории не только чиновники, но даже и сам царь обязан подчиняться установленным законам, подобно нижайшим из его подданных. Это один из тех нередких в России случаев, когда теория довольно-таки отличается от практики. В реальной жизни император может в любой момент отменить закон так называемым высочайшим повелением, а министр – «толковать» закон в своих циркулярах, как ему заблагорассудится. На это часто сетуют даже сторонники самодержавной власти. По их мнению, законное самодержавие сильного царя – прекрасный институт для России; они возражают только против произвола безответственных министров.

Поскольку англичанину может быть трудно представить себе, как законы могут приниматься без парламента или какого-либо иного законодательного органа, я вкратце объясню, каким образом русская бюрократическая машина издавала их до учреждения Думы в 1906 году.

Если министр полагал, что тому или иному институту из числа находящихся в его ведении требуется реформа, первым делом он представлял императору официальный доклад по этому поводу. Если император соглашался с министром касательно необходимости реформы, он приказывал назначить комиссию для рассмотрения этого вопроса и подготовки подробного законопроекта. Комиссия бралась за работу, на первый взгляд, весьма основательным образом. Для начала она изучала всю историю данного института в России с древнейших времен, а точнее, слушала эссе на эту тему, специально подготовленное по такому случаю каким-нибудь чиновником, который питал вкус к историческим изысканиям и обладал приятным литературным стилем. Следующий шаг, если воспользоваться выражением, часто встречающимся в протоколах